Тина

Уж сколь скоро у нас с тобой зашел разговор на эту тему, расскажу подробнее. С первого дня работы Кир не вылезал из заводского буфета и тем основательно подпортил себе имидж, подорвал веру в себя и в свои возможности. Естественно, это не лучшим образом отражалось на результатах его деятельности. Помню, когда завернули его первый проект, так он сразу руки опустил. Пытался оправдаться, мол, промашка вышла, случайность. По счастью мне тогда удалось ему помочь выпутаться. Собственно говоря, на работе его никогда всерьез не воспринимали. Доставалось ему от коллег по первое число. У виска пальцами крутили. Большую долю яда получал и от начальства. Но в долгу не оставался. На всех его отборного мата хватало. А кому это может понравиться?

Первое время Тина, спасая его репутацию, скрывала его «подвиги», рот на замке крепко держала, и об его слабости догадывались очень немногие. И я ради Тины часть этого вранья брала на себя. Мне казалось, в то время ему не хватало по-настоящему сильного, строгого и очень им уважаемого человека, критика, зеркала, чтобы увидеть себя со стороны. Не нашлось такого.

Три года он продержался в нашей лаборатории, но не прижился, попросили его «по собственному желанию». Потом он вообще стал скакать с предприятия на предприятие, и уже трудно было представить себе его работающим без понукания. С ленцой был, сачок. Все искал работу «не бей лежачего». Воображал, «что карта ему не прет». Считал, что будет нарасхват, а в нем таком не больно-то нуждались. Так возникла в его биографии целая череда заводов и НИИ, куда его дальше порога не пускали.

Поначалу Кирилл под неусыпным, чутким контролем Тины даже наукой занялся, правда, строил свои статьи в основном на критике оппонентов. Ему все время казалось, что он стоит на пороге открытия и приходил в ярость от неудач, бросал все, опять начинал. Ему крышу сносило от чужих замечаний. Не понимал, что успех зависит от постоянного развития личности. Только ведь это сложно, скучно и нудно…

Тина с тайным уважением относилась к труду мужа, создавала условия, уговаривала, успокаивала. Верила, что Кирилл когда-нибудь нос всем утрет. И я еще надеялась, что он повзрослеет и профессиональный интерес перевесит в нем все остальное, наносное. Но он быстро выдохся и забросил исследования. Так и не вырос из своих юношеских фантазий. Прикрывал отсутствие трудолюбия и таланта фразами типа: «Великие идеи часто разбиваются о множество чужих малых идей», «Мне не повезло».

Везение – из словаря слабых. Везет тем, кто вкалывает. Настоящее рождается на стыке страха от неудач и решимости. Ее-то Киру и не хватало. Жизнь каждого человека – борьба с неуверенностью. Мечтатель. Переоценивал себя. Искусство жить достойно дается не каждому. Его отвоевывать надо. Не подлежит сомнению и то, что учиться всю жизнь приходится.

И закончились для Тины настойчивые притязания Кирилла на свою особенность. И я трезво относилась к нему. Думаешь, ракурс выбрала неудачный? Может, и работали у него мозги, да видно в другом направлении. Многое он воспринимал шиворот-навыворот. Малахольный. Сам себе не удивлялся?

– И долго длился у Кирилла импульс внутренней убежденности в свои бесконечные интеллектуальные возможности? – поинтересовалась Жанна.

– Ты хотела сказать в способности? Он всю жизнь считал себя непризнанным гением. Мол, от того и пью. Как ни странно, но в цеху, где он работал, несмотря на то, что к нему уже в самом начале были кое-какие претензии, тоже первое время носились с ним, принимали горячее участие в его идеях, брали под крыло, опекали. Опять же, то закрывали глаза на его подвиги, то пытались воспитывать, призывали к порядку, обещали продвижение. Всем скопом на него наваливались. Ты же помнишь нашу тогдашнюю систему коммунистических бригад. Человеческое было отношение. Ну и критиковали, конечно. Как же без этого?

А он всюду видел врагов. Каково ему было такое выслушивать с его-то самомнением. Вот он и настроил против себя всех тем, что вел себя, я бы сказала, слишком эксцентрично. Наскакивал на оппонентов, кричал на собраниях, что ничего ему тут не светит, ничем его здесь не могут заинтересовать, будто не по тому, принципу у них распознаются умные люди; что он для них рожей не вышел. Утверждал, что начальник не терпит рядом с собой молодых: задвигает или запрягает и припахивает не по делу, не дает действовать самостоятельно, от того нелады у него с ним. «Я натура тонкая, впечатлительная и не собираюсь терпеть посягательств на мою особенную личность. Я живу по собственным внутренним законам, мне наплевать на чувство принадлежности к коллективу, на то что думают обо мне другие, если попираются мои подлинные интересы», – кричал он. Утверждал, что презирает тех, кто явно прогибается перед руководством и многое может простить тем, кто ведет себя достойно. Многое чего орал, всего уж подробно, текстуально не помню. Ну… и свалил из цеха.

«Вот ведь дрянь какая! Еще один «лакомый» кусок дерьма припасла о Кирилле. И преподнесла его с каменным самурайским спокойствием», – скривившись, пробормотала Жанна себе под нос, и почему-то сразу почувствовала в горле жуткую изжогу.

– В общем, все с ног на голову переворачивал. Утверждал, что перехватывают его мысли и выдают за свои, что старички «забодали» все его идеи и еще угрожали санкциями. Мол, надоели ненавистники, которые сознательно занижают его уровень. Говорил: «Я не могу любить этот завод с его несовершенством. Бросить бы все и уехать отсюда за тысячу верст, да обязан отрабатывать. Хочется творить по собственному выбору, по своему почину. Ведь есть какая-то прелесть в том, чтобы самому вести изыскания! А здесь план, безумная гонка, необходимость жить под аккомпанемент заученных цитат. Почему я должен гасить искру в самом себе и существовать в душном мраке серой жизни?» Ну и позволял себе делать, что хотел, и не делать, что не хотел. А кому может понравиться за него работать?

И где эти его гениальные проекты? Следы затерялись? Легко увлекался «оригинальными» идеями и столь же легко от них отказывался. Много чего плел. Слова его отдавали глумливым высокомерием, неуважением к людям. Его душили нереализованные амбиции, а вкалывать без особых шансов на успех он не желал. Оскорблял всех, ахинею нес. Сам давал людям пищу для критики и сарказма. И как его еще не упекли… Помню, и мне один раз сильно подгадил своей ложью. Еще и этим был «замечателен» в ту пору… Не удосужился о других пошевелить извилинами, зараза. Ну да бог с ним. Пережила.

«Не пожалела Инна красок для характеристики Кирилла, с «любовью» преподнесла мне его образ. А сама – мне писали подруги – тоже крепко «выступала» против порядков на заводе», – усмехнулась Жанна.

Инна вздохнула и снова заговорила:

– Зачем, спрашивается, из пальца высасывать всякую ерунду, которая как воронка в зыбучих песках засасывала его все глубже и глубже? Сам себе рыл могилу. Хамил, задирался, не рассчитав толком своих жалких силенок. Можно было подумать, не ведал, что творил. Не скоро Кир отрезвел от угара собственной ни на чем не основанной значимости. Осознание своей дурости, может, и пришло к нему позже, но он уже не мог остановиться.

Я ему, бывало, говорила: «Опомнись, давай отступного». Но он никому не позволял себе противоречить, только уверял всех, что совершенно несчастлив, что чувство обманутости не покидает его. Можно подумать, что вокруг него все стопроцентные шоколадные счастливчики! Я тоже многим на заводе была недовольна, но вслух, при свидетелях не возносилась над стариками, более тонко действовала. А потом Кир вообще такое отмочил, вспоминать не хочется… При взгляде на него сердце щемило невыносимой, невыразимой, просто звериной тоской, выть хотелось.

Лёгкая тень пробежала по лицу Инны, уголки ее губ нервно дернулись, и она продолжила свой печально-злой рассказ:

– Не страдал Кир от ложной скромности, а сам разменивался по мелочам, врал, не держал слово, подводил коллег, канючил по поводу и без повода, чем и заслужил в цеху печальную известность. Изгоняли его отовсюду. А ему и горя мало! Я считаю, настоящий ученый работает в любых условиях, потому что не творить не может. Даже …в Гулаге. Ты же читала? Я не утверждаю, с чужих слов говорю. Дурак думами богатеет там, где надо вкалывать. А Кира тяжело было уламывать, заставлять. Он умело уклонялся. Такой работник никому не нужен. Как-то спросила: «Надеюсь, это последнее твое место работы?» Но он как всегда отшутился, мол, последняя у попа жена была. Поговорили! Не соскучишься.

«Женские разговоры часто состоят именно из таких житейских историй. Только зачем же так подробно мусолить чью-то неудавшуюся жизнь? Может, с Кириллом произошла досадная случайность, с кем не бывает по молодости, по неопытности. Все мы когда то совершали глупости. Стоит ли их возводить чуть ли не в ранг преступления? Похоже, в глазах Инны любая малая неприятная история неимоверно распухает до гигантских размеров. Завелась. Кому нужна ее взвинченность? Может, корни беды Кирилла где-то глубже, вне знания и понимания Инны? Ведь мы теперь зачастую люди, за которыми не стоят истории наших предков. И почему мы заступаем на тот или иной путь нам неведомо, и расшифровать не удается.

Я до сих пор помню, сказанные мне Кириллом еще на первом курсе, горькие слова о том, как крепко-накрепко врезалось в его память острое жгучее удовольствие, мелькнувшее на лице отца при виде ужаса в глазах сына, в момент, когда он взялся за ремень с тяжелой металлической пряжкой. Кирилл тогда с дикой ненавистью вцепился в его руку, и тот не рискнул продолжить… Хотя, конечно, мое мнение может быть предвзятым», – подумала Жанна.

«Я почему-то Кирилла тоже недолюбливала, – вспомнила Лена, на несколько минут прислушавшись к громкому шепоту Инны. – Наверное, из-за его пристрастия к вину. Уже тогда это было достоверно известно».

– Недовольство Кириллом росло в геометрической прогрессии. В общем, попеняли, попеняли начальники своему подчиненному и отстали от него, посчитав некомпетентным инженером, тем более, что работал он ни шатко, ни валко, и уже не считались ни с ним, ни с его мнением. Пусть, мол, сам выпутывается из своей глупости. А потом совсем о нем забыли, будто отбыл он в неизвестном направлении, и тем обрекли на «вымирание».

Кир не умел жить как все, а предложить другой вариант не мог, вот и продолжил приобретать свободу духа с помощью вина. Как глубоко и чудовищно непоправимо извращал и развращал он свою жизнь! Он даже не создавал видимости благополучия своей семьи, не сулил Тине ничего хорошего. Надсаживался, угощая ее злыми словечками, зачастую проявляя коварство и жестокость, о чем я, конечно, умалчиваю… Так у них и повелось… Вечным огорчением стал для Тины муж. Почему не умел радоваться жизни, погрязал в мелочах, увязал в дерьме?.. Трудно помочь тонущему, если тот сам не хочет выплыть. Пытаться учить ощущению счастья? Свое навязывать? В таких вопросах Тине приходилось быть аккуратной, чтобы не подлить масла в огонь.

– Кирилл слишком легко сдавался, потому что не умел отстаивать свою точку зрения? – предположила Лена, вклинившись в разговор.

– Я замечала его пораженческие настроения, призывала быть готовым к любым поворотам судьбы, и, желая подбодрить и расшевелить, многократно подбивала на разные авантюрные дела, которые у меня всегда заканчивались удачно. По молодости я была спец по рацпредложениям. Я говорила Кириллу: «Это твой шанс выбраться из тупика, не упусти». И возмущалась: «Подпитываешься энергией подземного царства? Отними голову от земли. Золотые желуди ищешь? Подними глаза к небу, вбери в себя лучи добра и света». А он мне отвечал: «Только ребенок всегда идет навстречу солнцу и миру». В старики в двадцать пять лет записался. Оно и понятно, фантастическое самолюбие не позволяло идти в соавторы, да еще к женщине. Ему хотелось самому создать что-то разэтакое. Но дальше прекрасных фантазий дело у него не шло.

Тине, наверное, в то время и в голову не приходило, что никогда не станут деяния Кирилла их общей радостью. А может, и не верила в него, но пыталась наукой отвлечь от дурных наклонностей. Давно знала ему цену, но ничего с собой поделать не могла и продолжала малодушно врать себе. Из нее ведь слова невозможно было вытянуть. Ну, хоть мозги вывихни – не вижу я других вариантов причин ее поведения, кроме любви к нему. И я только догадки строила по поводу их странного «содружества».

Кир же решил проблему с работой по-своему, как ему было удобно – уволился, заявив, что не был услышан и понят. И пошел искать себе непыльную работенку, чтобы рулить по жизни играючи. Работал с брезгливой ленцой, словно скулы ему от нее сводило. Тогда он еще не понимал, что совершает серьезную ошибку, не представлял себе, насколько плохо аукнется ему его первое бегство от трудностей, и не корил себя. А оно стало началом конца его карьеры, началом конца его как человека. Понимаешь, с Тиной у Кирилла не было осознания безвыходности своего положения. И почему женщины добровольно подчиняются деспотам, из каких недр души они черпают силы, чтобы наполнять светом свою тоскливую жизнь? А с перестройкой вообще кончилась для Кира лафа. Выбросили его за ворота, как говорится, без выходного пособия.

Жанна, эта картина сообразуется с твоим представлением о Кирилле? Ты представляла его таким? Нет? Беатриче вывела своего любимого из ада. Но Тине не удалось уберечь Кира от дурных знакомств, потому что он сам этого не хотел. И я не раз ему говорила, что в таком алкогольном режиме и бронированные крысы долго не выдерживают, дохнут. И ты, если не возьмешь себя в руки, копыта отбросишь. Но он не желал избавляться от своей шатии-братии и окончательно выпал из круга общения старых друзей и знакомых. Я доказывала Киру, что его поведение – концентрированное проявление бездарности, беспечности и безответственности. А он мне: «Пил и буду пить. Мне нравиться. Зачем мне лишать себя удовольствия?» Бред, да и только, – раздраженно поморщилась Инна. – А Тина после попоек не устраивала разборок, делала вид, что ничего страшного не происходит, жалела нервную систему мужа.

– И что дальше? – не выдержала Жанна.

– Тридцать лет – тридцать бед. Кир так и не усвоил азов семейной дипломатии. Запои продолжались с завидной регулярность, но он никогда не являлся с повинной, даже козырял своей безалаберностью. Видно чувство вины он давно убаюкал в волнах пьяного угара. Он сознавал, что причиняет Тине боль, но считал это нормальным проявлением мужского характера. Нет, ты представляешь, какое у него было примитивное доисторическое видение мужского достоинства?!

Презираю мужиков, хоть и без них не сладко. Я в молодые годы нравилась многим мужчинам и видела, как загорались у них глаза, когда их жен не было рядом. Но как они безразлично отворачивали от меня свои лица в их присутствии! Козлы! Конечно, я также замечала, как нервничали жены, если их мужья нечаянно слишком радостно приветствовали меня. Боялись, что залезу на их территорию. На фиг мне нужны их мужики, которым только разнообразия для полного счастья не хватало. Вот и Тина не спешила вычеркивать Кира из своей жизни, приспосабливалась к его характеру. И как ей не надоедало его укрощать? Не позавидуешь ее «счастью».

«Не женщина, а сосуд зла. Крепко ей насолили мужчины, раз она так категорично их терзает. Я бы прекратила поток ее слов, но показывать, что разговор меня задевает – много ей чести!» – подумала Жанна.

– Я пообещала себе самой, что помогу Тине, сделаю все возможное, чтобы она избавилась от абсурдных иллюзий и грез, вскормленных на сладких женских романах. Я со всей моей горячностью доказывала подруге, что не в ней, в своей гордыне Кирилл находит спасение. Она только подчищает последствия его дурости. А он с ее помощью быстро восстанавливается и все начинает заново. Утверждала, что зря она взяла его под свое крыло, потому что он никогда не возьмется за ум и не пошлет к черту своих дружков-алкашей. Он для себя уже все раз и навсегда решил. Возможно, когда-то напившись, он испытал ни с чем не сравнимый кайф и с тех пор ему хочется его испытывать снова и снова. А что? Уговорил бутылку-другую и счастлив, вот и есть то самое оно, – предположила Инна. – И ведь не так, чтобы совсем дурак…

– Сказал бы своим дружкам как бравый солдат Швейк: «Ребята, наше дело – дрянь», – несерьезно отнеслась Жанна к словам Инны.

Та в ответ смерила ее холодным осуждающим взглядом.

– «Кириллу не нужна твоя жертвенность. Прекрати получать от нее удовольствие, – втолковывала я Тине. – Сам куралесит, а тебя заставляет чувствовать себя виноватой. Он безжалостный эгоист из пуленепробиваемого материала. Живучий, но водка все равно его уничтожит, это вопрос времени. Стоит ли огород городить, возводить вокруг него крепости заботы и внимания, если он их все равно разрушает? Кир намеренно себя губит, будто кто-то незримый, возможно, внутри его, постоянно дает ему отмашку: «Давай, давай! Тина начеку, она спасет».

А выручит ли он тебя, если потребуется, вот в чем вопрос. Я лично сомневаюсь. И в подтверждение моих благих намерений приводила массу фактов – один неприглядней другого, – порочащих Кирилла. Я же была права! Ох, сколько было моих напрасных упреждающих советов Тине, хотя мне и самой не по душе были наши с ней препирательства. Вроде неплохо умела убеждать, а тут не получалось. Она с улыбкой мне отвечала, мол, не застревай в грустных ситуациях, пропускай их как сквозь сито, представляй, что они уже исчерпали себя. И непосредственно к Кирке я обращалась, пытаясь пробить железобетон его безразличия.

– Старую шутку-совет вспомнила, – засмеялась Жанна. – «Заставляй мужа вкладывать в тебя больше денег и ему жалко будет с тобой расходиться». Тина тоже не бросает Кирилла, потому что слишком много ему отдала?

– Собственно, судьба Кирилла фактически была предрешена уже в студенческие годы. Даже если оставить в стороне множество других вероятных причин, способствующих его падению, с ним всегда оставалась одна, главная – слабоволие. Отсутствие силы воли – величайший из пороков человека. Именно он тащит за собой все остальные – лень, пьянку, драки, воровство. Они уже идут как следствие.

Зачем Тина поручалась за Кирилла, отдавая свое доброе имя в залог недостойному, зачем обрекала его на поругание, не боясь, что оно будет посрамлено, на что надеялась? Ведь понимала, что игра идет за ее счет и не в ее пользу. Я всегда жаждала получить ответы на эти вопросы. Для этого нужно иметь определенное мужество или достаточно быть безрассудной? Вера в Киркино исцеление – в чудо – делал Тину способной на такие поступки? И какие последствия это имело для нее? Он-то не верил в себя, да и не хотел исцеляться. Не сошлись они во мнении. Я быстро поняла, что от меня в его поведении ничего не зависит, и отстала. Развязала себе руки, хоть и не давал мне покоя их ненормальный союз.

Нашла себе Тинка рыцаря без страха и упрека! Впечатляющая смелость, – общаться с буйным алкашом. А он что за невидаль такая?.. Бывало, деньги у Тины вымогает, пьет, с шалой улыбочкой несет бесстыдную ахинею, а она его потом отхаживает, мается с ним, как про?клятая. Странная голубиная душа… А с его стороны я никогда не замечала выплесков гордости или хотя бы благодарности… Очухается и опять пускается во все тяжкие, испытывая садистское удовольствие от своих развлечений. Да еще, пользуясь ситуацией, старается Тине нагадить в душу, отомстить за свои неудачи, разрядиться на ней. И праздничные дни не были исключениями из правил. Сцены, невольным свидетелем которых я становилась, заставляли меня напрочь забывать о своих проблемах. У Кирки всю жизнь был роман с бутылкой. Ох, как же я не разделяла его гибельные наклонности! У всех в жизни бывают перекосы, но чтобы такие стабильные… А она никогда не развешивала и не перекладывала на окружающих переживания, которые ее тяготили и огорчали. «Ведь ум всегда скрывает чувства». Так, что ли? Не там и не так она его применяла. Кирка посадил жену в клетку своих пороков и капризов? Он сам – птица в клетке своего безволия? У Тины не было крыльев, но она была доброй, и тем искупала многие свои недостатки. И сила в ней, и хрупкость…

По совести сказать, я вновь и вновь советовала Тине задуматься: нужен ли ей Кир такой, какой он есть? Стоит ли взваливать на себя все его беды? Может, не изводить себя, а разорвать отношения, пока он не накликал на нее еще худших неприятностей. Сам он никогда не уйдет. Ему нужна свобода от самого себя, а не от нее. Я еще надеялась, что мало-помалу, Тина придет к такому выводу. И с Киркой я держалась вызывающе холодно. А она хотела только одного, чтобы я оставила их в покое.

У меня иногда создавалось впечатление, что Тина четко придерживается каких-то своих внутренних установок. Вроде как она запрограммирована на подобные манипуляции, на эту «героическую» борьбу с пороками. Считала своей миссией? Она непостижимым образом чувствовала Киркину беду за километры, догадывалась, куда он вляпается, где его искать, мгновенно забывала о его жестокости и летела на выручку. А мне поведение Кира было омерзительно.

Помню, как-то не уследила она за ним, замели его, в вытрезвителе обкорнали, изобразили ему послетифозный вид… Позже Тина рассказала, что познал он тогда и «упоительное» избиение, и изобретательные издевательства некоторых стражей порядка. Как не приложить такого пьяного и беззащитного? Дали ему, дураку, прикурить… с полным ощущением своего физического и морального превосходства, с явным удовольствием… И поделом ему. Хороший урок преподали. Сполна получил до полного жизненного онемения, до охлаждения конечностей. Чтобы не погуливал, в смысле водочки. Сначала бесился до кипения мозгов, потом затих. Очень в незавидном положении оказался, хоть и не мог в пьяном виде адекватно оценить обстановку. Может, именно тогда впервые хоть немного ощутил болезненность своего никчемного существования. «Могобудь могобудь». Надеюсь, Жанна, мои свидетельства окажутся для тебя решающими в понимании Киркиного характера.

В общем, облажался братец-кролик. Но напрасно я жадно выискивала на его лице следы горя, стыда или хотя бы неловкости. Он хорохорился! Видно, быстро освоился в этой жуткой ситуации. И мне ясно дал понять, что все в его руках, все под контролем. Разозлилась я тогда жутко, злоба бушевала в моем сердце. Рассвирепела, но внешне пыталась остаться невозмутимой – в те давние годы это у меня еще получалось. Но внутренне не удалось мне в тот раз справиться с собой, не под силу оказалось подавить свое неистовство. Растравил он меня, заглушил мое сочувствие к Тине. Не побежала я ее звать, чтобы она поскорее, без осложнений вызволила мужа из беды. Правда я ничего не соображала в юриспруденции. Но подумала, пусть впаяют ему срок, упрячут на пару месяцев. Заслужил! Получит по полной, может, опомнится и впредь будет осторожней. Вдруг этот случай расставит в его жизни все по местам? За то, что сотворил с Тиной, он еще не такого заслуживает. Хотела проучить. Знаю, ничего нового на ниве воспитания я не открыла. Старый испытанный способ – припугнуть. Достал он меня. Куда ни сунусь – всюду его глупости. Этот гад утверждал: «Мое поведение – действие непредсказуемой ситуации!» Пустопорожний дурак! Мое желание осуществилось сверх всех ожиданий…

Хоть и с опозданием, но вызвала я Тину. И за каким чертом ему приспичило тогда полезть в драку? Чуть что – шашки наголо и в бой! Это же «в традициях» пьяной «культуры»! И так дела у него были неважные, а тут еще он протаранил головой стеклянную дверь кабинета начальника милиции. В общем, попал в очередную серьезную передрягу. Он намеренно вел себя провокационно и неимоверно дерзко, сознательно усиливал двусмысленную ситуацию. Невесть что возомнил: мол, посмотрим, чья возьмет. Дуралей… Трюк в лучших традициях Кирилла. И       черт меня дернул… Я же его знала, как свои пять пальцев. Не похож он на рыцаря в сверкающих доспехах.

И дружки его в тот памятный мне день поступили с ним гнусно: все нашептывали ему, втюхивали, «кружева плели», мол, положись на нас, подстрекали, а потом бросили его или намеренно выбрали жертвой. Потом увиливали, уклонялись от ответов, притворно удивлялись, говорили, что сам испортил все дело, не захотел уладить недоразумение, вот и пусть отдувался. А он успокаивал себя, мол, раз на раз не приходится. Будто вчера родился и не знал, что в таких случаях бывает. Болван. Ославил себя и Тину. Но даже этот случай не стал ему предостережением, не присмирел. До такого не достучишься. Впрочем, он всегда был неразборчив в друзьях. Водка подталкивала его к щедрости. Главное – выпить, остальное к ядреной фене. Когда есть бутылка, дружкам только свисни – они все тут, как тут, не задержатся, ни на минуту не опоздают. Кстати сказать, настоящая дружба – это если задаром, как у нас с Тиной, а не «клумба на потухшем вулкане любви».

Всыпали Киру тогда пятнадцать суток. Кто-то должен был ответить за пьяный бардак. А грозило два года.

Наведалась я к Киру в кутузку. Совесть мучила. Подумала: чем я рискую? Стыдно вспоминать. Мне с моей интеллигентностью и в этот обезьянник… Снедало раздражение, хотелось всех уничтожить… Как дежурный милиционер упивался властью надо мной, совершенно невиновной! Понятное дело: что ему мое очарование по сравнению с деньгами? Видно, привык только с подонками иметь дело. Вообрази себя Пушкина на свидании в современной тюряге…