Колыбель

– Да, он прав, я дура, дура, дура! – прокричала Кельвирея, заливаясь слезами.

– Заткнись и пей – произнесла Эллениэль, сунув ей под нос бутылочку эльфийского дурмана и сопроводив свои слова полновесной оплеухой – и нечего на меня так смотреть, моя пациентка, как хочу, так и лечу!

Когда дурман подействовал, Кельвирея смиренно опустила голову:

– Простите меня – прошептала девушка – простите, если сможете.

– Да что произошло-то?

– Я всех чуть не убила. То, что произошло во дворце… это моя вина. Вы спали, просто спали, а я… я так испугалась войны, что пошла разговаривать с драконами. Здесь. А вы спали. Ар вас спас, а теперь… лежит, я не знаю что с ним, его разум не отзывается. Что я наделала! – прошептала Кельвирея засыпая.

– Проспит, наверное, до следующей полуночи – вздохнула Эллениэль – Арея, взглядом во мне дырку не прожжешь, силенок не хватит, хочешь что-то сказать – говори.

– Полная бутылочка дурмана. Ты, ты ее убила!

– Забыла, что Кель не человек? Она нас всех вместе взятых перепьет и не опьянеет. Ар по две бутылки за раз выпивал, когда ты в куколки играла!

– Прости, я не подумала – стушевалась целительница.

– Ну, так подумай, и остальные тоже пусть подумают. Кель в таком состоянии ничем помочь не может, Ар опять лежит пластом, голову лечить может только Тар, причем палицей по уху. Если разум Кель не вынесет чувства вины, у нас будет полоумная дра. Она может нас всех вместе взятых по всей Вадеке размазать просто прищелкнув пальцами. Оно нам надо? Пусть пока поспит, дальше видно будет. Вал, распорядись, чтоб еще пару кроватей принесли и кровь отмыли, Гас, пару боевиков на лестницу, чтоб сюда ни одна муха не пролетела. Вас, Арея, придумайте какое-нибудь объяснение для народа, слухи и сплетни нам не нужны.

– А мне что делать?

– А ты, дорогой, будешь караулить свою беззащитную хрупкую жену.

– Что же ты наделала, Кель… – покачал головой Тарлак, усаживаясь на пол.

Ночь сменяла день, день сменял ночь. Проходила седмица за седмицей, а в башне все было по-прежнему. Архахаар так и не пришел в сознание, лишь слабое дыхание свидетельствовало, что он до сих пор жив. Кельвирея просыпалась, но очередная бутылочка эльфийского дурмана снова отправляла ее в забытье. Во дворце и за его стенами шла обычная размеренная мирная жизнь.

– Я больше не могу, Эль – приветствовала эльфийку Арея, – именем и силой клянусь, не могу больше.

– Надо.

– Я пуста. Все, сила кончилась. Я не смогу восстановиться за три дня.

– Надо, Арея, надо.

– О чем талдычите, коновалки? – лениво спросила Валесия.

– Кель умирает – вздохнула Арея – она спит слишком долго, ей нужна еда, вода, солнце, движение, а вместо этого только дурман. Мы не можем ее пробудить пока Ар в таком состоянии, но и спать ей дальше нельзя. Мы поддерживаем в ней жизнь, но почему-то это слишком трудно. Рядом с ней всегда есть кто-то с даром целительства. Она как бездонная бочка на солнцепеке, мы лишь смачиваем стенки, чтобы они не растрескались. Наполнить ее мы не в силах. Мы тянем силу отовсюду, поэтому ты такая уставшая после дежурства. У Гаса и Тарлака тоже упадок сил, но они пока держатся. Нагалю проще, вокруг хоть кто-то траву потопчет… Я самая слабая из нас, через три дня мы опять поднимемся сюда и…

– Что и?

– Если не случится чудо, то… я не выдержу, и Кельвирея не проснется. Прости, сестра, я всех подвела.

– Да вы… вы гыровы гыкаки! Наша Кель умирает, а я об этом только сейчас слышу! Три дня осталось, гыкака вам в печень через задницу! Сестренка молчит, женишок с братцем молчат, эта ушастая лохматая парочка тоже молчит. Ладно, пес с ним с Нагалем, но вы то… вы настолько отупели, что не понимаете? Это же наша Кель. Наша Кель!

– Валесия, успокойся – примирительно произнес Тарлак.

– Да уж, успокойся, орешь как потерпевшая в РУВД.

– Заткнись, пожалуйста, Ар, тут Кель умирает – огрызнулась Валесия – Ар?

– Ар, кто ж еще. Давай по делу, кроме Тара и этой истерички здесь еще кто-нибудь есть?

– Эль и Арея.

– Буду говорить с Эль, остальные молчите или валите, я к вам ненадолго. Долго я лежал?

– Уже середина лета.

– Понятно. Долго. Значит почти сдох. Что с Кельвиреей? Я ее не чувствую.

– Она рядом, прости Ар, когда ты, хм… заболел, Кельвирея так убивалась, у нее были такие глаза, что я испугалась за ее разум и опоила ее дурманом. С тех пор она спит, мы, как можем, поддерживаем в ней жизнь.

– Я вам потом растолкую насчет того, почему вы все тупицы, а сейчас мне нужно к ней прикоснуться… ага… ясно… с ней все будет в порядке, пусть просыпается.

– Пить – прошептала Кельвирея, стараясь пересилить липкие щупальца сна, тянувшие ее назад в забытье.

– Пей, подруга, наша ушастая какое-то ушастое пойло оставила для тебя.

– Спасибо. Долго я спала?

– Долго. Пока спала не пила, не ела, вот и ослабела немного. Тебя даже Арея без магии сейчас поколотит.

– Арея… Ар?

– Все хорошо с твоим благоверным, приходил в себя, отсыпается рядышком.

– Спасибо, Вал.

– Я побуду с тобой, пока ты окончательно в себя не придешь.

– Я рассчитывала на кого-нибудь из целителей.

– С некоторых пор я этим коновалам не очень-то доверяю, так что будем восстанавливаться по-нашему, как раньше в казарме. Водичка, супчик, а потом бегом до соседней деревни.

– Слушаюсь. Что с Архахааром?

– Говорю же, все хорошо, проснулся, поругался, тебя посмотрел и опять спать.

– Что же я наделала…

– Опять за свое. Ничего ты не наделала, все хорошо, все живы-здоровы. Подумаешь, чуток голова поболела. Все хорошо. Белая ведьма всех спасла.

– Кто?

– Народ считает, что кто-то отравил воду в дворцовом колодце, а Белая ведьма, так меня прозвали из-за плаща, всех спасла.