Обезглавленное древо. Книга первая. Айк

Айк тяжело вздохнул. В отличие от брата, для него работа в мастерской была сущим наказанием. Во-первых, там круглый год топилась большая печь и было невыносимо жарко. Во-вторых в тесноте, среди большого количества хрупких вещей, Айк становился неловким и неуклюжим. Дирхель говорил – как слон в посудной лавке. Айк видел слонов на картинках, но всё равно считал их нелепыми выдумками. Однако в том, что он бил посуды больше всех, сомневаться не приходилось.

Поэтому отец обычно сразу усаживал его в уголке, со ступкой, пестиком, и с кучей всего, что требовалось измельчить и растолочь. Такое времяпровождение не назовешь веселым. К тому же пока Айк корячился со ступкой, отец беседовал с Эйвором о более высоких материях, а старшего сына полностью игнорировал.

Ровно так же все было и в этот раз. Но сейчас Айк был рад возможности спокойно посидеть и всё обдумать.

Он не мог забыть те слова Джори. Насчет города.

Мысль о том, чтобы раскрыть эту тайну была, конечно, притягательна. Но что-то неприятно цепляло, царапало душу и Айк не мог понять, что именно. Вроде бы доводы Джори звучали убедительно. Никто никогда не запрещал Айку ходить в город. Два часа пешком – это ерунда. Выйти на рассвете, как отец всегда делает и…

И тут Айк понял, что ему так не нравилось во всей этой затее.

Слежка.

Пришлось бы следить за отцом, ведь Айк даже примерно не представлял, где находится город. Была дорога из деревни, но на ней обязательно с кем-нибудь столкнешься, а значит, это неподходящий путь. Отец, насколько знал Айк, предпочитал свои тропы. И если он заметит, что сын следит за ним…

Кровь бросилась в лицо Айку при этой мысли. Он даже близко не представлял, что отец может сказать или сделать в подобном случае и это как-то не вселяло уверенности. С другой стороны, он мог бы идти за отцом так тихо – веточка не шелохнется. А если в городе много людей, как рассказывал Джори, затеряться среди них будет легче легкого. Однако же…

Закончили работу в полной темноте. Эдвард отправил зевающего Эйвора спать, но Айк задержался. Медленно, осторожно поставил ступку на место и заширкал веником по полу.

– Иди, я уберусь, – сказал Эдвард. Он покачивал перед глазами стеклянный кувшинчик с темной, маслянистой жидкостью. Десяток разнокалиберных свечей бросали на стол и стены причудливые тени.

Айк поставил веник в угол. Взглянул на отца – жилистые руки с узловатыми пальцами, движения скупые, отточенные многолетней практикой. Правое запястье охватывала татуировка, наподобие плетеного браслета.

Интересно, откуда она у отца. Украшений он никогда не носил, так зачем ему татуировка? Ещё одна тайна…

Айк глубоко вдохнул, зажмурился на миг, как перед прыжком в воду и произнес:

– Отец… а почему деревенские так нас не любят?

Эдвард взглянул на него искоса и вернулся к своему занятию.

– Люди не любят никого, кто от них отличается. Мы сами ведем хозяйство, не нуждаемся. Многие завидуют нам.

– Да, но мы могли бы жить в деревне, – осмелел Айк, – ведь там…

– Там нет ничего хорошего, Айк, – резко перебил его Эдвард. – К чему эти вопросы?

Айка словно окатило ледяной водой, но он всё-таки пробормотал:

– Ты сказал однажды, что, когда я вырасту, ты расскажешь… зачем ты уходишь в город. Ну и вот… я подумал…

Слова его повисли в воздухе. Эдвард добавил в кувшинчик белого порошка и снова начал покачивать перед глазами, медленно и плавно.

– Ты слишком мал, – произнес он так, словно горло его сжимала невидимая рука.

– Но, отец…

– Я же сказал, еще не время!! – вдруг выкрикнул Эдвард, резко развернувшись к сыну.

Айка отбросило назад этим криком. Перепуганный до смерти, он прижался спиной к двери.

Эдвард оперся обеими руками о стол и тяжело дышал. Выпрямился, взглянул на Айка. Глаза его блестели в мерцании свечей, будто под слоем воды.

– Ты всё еще здесь?

Айк не помнил, как его вынесло вон. Очнулся в своей комнате, где, свесив ногу и руку с кровати, сладко спал Эйвор.

На следующий день Эдвард вел себя, как обычно. Но Айк не мог забыть его исказившегося лица и блеска глаз в полумраке мастерской.

Казалось бы, эта яростная вспышка должна была нагнать на Айка страху, и заставить навсегда отказаться от своей затеи. Но, как ни странно, она только усилила его любопытство.

Что-то есть там, в городе, раз отец это так ревностно оберегает! Ему даже изменило обычное самообладание. Последний раз это случилось в день смерти матери…

Айк кормил близняшек, чистил хлев, таскал дрова и воду, стирал, готовил, а мысли его были далеко.

Обычно если ему приходила в голову идея, он принимался за её воплощение в жизнь тут же, не откладывая. Отец уже обмолвился, что уходит в город завтра утром. Более подходящего момента, чтобы последовать за ним, и не придумаешь.

И всё-таки Айк продолжал колебаться до самого вечера и ночью, когда Эйвор и близняшки давно уснули. Один Эдвард бодрствовал – ходил по своей комнате взад-вперед, с размеренностью часового механизма. Айк, взбудораженный размышлениями, тоже не мог заснуть и всё слушал, слушал мерные шаги.

Ночь была безлунная. За окном привычно шумел лес, поскрипывали деревья. На соседней кровати ровно дышал во сне Эйвор. Айк вспомнил горящий темным огнем взгляд отца и ему захотелось бросить эту вздорную затею и забыть о ней. Но тут перед мысленным взором появилось спокойное, светлое лицо Джори.

Он такой взрослый, много путешествовал и столько всего знает! Если Айк побывает в городе, то сможет рассказать о нем! Ну и вообще… докажет, что он не слабак и не трус, который остался дома, испугавшись отцовского гнева.

Что он достоин быть другом Джори.

Подумав так, Айк внезапно успокоился. Свернулся калачиком, пристроил локоть под голову.

«Вот Джори удивится!», мелькнула смутная мысль, и Айк улыбнулся ей.

Минуту спустя он крепко спал.

3

«В конце концов, ничего ужасного не случится!», уговаривал себя Айк в сотый раз, натягивая холодную с ночи одежду, «посмотрю и сразу назад. Мешать не буду и ничего не испорчу. Отец меня и не заметит».

Эдвард уже завтракал – Айк слышал, как он тихо двигается по кухне. Почему-то он всегда уходил в город незадолго до рассвета, украдкой, точно вор.

Айк сидел на постели, прислушивался и ждал. Биение сердца ощущалось всей кожей; руки заледенели. Но вот мягко стукнула входная дверь, а затем дверь мастерской, где отец хранил свою котомку.

«Пора!»

Небо над лесом только-только начинало светлеть. Все предметы в комнате медленно обретали привычные очертания.

Айк глубоко вздохнул, бросил виноватый взгляд на крепко спящего Эйвора и бесшумно открыл окно. Пахнуло свежей холодной листвой и влажным деревом. Айк влез на подоконник и успел увидеть, как закрывается калитка за спиной отца.

Комната, где жили братья, была угловой; Айк дотянулся до стыка бревен и ловко перебросил своё тело на них. Пальцы скользнули по мокрому от росы дереву, и он чуть не полетел на землю. Удержался в последний миг, прижался всем телом к ледяной стене. Сердце громыхало в ушах. Стараясь не пыхтеть слишком громко, спустился по стыкам бревен, как по лестнице.

Небо стремительно наливалось голубизной, полумрак отступал, и Айк рассчитывал быстро догнать отца. Но минуты утекали одна за другой, а Эдварда всё не было видно. Он явно воспользовался одной из тайных троп, которые веером расходились во все стороны от дома. Братья были не единственными, кто прокладывал их – Эдвард тоже провел детство в этом лесу.