Кеаль

– Обгоните девочек?

– Если всё получится. – усмехнулся староста.

– И что вы придумали, если не секрет?

– Да так… Вообще-то секрет. Вы бываете в Тарто, вдруг расскажете им? Впрочем, это никого не спасёт.

Легат скрестил руки на груди и привалился к стене.

– Помню, с гонкой мы провернули совершенно дикий план. Среди нас было с десяток магов, они заранее трансформировали полностью в ящеров четверых, в день выпускного мы уселись им на спины и так долетели до Чертога. Правда, возвращать им облик было куда сложнее, чуть не пропустили всё веселье. А девочки ехали верхом на эках и всё равно обошли нас.

– Ого!

Пока Дей предавался воспоминаниям, разглядел у нескольких студентов в руках сосуды из цветного стекла с заменителем ликвора.

– Как вы это пьёте? Невкусно же.

– Мы привыкли.

– Чем суккубы не угодили? У них тоже это пойло в ходу. И даже охота.

– Вообще-то… Так проще.

Легат старался понять новое поколение. Они не любили пользоваться крыльями, редко пили друг из друга, хоть и общались. В этом была некая приятная независимость, но в то же время, терялась важная связь между детьми Лилит и Асмодея. Испытают ли они во время выпускного то сумасшедшее счастье долгожданного единства? О себе Дей говорил: «Я был влюблён всего три дня. В пятнадцать выпускниц. Потом бал кончился и больше я никогда не любил по-настоящему». Однако, каждый новый выпускной он снова вплотную приближался к этому чувству и не мог сдержать приятного волнения. Почти все воспитанницы Тарто были рады и открыты ему.

Почти. Как назло именно вызывавшая в нём наибольшую симпатию хранила слишком много секретов. Он пытался разгадать её через других представителей генерации, но не мог. Недавно он погрузился в себя, намереваясь распробовать созревшее за годы чувство и сдался на милость целительно-сладкому очарованию. Кея без всяких слов излучала тепло, словно нагретая звёздами. Ему было на что это тепло обменять.

Мысли легата оборвал возникший рядом Асмодей, взвинченный от плотного графика.

– У одних прослушивание, у других просмотр, а теперь ещё и солдаты! – развёл он руками, – Мне что, разорваться? Все в аудиторию!

На выполнение задания давался час. Явились ещё двое военных, призванных уравновешивать комиссию. Они были потомками Князя, классическими демонами расы доледе, а не инкубами, и куда строже относились к будущим офицерам. Однако, их тоже интересовало предстоящее торжество. Ректор Асмодей, разумеется, был в курсе всех задумок. Отклонившись на стуле, он лениво обрисовывал:

– Живые цветы, танцы, выпивка, банкет, всё как обычно, лишь бы дети радовались. Казначей предоставил нам довольно крупный бюджет. А по поводу утренней гонки… Могу только сказать, что всё зависит от внимательности взявших на себя это бремя. Может кончиться чем угодно. Хорошо если просто продуют колесницам по скорости.

– Хорошо если не перевернётся ни одна повозка, – проговорил Далестора, – ты видел, кого они хотят впрячь? Это не просто эки, а горы мышц, чудовища. Не представляю себе, как управлять такими, но суккубам уже удаётся. И твоя сестра хочет ехать.

Асмодей громко цокнул.

– Тогда и мне придётся отдаться на милость выдумщикам Келса. Они хотят осуществить перемещение при помощи Печати Лагорда. Лишь бы не ошиблись в расчётах.

К просмотру Слава принёс, кроме основных заданий, портреты и целую гору набросков.

– Кто помогал? – сразу спросил преподаватель.

– Никто.

– Откуда такая анатомия?

– По книжке учусь.

– Это ведь с натуры явно.

– Да, мне… Сестра позирует.

Преподаватель глянул поверх очков на мальчика. Отрывающаяся лямка грязного рюкзака. Рваная майка с каким-то мракобесием. Кеды поздней осенью. Нет, родители его точно не нанимают моделей. И кажется, они не художники.

– С тобой можно работать. Вот видишь, просто нужно больше стараться. Промеривать, штриховать правильно. Ты молодец, давай, не расслабляйся. Даст бог – на бюджет поступишь, только рисовать не бросай.

Хорошие оценки отгородили мальчика от лишних вопросов. Он стал преуспевать в учёбе и родители закрывали глаза на прочее, происходившее с ним. Слава оторвал обои и сжёг их где-то за гаражами. Старые игрушки сложил в пластиковый мешок и отдал в детдом. С облегчением выбросил в уличный мусорный контейнер ковролин, не забыв изобразить рулоном выстрел по гаражам как из базуки.

Кассет с музыкой у него образовалось невероятное множество и эта музыка пугала соседей. Иногда казалось, что он разговаривает сам с собой. Слава уболтал отчима подарить ему дешёвый ноутбук и научился писать сайты и рисовать для них оформление. Ева, отделившаяся от прежней компании, помогала ему с продажей, вместе им хватало выручки на интернет и мелкие радости.

Кея тоже хотела бы помогать мальчику, но он позволял только позировать и выбирать книги для чтения на досуге. Оказалось, некоторые тексты из Срединного просочились в Тартар и обрели там популярность, так что демоница их помнила.

Ему хотелось добиться всего самостоятельно, а сил давали новые знания. Из долгих и полных грёз разговоров с Кеей он узнал о других мирах, об изнанке всего сущего, о сотнях глаз, наблюдающих за людьми. С магией он тоже разобрался.

– Устал уже объяснять всем про книги. Все ищут каких-то гуру и шаманов, артефакты. Я нигде даже близко не читал того, что ты мне рассказываешь. И тебе я верю больше.

– Ваш мир не приспособлен для такого. Люди могут только пассивно познавать вселенную, но какой от этого, в сущности, толк? – размышляла Кея, сидя на подоконнике.

– Не знаю. Но это всё меняет. Если после смерти я попаду к вам и тоже стану демоном…

– Точно сказать нельзя. Души перемещаются свободно и ты можешь родиться, к примеру, в Молге, потомком зверя. Их земли – унылое место, там некогда случилась катастрофа, всё отравлено лучами и химикатами. Миров в нашей сцепке восемь. Восемь Сестёр. Сам посчитай, какие шансы попасть в Тартар. Ты можешь принять нашу мораль здесь и сейчас и жить ею. Но тогда ты пожертвуешь своей.

Слава помолчал, затачивая карандаш ножом и наблюдая, как на пол пикируют тонкие деревянные лепестки.

– А я и не знаю, какая у меня мораль. Просто живу и всё. Иногда мне хочется просто быть как все. Не видеть вас. Увлекаться чем-то нормальным. Со всеми общаться. Ходить в церковь. Но я не могу, я совсем другой. Все мечтают быть особенными, а я мечтаю стать обычным, чтобы не бороться каждый день и не оправдываться как дурак.

Одни перемены цеплялись за другие. Получив немного денег и свободы, Слава тут же захотел больше. Ему казалось, что школа пожирает его время и он стал издеваться над ней. Отвратительное поведение, неподобающий внешний вид, но отличные оценки ставили в тупик окостеневших, выгоревших до тла учителей. Когда географ зачем-то упомянул о мировом заговоре, мальчик поднял его насмех и разгорелся скандал. До вызова родителей не дошло, но четвертная оценка была занижена. Наказан он был за неповиновение.

Слава искал вокруг себя примеры и не находил. Он не хотел стать завучем в пыльном пиджаке. Соседом, чьё брюхо выпадало из-под грязной майки. Нищим и голодным портретистом из парка. Страдающим романтиком из книжки. Герои прошлого вызывали уважение, но ведь кончились те войны и восстания, которые дали им шанс показать себя.

Всё его поколение валилось в пропасть, ведомое предыдущим, отказаться от пропасти значило идти своей дорогой одному. Другого выхода он не видел.

Странная жажда разрушений пробиралась под кожу. Он разбивал допитые бутылки, швырял их в самодовольные рожи под вывеской «Управа района», счастливый и пьяный горланил песни с теми, кто собирался на старом месте, где был гаражный кооператив. Алкоголь мешал думать, но помогал отрешаться. Никто из взрослых не упрекал Славу ни в чём. От звона стекла, уличных драк и песен случайные прохожие только втягивали шеи и старались быстрее уйти.

К концу школы он сделал большое и неприятное открытие. Одни люди из его компании женились и резко оборвали все связи. Сменили одежду, телефоны, причёски и место жительства. Другие будто бы застряли в своём старом возрасте и уходящей эпохе. Когда они были младше и искали своё место под солнцем, их похождения воспринимались как должное. Они по-прежнему скитались, жаловались, мучились в ненужных им отношениях, но теперь это были печальные полубомжи с сознанием подростков, висящие на смирившихся родителях и периодически закатывающих им истерики.

Однажды, на изломе гнилой и тёплой зимы, стоя по щиколотки берц в слякоти, Слава не выдержал и высказал им всё, что думал. Об их нелепом высокомерии, животном состоянии и непроходимой тупости. Они не смогли ни ответить ему толком, ни даже избить. Холодная вода, заливавшаяся в ботинки, прибавляла ему злости. Вытаскивая ноги из вязкой каши из снега и песка, он навсегда ушёл от тех, кого считал друзьями и почти семьёй. Почему-то ему казалось, будто его предали.

На выпускной он не явился. Не понял, почему вдруг должен что-то праздновать с уже бывшими одноклассниками, ведь Слава никогда не общался в школе по душам и на вручении аттестата не пожал руку директрисе, потому что не уважал. Однажды эта женщина равнодушно вытащила для личного пользования тетрадку из посылки с гуманитарной помощью бедным, которую ученики собирали на собственные деньги, всем классом. Вспомнив этот случай, Слава проигнорировал протянутую ему когтистую и влажную ладонь.

Пока бывшие одноклассники в новых пиджаках прятали водку в газировку и пакеты с соком, Слава спал, избавляясь от прошлого, отрезая себя от ранней юности. Всеобщий выпускной вылился в подворотни и дворы, спать стало сложнее. Закрывать окно июньским вечером совсем не хотелось, в кои-то веки с улицы тянуло садовыми цветами и шум листвы успокаивал.

Кея ловко перемахнула подоконник, сделала пару шагов и присела на стол. Слава улыбнулся. Иногда они просто молчали, но тут разговор напросился сам собой.

– Как это у вас было? Ты же закончила учиться на архитектора?