Кеаль

Кеаль будто бы летела на дно бесконечно глубокой пропасти.

Инкуб, которого она встретила лишь проголодавшимся, был теперь похож на сломанную игрушку. Ярослав был измучен кошмарами до смерти. Её едва не обвинили в убийстве.

«Как можно до такой степени разогнать сны? Худшее, что я видела – нервный смех и резкое пробуждение, но погибнуть от ужаса?! Всё это непременно свалится на Дея, ударит по слабой кости. Проклятие…».

Всё вокруг и внутри неё померкло и потеряло смысл. Белиал остановил дознание до того момента как будут известны прочие подробности. Все, кроме Лектана, были распущены по домам.

Кея не вернулась к себе. Она побрела в сторону Тарто, к своему лазу, полная вины и боли.

Срединный встретил холодным порывистым ветром, но для бестелесного существа он был неощутим. Знакомое окно было заперто. Кровать аккуратно застелена. Самое главное – не было ни красок, ни рулонов бумаги, ни музыкальных колонок.

«Призрачный шанс перерождения… – думала Кея, – он так хотел, чтобы это случилось! Но ведь он всё забудет, всю свою прошлую жизнь. Да и как я его узнаю? Лектан должен быть осужден по всей строгости. Невозможно смотреть на эту пустоту».

***

Студентки плакали. Многие ребята тоже. Лауреат чего-то там очень престижного давился слезами как юноша галантного века. Сказать нечего, потеря была серьёзная, а главное – как невовремя! Слава бы тоже разрыдался, но он так давно этого не делал, что глаза совсем забыли слёзы. За слёзы его раньше колотили.

В соседней мастерской утром в понедельник умер преподаватель Коротков, один из немногих, кого стоило уважать. Это был тихий алкоголик, пытавшийся поставить на ноги дочь и покрыть кредиты, но не выдержал гонки за деньгами. Он стал той лягушкой, которая не сбила масло, а погибла. Классический исход борьбы за благополучие, о котором не принято говорить.

Возле траурного зала почему-то невыносимо воняло жареной рыбой. Ритуальный агент была одета в белую шубу, ярко-красный берет и кроссовки под цвет. Слава чувствовал, что его нервы снова натянулись и звенят уже на высоких нотах, аккомпанируя нелепости и несправедливости происходящего. Он подумал, что не хватает маленьких детей и подростков. Дети бы капризничали, крутились и посмеивались украдкой, разбавляя траур и напоминая о том, что жизнь продолжается.

Яма в земле проглотила лакированный гроб. Вдова хотела сказать несколько слов, но не смогла. «Глупо. Странно. Мы уйдём, а он здесь останется навсегда. В мёрзлой земле. Лучше бы его сожгли как конунга или положили в склеп как аристократа» – думал Слава, разглядывая тлеющий кончик своей сигареты – единственного источника тепла на осеннем кладбище. Поминок не было, ведь семья осталась без средств к существованию. Всё, ради чего бился Коротков, ушло на его похороны. Слава решил идти домой, нужно было выспаться и унять холодный липкий страх перед будущим.

Кинув в угол пустой рюкзак и стянув куртку он решил согреться чаем. Слава вошёл на кухню и сразу же увидел Кею. Она сидела на стуле, сцепив руки и глядя перед собой. Он не думал устраивать пафосных сцен, но ноги сами подкосились и колени ударились об потускневший кафель.

– Прости меня, прости!

– Ты же мёртв!

– Нет. С чего ты взяла?

Демоница схватилась за голову.

– Меня подозревали в убийстве. Получается, речь шла не о тебе. Обнаружили пятно кошмаров где-то на стене… Ты сошёлся с охотницами?

– Да, я иначе не мог. И сейчас не могу. Тогда я рассыпал соль из-за инкуба, который напал на мою подругу, а не из-за тебя. Я испугался, думал, он её искалечит. Умер другой, не я. У него тромб оторвался.

Слава рассказал об обстоятельствах смерти Короткова.

– Так значит, совпадение. Зачем тогда Лектан сознался?

– Это тот, который совсем плохо выглядел? Он мне позировал для мертвецов. Только и мог красиво лежать. Я с ним расплачивался молоком.

– Его, видимо, совсем доканало.

Ночью они остались одни, как и прежде. Объяснившись, решили всё забыть. Слава чувствовал как к нему возвращается жизнь и с каждой минутой становится легче дышать. У Короткова не было такой музы.

Позировать для выставочных картин демоница с радостью согласилась. И даже появилась возможность менять одежду, ведь теперь Кея понемногу могла воплощаться. Она продемонстрировала то, чему научилась и Слава был потрясён. Она стала физически тёплой, весила как трёхлитровая банка варенья и всё её нутро было видно на просвет.

– Да, экорше по тебе рисовать не будем… Любой поймёт, что люди такими не бывают.

За час до рассвета Кея вернулась. Нужно было проведать и успокоить легата, который уже точно был в курсе дел. Его особняк был похож на маленькую крепость: фундамент у земли расширялся, словно имел корни, узкие окна напоминали бойницы. Он стоял к северу от Чертога, по дороге к Гиона-Тарто и издалека была видна дверь, покрашенная в бордовый. Такие двери звали приходить без приглашения, их не запирали.

Хозяин сидел на втором этаже перед камином, даже не разувшись, и весь был как открытая рана. Рядом на полу лежала его сабля в ножнах. Кея сразу поняла: оружие пускали в дело.

Легат медленно повернул голову, посмотрел на неё и проговорил:

– Как тебе только удалось в это влипнуть? Если бы человек умер не своей смертью…

– Что стало с Лектаном?

Вопрос был лишним и остался без ответа. Трибунал, что же ещё? Вина инкуба была даже не в том, что он ввёл в заблуждение Белиала, поставив себя в крайне опасное положение. Он был на службе опьянённым не один цикл. Далестора тоже был виноват, ведь он упустил контроль над подчинённым.

– Ты сам покончил с ним.

Легат едва заметно кивнул, не отводя взгляд. Лектан был необратимо разрушен и сломлен. Как и всегда в подобных случаях, роль сыграли военные травмы и воспоминания, толкнувшие на поиски способа уйти в себя и отрешиться.

– Хороший был воин, – прошептал легат.

Один из его зрачков неумолимо уплывал в уголок воспалённого глаза. Дей стоял на той же тропе, что и Лектан, но имел куда больше воли.

«Алмазы режут стекло, но удара молотком они не выдерживают, и виной тому их твёрдость. – думала Кея, – Далестора не попросит о поддержке и не поделится переживаниями. Сейчас он примет бодрый вид, натянет улыбку и заварит чай. Но так быть не должно».

Она подошла ближе и положила ладонь на его пытающую горем голову, спрятав пальцы в льняные кудри.

– Ну и жалкий же у меня вид, раз ты оттаяла, – удивился он, – вот только не делай мне одолжений. Поверь, переживу.

– Мне не до одолжений.

Трагедия, случившаяся с Коротковым ещё не догорела у Славы в душе и царапала его изнутри, обостряя чувства. Он заполнял палитру и думал о смерти как дополнительной краске, которой можно выписать неуёмную волю к жизни. Жестокими, мистическими образами рассказать о происходящем под шкурой действительности. Впервые он чувствовал себя избранным. Ведь зачем-то судьба наградила его возможностью видеть существ другого мира, а теперь ещё и вернула дружбу с Кеей. Она не заставит его смотреть кошмары, от которых раскалывается голова.

Утром он был на занятиях и старался отгородиться ото всего. Преподаватели старательно создавали атмосферу базарной площади. Слава никак не мог взять в толк, зачем кричать на студентов и выговаривать им буквально за всё, от внешнего вида до религии их родителей. При этом собрать толковый натюрморт и придумать постановку давалось им с огромным трудом. Путая Олоферна с Самсоном, наставники страшно раздражали.

Темнота спускалась всё раньше, дело шло к зиме. Слава стал сбегать с занятий в мастерскую, где заваривал кофе и дожидался Кею. В роли слепой нищенки и царицы она выглядела одинаково убедительно и мощно. Он хотел выставить её на передний план самой большой картины. Целые ночи напролёт они были неразлучны. В один вечер к нему зашёл без стука ректор, спросить как продвигается работа. Слава отреагировал на него не сразу, потому что был сильно увлечен. Кея скосила глаза на вошедшего, но осталась неподвижной на подиуме.

– Оригинально вы мыслите. Пишете по фотографии? – ректор положил ладонь на седеющую бороду.

– Нет. – растерялся Слава.

– По памяти? – густые брови поползли на лоб, – Вот это да. Только что это у вас женщина какая-то козлоглазая выходит? Так и задумано?

– Я именно так хотел.

– Боюсь, публика ваших экспериментов не оценит. Лучше исправьте.

XII

Что есть жизнь? Жизнь есть страсть. Жизнь есть жажда. Страсть и жажда к тому, что ты принял за свою земную суть.