Дом Иова. Пьесы для чтения

Следователь: Занятно. (Задумчиво). Призрак, в смысле привидения… (Медленно идет по сцене, сцепив за спиною руки). Призрак, призрак, призрак… Но ведь это всего только суеверие, господин Брут… Суеверие и ничего больше.

Брут: И тем не менее, господин следователь.

Эпизод 10

Из бильярдной появляется Николсен.

Николсен: Я вдруг услышал, что вы говорите о призраке, господа, и не смог удержаться, чтобы не выйти… Еще раз здравствуйте, господин следователь… Похоже, вы уже в курсе?

Следователь: Боюсь, что все сведения подобного рода относятся к служебной тайне и не подлежат разглашению, господин корреспондент.

Николсен: С каких это пор призраки вдруг стали служебной тайной?

Следователь: С тех самых, с каких господин Брут любезно сообщил мне эту любопытную информацию, а я посчитал нужным присовокупить ее к материалам проводимого мною следствия.

Николсен: Между прочим, если бы вы захотели, то могли бы прочесть об этом в нашей газете еще три недели назад.

Следователь: По роду службы я не читаю никаких газет, кроме «Правительственного вестника», господин корреспондент. А в нем, слава Богу, о призраках пока еще ничего не пишут.

Николсен: Боюсь, вы отстали от жизни, господин следователь. О призраках теперь пишут везде, где только можно.

Брут (возвращаясь за стойку бара): Бабские сказки.

Николсен (укоризненно): И вы, господин Брут.

Брут: И я, господин Николсен.

Николсен: Ну, тогда скажите мне, почему эти бабские сказки в один голос рассказывают пять человек, которые утверждают, что видели призрак старого Дональда своими собственными глазами. И при этом рассказывают это так убедительно и с такими подробностями, что у меня нет никаких оснований им не верить?.. (Достает из кармана блокнот, листая его). Вот факты, с которыми не поспоришь… Мадемуазель Клиштер видела призрак старого Дональда, когда он преследовал ее два квартала, когда она возвращалась из церкви… Мадам Якобсен видела, как призрак заглянул к ней в окно в то время, когда она готовилась ко сну… Ночной сторож с французской фамилией, которая кончается на «жу», наткнулся на призрак, когда тот выходил из стены, окружающей городской парк.... А что вы скажите насчет Анны Шмидт, в которую призрак швырнул ее ночным горшком и попал ей прямо в голову, отчего у нее до сих пор еще не прошел кровоподтек?.. А господин Глюстрис Младший?.. А сестры Лопес?.. Нет, нет, господин Брут. Вы просто не хотите признать очевидные факты, против которых не поспоришь.

Следователь: А вы, оказывается, хорошо осведомлены, господин корреспондент. (Бруту). Не возражаете, если я посижу здесь со своими бумагами?

Брут молча показывает на свободный столик в глубине кафе.

Николсен: Похоже, господин следователь, вас тоже не миновал так называемый синдром призрака…

Следователь: Что такое?

Николсен: Удивительная вещь, господин следователь… Человек не верит ни в Бога, ни в черта и вдруг начинает бояться темноты, потом избегает оставаться один, а затем начинает оборачиваться на любой шорох и смотреть, не протягивает ли уже к нему руки какой-нибудь выходец с того света… Другими словами, к нему возвращается то, что делает его человеком, то есть, страх божий, о котором он уже давным-давно позабыл…

Следователь (раскладывая бумаги): Это не про меня, господин корреспондент.

Николсен: Как знать, господин следователь. (Подходя к стойке бара). Можно мне еще немного виски, господин Брут?

Брут (наливая): Вы заговорили сегодня прямо как наш пастор, господин Николсен.

Николсен: Когда молчат люди, то глаголят камни, лежащие у дороги… (Прислушиваясь). И, между прочим, не только они…

С улицы доносится вой собаки.

Брут (негромко): У-у-у-у… (Спохватившись). Что вы пугаете людей, господин корреспондент?.. Это воет собака Розенберга.

Розенберг: Точнее, скулит.

Николсен: Вы уверены?

Брут: У нас в городе есть только одна собака.

Николсен: Вы имеете в виду собаку боцмана?

Брут (негромко): Тьфу на вас, господин Николсен.

Долгая пауза.

Брут вновь занят посудой, Розенберг – шахматами, Вербицкий продолжает читать газету. Николсен со стаканом в руке, медленно идет от стойки к окну и затем садится на свободный стул, откинувшись на спинку и вытянув ноги. Из бильярдной доносятся голоса и удары шаров. Длится пауза.

Вербицкий (отложив газету, какое-то время сидит, глядя перед собой, негромко): Я все думаю, что вот есть же у нас в городе, слава Богу, своя пожарная часть. Небольшая, правда, всего из трех человек, но все равно, настоящая пожарная часть со всем, чему там полагается быть – с главным брандмейстером, со своей каланчей, с колоколом, телефоном и пожарной машиной. Потому что, как и везде, у нас тоже иногда случаются пожары, которые надо тушить, как например, в прошлом году, когда загорелся ничейный сарай с сетями возле старого маяка… И вот я думаю, а что, если наша пожарная часть вдруг сама загорится вместе со своей каланчей и пожарной машиной? Кто поедет тогда ее тушить, да и поедет ли вообще, вот вопрос?.. Но ведь кто-то же должен ее тушить, если она вдруг загорится?.. Верно?

Брут: Не думаю.

Вербицкий: И мне тоже, представь, стало в последнее время казаться, что никто ее тушить не станет… А знаешь почему?

Брут молчит, звеня стеклом.

Да, потому что царство, которое само в себе разделилось, не устоит. Так написано в одной книге, которую я читал так давно, что теперь даже не скажу в какой именно… Подумать только, как хорошо сказано. Царство, которое в себе разделится, не устоит… Это ведь не значит, что оно не устоит, потому что оно плохое или хорошее. А просто потому, что оно разделится и упадет, потому что пришло его время, и тут уж ничего не поделаешь. Фундамент потрескался, стены осыпались и покосились, стропила и балки сгнили, и все, что ему остается теперь, это упасть или сгореть… Жаль только, что я не помню в какой книге, это прочел.

Небольшая пауза.

Эпизод 11

Неожиданно громко из-за приоткрытой двери кухни раздается истошный визг Александры. На мгновение все присутствующие замирают, затем Брут, Вербицкий и Николсен бросаются в помещение кухни. Розенберг и Следователь поднимаются из-за своих столов. Одновременно на пороге бильярдной появляются Бандерес и Осип. Чуть позже, на верхней площадке винтовой лестницы показывается Тереза. Спустившись на несколько ступенек, она останавливается, наблюдая сверху за происходящим.

Бандерес: Господи, святой Боже!.. Что случилось?

Розенберг молча показывает на открытую дверь кухни.

(Подходя и заглядывая в открытую дверь). Что там, Брут?

Брут (появляясь в дверях): Ничего. (Возвращается за стойку бара).

Бандерес: Хорошенькое «ничего»… Я чуть в штаны не наделал от страха.

В дверях показываются Вербицкий и Николсен, которые ведут под руки до смерти перепуганную Александру.

Вербицкий: Ничего страшного. Бывает. (Бруту). Дай ей глоток коньяка, Брут. (УсаживаютАлександру на стул).

Брут молча наливает коньяк.

Александра: Простите меня, господин Брут.