Игра знамёнами. Часть первая: «Крамола земная»

Сын не в отца пошёл лицом.
Но страшным для врага бойцом.
Он стал. Меч быстр его и буен нрав,
И ярость синяя в глазах.

Это был Волх – незаконный сын Всеслава – свирепый витязь, один из лучших его полководцев, и, по слухам – оборотень.

Как будто подтверждая мысли Олега, тот поднёс ко рту сложенные ладони и повторно издал тот зловещий протяжный вой. Рядом с всадником выросло ещё несколько десятков фигур. Подхвативших и многократно усиливших его звериный клич.

От этого звука Олегу захотелось убежать как можно дальше, и забиться в какую-нибудь глубокую нору.

Юноша ждал, что вот сейчас Волх выедет в долину, выводя за собой дружины. И бой продолжиться. Однако тот опроверг ожидания, как будто растворившись в несуществующем тумане. Скорее всего – нырнул вместе со своими воями обратно в холмы.

Так значит, пока полуденное войско было отвлечено на Менск, рыжий волк действительно готовил ему удар в спину! Это позволило бы запереть лишённые обоза дружины Соколовичей в небольшой долине, под стенами хорошо укреплённого города. Да ещё и с сильным гарнизоном. То есть практически без шансов на спасение.

И этот, надо признать, здравый план практически осуществился. Войско пришельцев теперь действительно оказалось заперто. Было только одно но – город теперь находился в их руках. Что в корне меняло ситуацию. За это стоило благодарить запальчивость Всеславова первенца. Решившего, что сможет без помощи отца и сводного брата разгромить лучших полководцев полуденных земель. И опрометчиво отошедшего от стен Менска.

Чем мастерски воспользовались отец и дядья Олега.

Надо признать – удалось им это удивительно вовремя.

Менск

Сколь разнообразно и многогранно всё сотворённое богами, так и люди, живущие под небесным куполом, так же на диво не похожи друг на друга в своей глупости и заблуждениях.

А уж обычаи так и вовсе – один дурнее другого!

До чего бобровичи живут не по закону – и дома у них на сваях, и одеваются едино – что мужи, что жёны, но менчане и их в этом, пожалуй, переплюнут. Это ж надо такое придумать – молоко на печи греть! И пить его вместо сбитня! И кому только такое в голову пришло? И как утвердилось?

Да ещё и гостям его подносить совести хватает. Вместе с хлебом своим кислым, в который они какие-то травки добавляют. Ни то ни другое в рот не возьмёшь – жуткая гадость!

А про дома в два поверха в городе и сказать срамно! А уж жить в них… И ладно бы нижний – жилой, а верхний – клети да повалуши. Или как у степных народов – верх под жильё, а низ – для скотины. Но и то не так… Здесь, в Менске, на каждом поверхе в доме по целой семье живёт. Нет чтоб за стену лишние дома вынести – проще друг-другу на голову гадить! Не иначе с варварских княжеств обычай добрался. Там, бают дома в городах и в три, и в четыре поверха ставят. А кал человечий прям по улицам течёт пополам с помоями. И не срамно у дикарей нравы перенимать? Одно слово – незаконный народ.

На их фоне бобровичи так просто – образец житейской правды. И молоко хорошо скисляют, да и в недавней сече под стенами здорово помогли. Когда эти болотники узнали что полуденное войско идёт на Менск, сами напросились участвовать в походе. Жители города оказались их старинными врагами. Поэтому добровольцев набралось не меньше двух сотен. Их определили в засадный отряд к Ярополку, который выходил к городу окольной дорогой, через рощу. Там, на деревьях, они сели в засаде. А когда вои Снежаны, Вепря и Дуная уходили через лесок из мешка, который им устроили полуденные дружины, бобровичи здорово их пощипали. Били в упор острогами да расстреливали из луков. Положив в общей сложности до полусотни лютвинов и полочан.

Всего же в той битве враг потерял убитыми и пленными почти три сотни доброй гриди. Кроме того – несколько десятков кметей, да неизвестное число горожан-ополченцев. Которых никто даже не подумал считать. Полуденное же войско лишилось девяти десятков тяжелооружных и полусотни легкооружных воев.

Да-а-а – славная была победа!

Олег оторвал взор от панорамы узких менских улиц, которая открывалась из окна главной вежи городского детинца, и обернулся в залу. Та постепенно наполнялась князьями и воеводами, призванными на большое совет. Его решено было провести, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.

Она пока оставалась парадоксальной. Разгромив противника в битве, да ещё и практически бескровно захватив хорошо укреплённый город, взятие которого правильной осадой потребовало бы больших жертв, войско-победитель фактически оказалось в ловушке.

Западня имела высокие стены, и была хорошо защищёна от нападения. Но сути это не меняло. Всеслав со своими сыновьями перекрыли оба выхода из долины. На полуночном укрепился сам рыжий волк, на полуденном – его сын Волх. Атаковать любого из них означало неминуемо получить удар в тыл с противоположной стороны. Не делать ничего означало в ближайшее время познать все прелести голода. В городе больших запасов продовольствия не оказалось – их хорошо подчистили сами полочане. А собственного обоза Соколовичи лишись всё в той же недавней битве – на него наткнулись вои Всеславова первенца, и не преминули воспользоваться таким подарком.

Впрочем, нет худа без добра. Быть может то время, которое они потеряли потроша походные сани, как раз и позволило полуденному войску одержать победу. Ведь не случись такой задержки, Волх мог оказаться в тылу у Соколовичей раньше, чем в бой вступил его старший брат, и тогда исход сражения, скорее всего, был иным.

Собравшиеся на совет кучковались вокруг большого резного стола, который стоял в центре светлицы. Тот и вправду был достоин внимания – его столешница являла собой настоящее произведение искусства. Неизвестный мастер вырезал её из драгоценной чёрной ольхи, покрыл лаком, украсил металлами, финифтью и самоцветами. Но главная ценность была не в этом – она довольно точно воспроизводила полуденную часть Полочанского княжества – как раз ту, где они сейчас находись. Серебряные дорожки обозначали реки: по краям стол окаймляли широкий Славутич и куда менее полноводный Немун, центр пересекали узкие Птичья, Берёзовая и Виляйка. Полированная яшма изображала густые леса, медвяно-бурый оникс – болота. Большие дороги были выложены янтарём. Городки и крупные веси обозначали квадратные или круглые вставки из солнечного камня – полупрозрачного золотистого опала. Города изображали золотые пластины, покрытые драгоценной перегородчатой финифтью. Таких было всего пять. Рисунок на каждой изображал герб владельца. В самом центре, в обширной чаше долины, образованной расступившимися холмами, располагался самый крупный из них – Менск. На этом кругляке мастер с ювелирной точностью изобразил летучую мышь на бежево-синем поле. Относительно недалеко от него – за двумя гребнями холмов, лежал другой город – куда меньший по размеру, с крылатой колесницей – гербом матери Роговолда Снежаны. Судя по всему, это был Ижеславль. Он стоял на той же речке, что протекала в окрестностях Менска. Олег напряг зрение, вглядываясь в резы, выгравированные на узенькой серебряной дорожке. Она называлась Виславица. Остальные города были разбросаны по разным краям карты. На закате – почти на самом краю, лежал небольшой Островец – владение Дуная. На восходе Друцк – родовой город Вепря. Ближе к полуночи – Лукомль – вотчина Военега – набольшего полочанского воеводы. Об их принадлежности свидетельствовал цианово-синий фон пластинок и рисунки в виде печального витязя, клыкастого вепря и двойной секиры.

Олег поймал себя на мысли, что снова не может оторвать глаз от столешницы. За те несколько дней, которые войско пребывало в Менске, он успел изучить её буквально вдоль и поперёк. Но всякий раз, когда его взгляд даже случайно падал на это рукотворное чудо, он, помимо воли, начинал рассматривать его заново.

От созерцания княжича отвлёк отрок, поднёсший ему чашу со сбитнем. Ими обносили всех присутствующих. Братьев Соколовичей, их потомство и набольшего боярина Вышату потчевали из золотых кубков. Остальные довольствовались серебром.

Юноша взял свой сосуд и с удовольствием приложился к горячему питью.

Вкус оказался немного не тот, к которому он привык – травяной горечи было больше чем надо, а медовая терпкость наоборот – почти не ощущалась. Судя по всему, местные кухари ещё толком не научились варить это напиток. Но всё равно это было лучше, чем их нагретое молоко.

Меж тем великий князь начал воинский совет. Вокруг стола, кроме его самого, двух братьев – Святослава с Всеволодом, и Вышаты собрались ещё почти три десятка бояр и воевод. В том числе и Олегов пестун Колюта.

На целую голову над всеми возвышался могучий Дубыня – вожак первой дружины набольшего боярина, и его же незаконный сын. В недавнем сражении он счастливо избежал гибели под ударами полочан и благополучно пережил второе падение в овраг. Даже смог выбраться оттуда целым и почти невредимым. Не уберёгся он только от удара копытом в лицо, которым богатыря наградил один из коней его же дружинников. От смерти витязя спасла кованая личина и крепкие кости черепа. Теперь, правда, нос Дубыни был свёрнут набок и приобрёл ярко-лиловый оттенок, а верхняя часть лица представляла собой сплошной кровоподтёк. И если он раньше был страшен врагу своей силой и воинским умением, то сейчас, похоже, мог напугать любого противника одним лишь видом.

Кроме него из общей группы выделялся одетый в простую рубаху из белёного полотна бородатый муж средних лет – вожак примкнувших к войску бобровичей. Его сложное длинное имя Олег слышал несколько раз, но так и не смог запомнить. Поэтому про себя называл его Культяп – на шуйце у того не хватало двух пальцев.

– Что делать будем, дружина моя храбрая? – начал великий князь.

На фоне своих братьев – кряжистого сурового Святослава и высокого синеглазого Всеволода, смотрелся он довольно невзрачно – среднего роста, с одутловатым лицом, безвольным подбородком и брезгливыми губами. Под мутными глазами неопределённого цвета залегли глубокие тени. Потомка полубога в нём, не зная, кто он такой, и не будь на нём его роскошных одежд, можно было заподозрить разве что только по величавой осанке и надменному взгляду. Слова же он едва цедил – словно делая всем великое одолжение.

Олегу причина такой «усталости» была хорошо известна – накануне князь со своим ближником – боярином Гордеем, допоздна обсуждали какие-то дела. При этом оба активно угощались творёным квасом. Неудивительно, что голова у обоих наутро пошаливала. Впрочем, так старший потомок легендарного Сокола проводил почти все дни. Кроме тех случаев, когда был в походе.

– Мы сейчас здесь…

Поморщившись, великий князь отхлебнул из золотой чаши и поставил её на стол – в центр долины, образованной Буковыми холмами – рядом с пластиной, обозначающей Менск.

Олег досадливо скривился – горячий сбитень плеснул через край, залив лакированное дерево, янтарь и драгоценную финифть.

– А полочане здесь, и здесь.

Великий князь отобрал серебряные кубки у боярина Шигоны и у своего вчерашнего сочашника Гордея, имевшего такой же, как у него помятый вид. Одну он поставил к полуночи от Менска – возле Ижеславля, другую – к полудню – возле входа в долину.

– А может быть где-то ещё…

Старший Соколович снова болезненно поморщился. Возможно – переживая за стратегическую ситуацию. Или, скорее – от похмельных мук.

– Какие будут предложения?

Собравшиеся начали переглядываться. Первое слово, по традиции, принадлежало набольшему боярину. И он его взял. Как всегда – громогласно и не утруждая себя глубокими раздумьями.

– Да что тут рассусоливать – пробасил Вышата. – Выйти за стены и разбить рыжего волка. И на столицу его идти. Р-р-род его весь под корень…

На лицах присутствующих появились ухмылки.

Да уж… В недавней сече боярин показал, какой он лихой вояка. Едва всю свою дружину зазря не угробил.

А уж удирал-то как знатно…

– Очертя голову лезть не стоит, Вышата – подал голос Дружина – набольший воевода великого князя – старый, но всё ещё могучий витязь с седыми прядями на голове и в бороде. – Здесь мы – он указал рукой на Менск – как медведь в берлоге – Всеславу нас не достать. А выйдем, дуром на него полезем – он нас того и гляди в мешок возьмёт. Эти-то места он со своими сынами лучше нас знает. Ты и сам в этом убедился недавно…

Ухмылки на лицах собравшихся сменились откровенными усмешками. Ловко Дружина набольшего боярина по носу щёлкнул!

Тот намёк тоже понял и побагровел. Но вступать в пикировку с заслуженным воеводой не рискнул. Зато нашёл другой аргумент.