Исцели меня

– Пусть идет, – настаивает отец.

– Я разберусь во всем, – произнесла я, утешая их. Стараясь не смотреть в их глаза, я выхожу из комнаты.

Теплые капли душа стекают мне на голову, а слезы продолжают омывать глаза. Я покончила с нашими отношениями по телефону, теперь надо просто умертвить живые чувства во мне, а без слез в этом деле не обойтись.

Слабой ладонью провожу по зеркалу и вижу уставшие, красные от слез глаза, распухший нос, отекшие веки.

– И что в тебе красивого? Что такого, чтобы ты могла понравиться ему? – спросила я свое отражение, но оно так же, как и я, не знало ответы на эти вопросы.

Я надеваю джинсы, футболку, мокрые волосы собираю в бесформенный ком и прячу лицо под капюшоном кофты. Проскальзывая мимо обеспокоенных родителей, я выхожу на улицу.

Холодный утренний воздух с запахом росы на свежей зеленой траве ударяет мне в лицо, и я с жадностью ловлю его ртом. Но небо молчит, а плакать больше нет сил. Я спускаюсь с крыльца и замираю в бессилии.

В паре метров от меня, опираясь на капот своей машины, стоит Максим. Он опустил голову вниз и длинными пальцами водит по экрану телефона. Закусив губу, я тихо делю шаг назад. Но он такой красивый, даже взъерошенные волосы и небольшая щетина на лице ему очень идут и делают его безупречным. Я отступаю еще шаг назад и пяткой упираюсь в ступеньку, потеряв равновесия, чуть не падаю на спину. Он задумчиво собрал до локтя рукав серого джемпера и, увлеченный телефоном, пока не замечает меня.

Мое сердце сильно бьется, оглушая разум, который мне навязчиво говорить, что я должна бежать, бежать без оглядки. Он поднял голову, наши взгляды встретились. Меж нами пронеслось мгновение, в его грустных глазах испуг и непонимание. Я судорожно пячусь назад, спотыкаясь о ступеньки. Он в несколько шагов оказывается около меня, заблокировав мое запястье крепким сжатием своей сильной ладони.

– Объясни, почему мы не можем быть вместе? – тихо спросил он.

Я пропадаю в его пристальном взгляде, он требует ответа, а я хочу признаться, но какая-то сила заставляет меня молчать, навесив на уста тяжелые железные замки. Я только издаю мычание и плач. Он сдвигает брови, в лице нарастает возмущение, но я упорно молчу.

– Настя, мне нужен ответ, я не готов тебя отпустить вот так просто. Мне нужна веская причина, – сквозь зубы шипит он и ловит мой ускользающий взгляд. Я закрываю глаза и чувствую, как кожа на запястье горит огнем от боли под его пальцами, и я готова ее терпеть сколько угодно.

– Настя! – возвращает меня Макс своим криком, я открываю глаза. – Я не уйду без объяснений. Вчера все было хорошо, ведь так?

Он делает паузу и смотрит на меня, я хочу сказать «да», но сдерживаю плач, поджимая губы.

– Может, я дурак, но я чувствую, что нравлюсь тебе. У тебя есть парень?

Я округлила глаза и отрицательно покачала головой.

– Это связано с тем, что было в клубе? Настя не молчи… – закричал он, каждый мускул на его лице был напряжен, по скулам ритмично заиграли желваки[3 - Желваки – мускул, показывающийся на лице при сжимании челюстей, жевании. Челюсти сжимают, как известно, в приступе злобы, недовольства. Отсюда: «играть желваками» означает злиться.], взгляд прицельный и прямой.

Молчать бесполезно, это лишь усиливает его злость, а рука немеет от его яростного давления.

– Да, – выдохнула я.

Он делает шаг ко мне, пытаясь меня обнять, я отступаю от него.

– Ты больна?

– Да! – закричала я, отдавая громкому голосу всю свою боль. – Я больна самой страшной болезнью! – кричу я, желая прекратить эти пытки. – Уходи… Максим… уходи, – рыдаю я.

Он предпринимает еще одну попытку обнять меня и, преломляя все мои сопротивления, притягивает к себе.

– Откуда ты взялся со своей любовью? – стону я, утыкаясь лицом ему в грудь. – Ты не понимаешь, ты достоин лучшего, чем я.

– Настенька, что ты такое говоришь? – гладит он меня по волосам. – Я хочу быть с тобой, я делаю свой выбор, не лишай меня этого права, – он вытирает мне слезы, дотрагиваясь теплой ладонью до щек, – не прогоняй меня, просто не прогоняй…

Я не в силах бороться с собой, услышав громкие удары его сердца, почувствовав успокаивающий древесный аромат, я добровольно остаюсь в его мягких чарующих объятиях.

– Ма-акс, мне нельзя тебя любить… – шепчу я. – Зачем я тебе нужна такая?.. Максим.

– Я тебя люблю Настя, доверься мне, я буду рядом, – тихо приговаривает он.

Я ощущаю силу в его руках. Он прижался щекой к моей голове, сбрасывая капюшон с волос. Почувствовав его теплые губы на моих мокрых волосах, на холодном лбу, я невольно расслабляюсь и успокаиваюсь, на миг забывая о запретах.

– Пройдите в дом, – раздался папин голос за моей спиной, я вздрогнула. – Дома обо всем поговорим.

Я по инерции отшатнулась от Максима. Папа серьезно посмотрел на меня, потом на него. Максим заботливо поправляет мои спутанные волосы и берет за руку. Мы зашли в лифт. В тесном пространстве папин взгляд казался еще пристальнее и строже, и я осторожно вытаскиваю ладонь из руки Макса и прячу в карман. Максим, недовольно хмурясь, приобнял меня за талию и дотронулся своим покалывающим подбородком до моего лба. Папа отвел взгляд в сторону, делая вид, что ничего не видит. Максим держался очень спокойно, кажется, только я чувствую неловкость и скованность между нами. Лифт со скрежетом поднимается этаж за этажом. Я не знаю, какой разговор ждет нас дома, но мое волнения доходит до грани истерики, и я прижимаюсь к плечу Максима, потому что сейчас только в нем нахожу утешение.

Папа зашел в квартиру первым. Я нехотя за ним. Присутствие Макса меня успокаивает, но после того, как мои чувства сравнили с капризом ребенка, я боюсь столкнуться хладнокровным непониманием мамы.

– Ярослав… – из-за широкой папиной спины доносится мамин голос.

– София, пройдем в гостиную, – ласково сказал он ей.

Она заметила нас, стоящих на пороге, ее удивление сразу изменилось в задумчивость.

– София…

На папин призыв она скрылась в гостиной. Я, не сдерживая дрожи, перебираю пальцы. Остается только думать и предполагать, о чем они говорят, но я чувствую, что все это не к добру.

– Эй, – улыбнулся Макс, – они такие страшные?

– Нет… просто… просто, – я так хочу сказать, что мое общение с ним невозможно, но видя сколько любви и спокойствия в его глазах, теряюсь. – Очень важно, что они скажут.

– Ярослав… – слышен шепот мамы.

– София, пойми, так будет лучше для нее…

Я вздрогнула, понимая, что там, под завесой тихого шепота, уже решилось что-то важное. Я обняла Максима, как в последний раз, подозревая, что его сейчас прогонят и никогда не подпустят ко мне.

– Почему ты не волнуешься? – спросила я.

– Что касается тебя, я ничего не боюсь и буду драться с кем угодно, – спокойно отвечает он, – даже с тобой…

– Ребята… – появилась задумчивая мама, увидев нас обнимающимися, она недовольно спустила очки на нос. – Пройдемте в гостиную…

Я безропотно пошла за ней, а Максим за мной. Мы расположились на диване. Макс сел очень близко ко мне и, найдя мою ладонь, сцепил ее в замок, пропуская через свои пальцы. Папа сел в кресло напротив нас. Мама села ближе к другому краю дивана. Деловито положив ногу на ногу, облокотившись на широкий подлокотник дивана, она вытянула указательный палец вдоль щеки и смотрит на нас прицельным изучающим взглядом. Мои щеки пылают огнем, сердце выбивает учащенный пульс, а в голове путаются мысли. Очень хочу заглянуть в мысли своих родителей, но после того, как мой первый наставник прочитал специальные молитвы, я не могу знать, о чем они переживают или думают. Такой же недоступный для меня Максим, может, поэтому я чувствую в нем что-то родное и близкое. Так или иначе, в данный момент я боюсь его потерять.

– Максим, откуда ты здесь? – с приторной вежливостью спрашивает мама. Я знаю, своим официозом она выставляет дистанцию между собой и им.

– Меня не покидало чувство тревоги, и, как я вижу, не зря, – Максим внимательно посмотрел на меня.

Зная, что сейчас я пребываю в не лучшей форме, я опустила взгляд и попыталась освободить руку, но при сопротивлении он еще сильнее сдавливает ее.

– У нас есть небольшие проблемы, – неуверенно произнесла мама, посмотрев на отца.