Одно Целое

– Ничего, – говорю я Лене, – не берёт трубку.

– Твою мать! – выкрикивает она. – Только этого нам не хватало!

– Успокойся, я попробую ещё, – снова звоню, – абонент не доступен.

– Что делать будем? – растерянно спрашивает Лена.

– Подождём немного. Ключи здесь, не ушла же она просто так? – рассуждаю я.

– Костя, мне страшно и не по себе совсем от всего этого, – Лена озирается по сторонам.

– Мне тоже, но выбора у нас нет.

– Выбор всегда есть, даже когда его нет.

– Давай подождём.

Минуты тянутся как часы. Я смотрю на телефон, а он всё молчит и молчит. Лена смотрит в окно, нервно курит и никак не может успокоиться. В надежде упорядочить мысли и принять какое-то решение я то выхожу из машины, то сажусь в неё снова. Не помогает. Иду наугад по округе. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Ни в магазине рядом, ни в салоне красоты чуть дальше по улице. Случайные прохожие тем более не в курсе о куда-то девшейся из машины девушке. Через сорок минут ожидания раздаётся звонок. Я хватаю телефон. Номер Вики.

– Алло, алло, ты где?!! – кричу в трубку я, в ответ – молчание.

– Что там? – Лена нетерпеливо смотрит на меня.

– Ничего, – отвечаю, – тишина, и трубку повесили.

– Это уже совсем не хорошо, – Лена сглатывает слюну и смотрит на меня.

Я выдыхаю, не зная, что и думать. Телефон снова звякает. СМС. «Мне пришлось срочно уехать по семейным делам. Какое-то время меня не будет. Простите, что не смогла помочь. Рада была знакомству, поезжайте домой».

Глава 58

Невозможно сделать что-то важное на «чуть-чуть». Ты или влезаешь в это «по полной» или бросаешь навсегда. Слова перестают значить, когда они становятся просто словами. Зачастую все наши действия никуда не ведут, они – лишь фантазия иллюзорного мира, того, что мы сами придумываем и в котором живём. Поступки, может, и сильнее слов, но кто сказал, что они куда-то ведут? Решения принимаются спонтанно, а бесповоротные решения ещё и безрассудно. Кто мы такие, когда кто-то решает за нас? Кто мы такие, когда думаем, что сами принимаем решение? Может, мы – ищущие пути изгои, не достаточно приспособившиеся к жизни странники? Один хрен, не достаточно просто дышать, ходить, и не делать ничего, мешающего другим. Нужно почему-то всегда как-то спешить, от чего-то или куда-то бежать. Видимо, потому что движение – жизнь, и ты всегда или догоняешь, или убегаешь. А как понять догоняешь ты или убегаешь? Ведь то, за чем ты гонишься, само преследует тебя. Становится тем, о чём ты не можешь не думать, тем, без чего тебе уже никак. И вот получается, что не известно, кто за кем охотится.

Я завожу машину и аккуратно выезжаю на проезжую часть. Волнения нет совершенно, хотя я и не сидел почти за рулём с тех пор как получил права. Лена молчит, я смотрю на дорогу. Мы уезжаем. Мы наигрались во всё это. Уже чересчур. Мы к этому не готовы и не способны. Шпионские страсти нам не по зубам, да и не по душам вовсе. Мы хотим спокойствия и бури только чувственной и прекрасной. Мы перегорели, мы попросту заигрались в наши эмоции, в наши мысли. Мир рухнул, тот самый придуманный. И под его обломками, под его летящими кирпичами мы не смогли выстоять. Не смогли, потому что не захотели, не захотели, потому что испугались, а испугались из-за того, что не поняли. Не поняли ничего и плюнули, чтобы начать с нуля, начать заново. Все эти исчезновения, таинственные послания пусть идут нахрен. Самоубийства, дела, разборки, секты и прочее это всё пусть валит туда, откуда пришло.

– Так и уедем? – Лена прерывает молчание последнего часа.

– Мне не хочется участвовать в каком-то абсурде, – отвечаю я, смотря на дорогу в свете фар.

– Мне кажется они в опасности.

– Кто? Тамара, Серж, Вика, Вася? Ещё кто-то? Хочешь рискнуть жизнью, добыть разгадки?

– Зачем ты так? Я просто не знаю, что думать… Я устала, за последние полгода, мне кажется, я постарела лет на десять.

– Не нужно было никуда ехать, искать непонятных приключений с малознакомыми людьми. Теперь я это понимаю. Я хочу лишь сохранить то, что у нас осталось, так как того, что было уже не вернуть.

– Мы были счастливы, – Лена прислоняется к окну, подперев рукой подбородок, голова её чуть потрясывается от вибраций едущего автомобиля.

– Были и будем. Вспомни, с чего всё начиналось, мы были легки и беззаботны, мы изучали жизнь, ставили эксперименты, были свободны. А теперь мы озадачены, напряжены и, кроме того, подвержены опасности. Не нужно нам играть в героев. Давай снова станем свободными. От всей этой чуши недосказанности, междустрочия, от этой череды предательств.

– Не по себе как-то, – Лена отстраняется от окна.

– Всё это время мы переживали, нервно реагировали, додумывали, переосмысливали. А ведь всё просто. Тамара исчезла. Мы писали, звонили, искали и что? Да ничего, как бы там у неё чего не произошло в её миропонимании и жизнеустройстве, сказать-то она могла нам, как-то объясниться. Мы же не меняли ни адресов, ни телефонов, найти нас проще простого, но нет, тишина.

– Случилось что-то…

– Лена, случилось то, что стало не до нас. Может, стало наплевать, может от чрезмерной заботы. Но не до нас. А мы наивно думаем до сих пор…

– Ты так из-за Вики? Ведь так? – перебивает меня Лена, – ты думаешь, она исчезла, ушла, плюнула?

– Что ты перескакиваешь? – перебиваю теперь я.

– Да ничего, а вдруг её похитили?

– Да свалила она куда-то непонятно почему, как и Тамара тогда. Ни ответа, ни привета. Меня всё это достало, – повышаю голос я.

– Ты сам подумай, зачем ей просто убегать, оставив ключи, машину? Она могла написать нам ту же смс-ку и просто уехать. Мол, ребята, я тут подумала, что мне это не надо или типа того. Неужели тебе какая-то обида, вполне возможно, что и неправильная, незаслуженная, так глаза застит, что ты просто ослеп и обезумел?

– Наоборот, прозрел! Я от всего этого уже устал. Жизнь проще гораздо, хочу наслаждаться ею, хочу вернуть всё в нормальное русло. У них там свои дела какие-то, они все больше нас знают и могут, а мы с тобой мечемся то туда, то сюда, непонятно зачем. Мы стали частью игры какой-то в лучшем случае, а в худшем влезли во что-то нам не подвластное.

– Тебе совсем не хочется понять, что происходит?

– Мне хочется живым остаться и чтоб ты не пострадала, и выбраться из всего этого клубка, вот и всё.

Всю остальную дорогу мы ехали почти молча. Краски сгустились в какой-то непонятной мрачной гамме, слова не справлялись с нашими мыслями. Мы ссорились и ничего не понимали. Плутая по дорогам, мы с трудом пробирались по вечерним пробкам, навигатор то и дело заводил нас в тупик или не к тому перекрёстку, или к несуществующему проезду. Уже давно стемнело. Усталость и нервное перенапряжение формировали полную и беспросветную апатию ко всему вокруг. Наконец, мы отыскали дом, в котором жила подруга Вики. Мы остановились, я заглушил двигатель.

– Давай напьёмся сегодня? – проговорил я.

– Сама хотела тебе это предложить, – ответила Лена.

Глава 59

Прелесть детского восприятия заключается в Тотальной Надежде. В Вере во всё лучшее и прекрасное. Это неколебимое чувство не окрыляет, не придаёт смысла, оно успокаивает. За тебя, по сути, всё решают, и ты не думаешь о сверхзадаче, сверх проблеме. У тебя полно времени, хотя его совсем и нет. Тебе кажется, что его, этого времени, много, что ты всё успеешь, как только возьмёшь и постараешься. Потом ты также ведёшь себя, также как ведётся, искренне, открыто и с надеждой. Вот только задачи становятся всё жизненнее, приземлённее, и тебе всё меньше мечтается. Твои слова становятся другими, твои желания развращают тебя, приносят радость и медленно или быстро (в зависимости от желаний) убивают. Смерть мечты не так страшна, как смерть или уход близкого человека. Хотя, о людях мы рано или поздно забываем, а о мечте никогда. Если она не реализована, то мы – парализованы. У нас нет радости, нет скорби, нет трепета от прикосновения, всё серо и уныло, как дождливое второе сентября после яркого лета для почти каждого школьника или студента. Лето, конечно, может быть не ярким, но тогда второго сентября от этого ещё грустнее.

… Оттрубят фанфары, засияют фары

От машин пролётных, нервно окрылённых.

Все как в болоте, злобные, в работе.

Все мы – на излёте! Заебались – во те!..

– А кто это там возле магазина стихи читает? – спрашиваю я у кассира, пробивая виски и сигареты, ну и еду, что Лена положила в корзину.

– Это Семёныч, местная знаменитость, толкает своё искусство в массы, пугая прохожих, – отвечает мне лет сорока пяти кассирша, пикая продукты, – он тут соловьём заливается почти каждый вечер, пока или менты не заберут, или по башке не получит. Ну, или совсем, вдрызг не нажрётся, и сам утихнет на ближайшей лавке.

– Агрессивный? – интересуюсь я.