Бабье лето любимой жены. Часть III

– Подмарафетишь. Кто там нас увидит, – просительным тоном обратился к ней Андрей, – знакомая, так она меня сегодня видела. Даже пошутила, не ты ли разрисовала меня, чтобы женить на себе.

И все-таки она не понимала.

– К чему такая спешка? Словно ты бежишь от чего-то. Я ведь согласна, и так уже вместе. Но давай как-то по-человечески. Вдруг мы не подойдем друг другу?

– Как – не подойдем? – вперился он в нее глазами.

– Н-ну, я не знаю,… – сожалея, что ляпнула, не подумав, ответила она. – Так говорят. Ты ведь встречался с женщиной…

– С Мартой? – вставил он. – Она замужем – это раз, я ее к себе не звал – это два, у меня на нее… – он запнулся, – аллергия – это три.

«На меня, похоже, тоже», – подумала она, но промолчала.

– Я понимаю, странно у нас все началось, – неловко пожал он плечами. – Вчера не думал, что у нас с тобой получится просто поговорить.

– Почему?

– Ты всегда дичилась. Я не знал, как подступиться.

– Правда?…

– Неловко было.

– Мне тоже.

– А сегодня, дай, думаю, к знакомой заеду. Хоть узнаю – что к чему. Веришь – сам обалдел. Говорит – штамп поставить? Приезжайте завтра, оформим в лучшем виде. Что я должен был сказать? Посоветуюсь, какой день выбрать? Если торжественно – тогда понятно. А так, попробуй объясни. Давай, может… пусть ложится, как ложится. Я суеверный, боюсь тебя потерять. А говорить красиво не хочу. Кажется, чувствуешь, а когда начнешь говорить, уже и сам не веришь.

Слушая, как он, смущаясь, скупо по-мужски открывал ей душу, она невольно потянулась к нему, провела ладонью по колючей щеке и почему-то подумала, что надо бы купить ему бритву.

– Я верю тебе, верю,… – касаясь губами его лица, ответила она.

Вмиг он переменился, превратившись в того, о ком она так мечтала длинными ночами.

– Сегодня я уже не пугаю тебя? – одурманивая ее проникновенным взглядом, тихо спросил он.

– Нет, – слегка отстраняясь, прошептала она.

Отбросив условности и сомнения, обвив руками его шею, она прижалась к нему и опомниться не успела, как оказалась полностью в его власти, чувствуя себя глиной в его умелых руках, сгорая, как свеча, от его пламенной страсти.

Когда бурная волна откатила, оставив их лежать в полном изнеможении, не открывая глаз, она тихо прошептала:

– До чего же с тобой хорошо…

– Лучше, чем ожидала? – так же тихо спросил Андрей.

Его слова сковырнули душевное умиротворение. Чего она могла ожидать? У нее и надежды-то не было. Близость любимого человека, что может быть лучше? Но добросовестно исполнившему работу его телу важна была ее оценка, а не искренний душевный порыв. Потому и ответила с нежностью: «Лучше». Не надо, не надо было им ни спрашивать, ни отвечать. Пусть бы все закончилось на этой блаженной ноте, томным вздохом, затуманенным взглядом. Тогда не выпрыгнула бы шальная мысль, не стала бы поперек сердца одним единственным словом – ЧУЖОЙ. «Тогда была молодость, тогда я другого и не знала, – убеждала она себя. – Пройдет время, я привыкну к этому молодому телу, к его напору. И… ведь действительно лучше, или я просто забыла? Какая разница, если мне с ним хорошо?»

Глаза его были закрыты, отчего злосчастный синяк под глазом особенно выделялся. На губах играла слабая ленивая улыбка.

– Сегодня больше не получится, – тихо сказал он, – полпачки анальгина съел, в ушах звенит.

Лиза сжалась от стыда. Как она могла поддаться страсти?! Видела же, что ему больно.

– Прости, – сорвалось у нее, – я виновата…

– Конечно, ты, – одарил он ее сытой улыбкой, – но если еще полпачки съем, до свадьбы не доживу. Куда?! – заметив, что она собирается встать, схватил он ее за руку. – Не вздумай удирать, иначе я вообще не усну.

– Как же быть?..

– Понемногу разминаться, а там, глядишь, и само пройдет, – пошутил он и, обняв ее, закрыл глаза.

Этой ночью она спала крепким и, пожалуй, впервые за последние годы спокойным сном. Так засыпает ребенок, получивший долгожданный подарок.

7

Утро следующего дня шепнуло: «Покой нам только снится». Андрей сорвался с кровати ни свет ни заря, предупредив ее, чтобы часам к двенадцати была готова.

Лиза места себе не находила. Она то с ужасом осознавала, что такое ребячество в ее возрасте недопустимо, то радовалась предстоящей перемене, то представляла себе их совместную жизнь. Примеряя то одно, то другое, она боялась, что своим торжественным видом смутит его. Поэтому звонок застал ее врасплох.

Стоило ей открыть дверь, как все слова тотчас вылетели из ее головы. Она могла только видеть, с мыслями не складывалось. Перед ней стоял… нет, не Андрей, перед ней стоял красавец-мужчина из обложки глянцевого журнала. Черные завитушки его волос были коротко подстрижены и мастерски уложены. Предательский синяк странным образом исчез. Ну, почти исчез

(издали был незаметен). На нем был, как и полагалось для такого случая, традиционно-торжественный черный костюм, черный с темно-синим отливом галстук и белая сорочка. «Аутфит, однако…», – с изумлением пробормотала она. «Что?» – явно чувствуя себя не в своей тарелке, напряженно произнес он. «Красиво, говорю», – глядя на огромный букет белых роз и коробку у него в руках, ответила она. «А,… – по-деловому произнес он, входя в переднюю, и то и другое протягивая Лизе. – Давай собирайся, время поджимает».

Она нетерпеливо открыла коробку. Там лежало нарядное бирюзовое платье. Лиза осторожно вынула его из коробки и, подойдя к зеркалу, приложила к себе.

Андрей торопил ее: «Надевай скорее, некогда любоваться», – говорил он, не глядя на нее.

Взяв со стола ее паспорт, он внимательно его просматривал.

Лиза быстро надела платье и залюбовалась им. Легкое, словно воздушное, собранное у талии, спадающими волнами оно расширялось книзу. Тонкая строчка, опоясывая талию, витиевато поднималась по лифу, увенчиваясь у плеча пышной розой.

Глядя в зеркало, она наблюдала за Андреем. Спрятав в карман пиджака два паспорта, он переложил в другой карман две небольшие коробочки. Потом вынул бумажник и стал пересчитывать деньги. Словно ощутив на себе ее взгляд, он поднял голову.

– Все? – спросил он. – Слушай, хоть она и знакомая, но в обед расписывать нас не станет.

Ни в словах его, ни во взгляде не было даже намека на торжественность момента. Видимо, он считал, что для бабьего счастья достаточно белого веника с расфуфыренным платьем. Пусть тешится, а ему некогда слюни пускать: и организовать все надо, и невесту ублажить, и текущие дела порешать.

Она и тешилась. Поцеловав его, она живо подкрасилась и провела щеткой по волосам. Получилось красиво. Надев пальто и взяв букет, она погладила Малыша, окинула взглядом гостиную и направилась…. навстречу новой жизни.

Подкатив к подъезду свой «опель», он открыл дверцу и с добродушной улыбкой пригласил ее:

– Прошу, мадам, как вас, Матвеева? Через час будете Красновой. Надеюсь, до конца жизни. Проживем мы долго и счастливо и умрем в один день, – преувеличенно бодро добавил он.

По пути никто из них не сказал и двух слов. Каждому из них было что вспомнить и было над чем подумать.

Процедура бракосочетания прошла просто и непринужденно. Ни особых волнений, ни торжественности момента Лиза не ощутила. Знакомая Андрея оказалась добродушной женщиной приблизительно ее возраста и была для него кем-то вроде своего парня, да и вела себя соответственно. Лиза поняла – женщина считала, что расписались они исключительно из меркантильных соображений, но любопытствовать не стала.

Пригласив их выпить принесенного Андреем шампанского, она пошутила: