Королевство снов

Уильям не знает, зачем он идёт, каждую ночь задаётся вопросом: к чему постоянные передвижения от места к месту, час от часу не легче от одинаковых строений и людей – какая разница, коль жизнь бездомного бродяги предстоит вовеки волочить? Уж лучше, не избегая леса, пещеру в чаще отыскать и зверем диким там пристанище себе найти.

Уилл слышал от людей, будто северное королевство Либертанта, что здесь, в диком южном краю, раньше считали смехотворным предприятием, а короля-советника Джереми – шутом, теперь же королевство, равное по силе и могуществу Дримхолду. Люди бежали с юга – здесь всё обветшало и обеднело, виной тому дикие звери: гигантские пауки, стада воинственных кентавров, что в отсутствии добычи не гнушаются полакомиться и людской плотью, и полчища других поганцев, отравляющих жизнь любым смертным. Однако самое страшное для жителей юга – слух, будто в пещере древней, как сам остров, проснулся великий дракон, а их племя, дескать, как от дрёмы очнется, так без разбору жрать принимается всё, что только учует.

Однако Шарлатана Уилла ни звери дикие, ни байки о драконе не пугали – ведь что может испугать отчаявшегося одинокого скитальца? Потому Уильям особенно и не переживал: он пристрастился к напиткам, что дурманят разум людской, обнаружив при том, что в нём от человека явно многим больше, чем уверяла фата Анарет. Любил Шарлатан и танцевать с теми немногими юными красавицами, что ещё остались в диких южных землях. А по ночам занятие любимей всех для Уилла наступало – лежать в сарае или же на сеновале, где придётся, словом, и, будто возвратившись в детство, любоваться дальними пейзажами, взирать на звёзды и мечтать.

Изменилась жизнь чародея в один долгий-долгий день на диком юге королевства.

Уилл долго шёл через каньон ему доселе незнакомый – селений не было ни одного, а потому и дел у чародея было ровным счётом два: наколдовать себе заслон и добрую бутыль Дурманника, чтоб жгучее назойливое солнце переждать.

И вот сидел Уилл на разгорячённой земле, попивая дурманящий напиток. Вдруг сзади где-то раздалось коровье мычанье. Сперва чародей не обратил на то внимание, но вдруг вспомнил, как говорили ему местные: дескать, последние коровы померли – трава не растёт больше на юге, климат меняется, засуха и разруха всех сгубят, кто останется в этих проклятых землях. Успевший уже изрядно «одурманиться» чародей медленно обернулся. Перед ним стоял громадный зверь, которого на юге кличут «молохом». Это прямоходящий бык, достигающий роста небольшого древа, с руками, что имеют кисти вместо копыт и рогами – острыми и массивными. На такие рога молохи запросто могут насадить не то что там человека, а даже целое селение разом!

– Крибли-крабли… – невнятно произнёс Уильям, пытаясь при этом двигать руками, имитируя процесс колдовства. – Не получается… – раздосадовано добавил чародей, смачно икнув.

– Ты одурманен! – голосом, что был подобен громовому раскату, произнес молох.

– Не знал, что вы говорящие… – трезвея, промолвил Уильям.

– Не все. Вернее, только я. Дело в том, что я не зверь, хоть шерсть скрывает кожу, я человек, заколдованный когда-то ведьмой Анарет, – печально рассказал молох.

– Анарет? – теперь уже точно лишившись последних признаков одурманивания, спросил Уильям. – За что же она тебя так?

– Сделку нарушил.

– А.… Это она может, – вспоминая Анарет, подметил Уилл. – Ну чтоже, повезло тебе, молох, я тоже чародей.

– Ты мне поможешь!? – воспрянув духом, воскликнул молох.

– Ну, хоть имя своё назови для начала.

– Малкольм.

– Ну что же, Малкольм, я хоть и не Анарет, но так же, как и она, знаю цену чудесам, а потому бесплатно я тебя не расколдую.

– И что же хочешь ты нажить на моём несчастье?

– Зависит от того, что ты можешь предложить.

– Я много ведаю об этом мире – долго ведь брожу я в облике быка-молоха, видал я всякое и знаю очень много тайн, секретов, как людей простых, так даже и колдуний вроде Анарет…

– Хм, ну я думаю, не стоит тебе рассказывать о том, что будет, если ты нарушишь сделку, – осматривая Малкольма, сказал Уилл. – Ты и так уже в курсе.

Уильям вмиг расколдовал молоха-Малкольма, что оказался старым лысым человеком – довольно рослым, но уж очень неказистым. Лицо его покрыто всё родимыми пятнами, глаза, уставшие и почти что потухшие, так, что даже и цвет их нельзя определить – то ли голубые, то ли серые, а, может, и вовсе белесые и лишь отражают свет ясного неба. Тонкие губы Малкольма, видно, совсем засохли, отчего бедняга не мог промолвить и слова. Уилл наколдовал флягу с водой и дал Малкольму, тот напился вдоволь и лишь после этого сказал обессиленным старческим голосом:

– Благодарю тебя… Господин чародей.

– Меня зовут Уильям, приятно познакомиться, – радушно ответил Уилл.

Малкольм едва заметно улыбнулся, после чего старик потерял сознание. Чувствуя ответственность за спасённого человека, Уильям наколдовал небольшой дом с кроватью, что была застелена периной, после чего чародей взял на руки Малкольма и перёнес того на постель. Уильям положил смочённую оставшейся водой из фляги тряпку на лицо старика и только после этого вышел из только что наколдованного дома.

Чародей вдруг почувствовал сильную слабость – он ощущал подобное и раньше, когда колдовал еду или заслон от солнца, но сейчас эта слабость чуть ли не сбила его с ног.

«Каждое чудо цену имеет» – разнеслись в голове Уилла слова Анарет.

«Неужто сейчас придётся расплачиваться и за такие мелочи?» – спросил вслух чародей. Он решил на время поостеречься от чудес и отдохнуть. Постель была всего одна, и Уилл принялся бранить себя за такую глупость, благодаря которой ему теперь придётся спать на полу. Но делать нечего, да и слабость, что никак не отпускала тело и разум чародея, помогла ему закрыть глаза и мигом уснуть, не замечая никаких неудобств.

Уилла разбудил Малкольм. Старик был свеж и бодр, словно и не проходил бог знает сколько времени в шкуре быка-молоха.

– Теперь, когда я вновь здоров и полон сил, – радостно сказал Малкольм, – готов тебе поведать всё, что пожелаешь.

– Для начала расскажи, кем ты был до проклятья, – находясь всё еще в состоянии полудрёмы, повелел Уильям.

– Я был королём, господин чародей.

– Что!? – вмиг проснувшись, воскликнул Уилл, вскакивая на ноги. – Королём? Но как?! Я думал, Рэймонд Всеизбра?нный – первый король Дримхолда…

– Дримхолда – да, – согласился Малкольм. – Но ведь до этого королевства на острове существовали и другие.

– Но я никогда не слышал о них.

– Конечно, слышал, – уверенно сказал Малкольм. – Откуда же, ты думаешь, взялись все сказки о рыцарях и драконах, принцессах и чудовищах, великанах и лилипутах и о всех прочих?

– Фантазии… Выдумка – так я считал.

– Фантазии не рождаются на пустом месте, сынок. Выдумка не имеет смысла, коль нет в ней хоть крупицы правды. Всё было, как написано – события, быть может, происходили по иным сюжетам, но все герои сказок – реальны, словно ты иль я.

– И что же случилось с твоим королевством, Малкольм?

– Понятно, что… – угрюмо произнес старик. – Я случился. Словно Рэймонд – тот король, что ныне правит, я был амбициозен и жаден до подвигов и славы. Мне не хватало королевства, что я построил на крови родных людей – мне хотелось, чтоб в легендах меня звали величайшим из королей, что когда-либо существовали… И вот, лелея глупую мечту безумца, я рассуждал в компании тлеющих углей камина обо всём том, что мне хотелось бы свершить для подданных своих – на деле же, конечно, для себя. И вот пришла ко мне дева в алом плаще, с глазами, что горят в ночи ярче костра, и волосами серебряными….

– Анарет, – холодно произнес Уильям.

– Она самая. И я пожелал подвиг совершить, чтобы увековечить своё имя.

– И что же она предложила?

– Убить дракона.

– Ты не смог…

– Конечно, а как убить родного сына?

– Сына?! – вдруг опешил Уильям. – Так тот дракон – твой сын?!

– Да, я слишком поздно понял хитрый злобный план колдуньи Анарет. Каждое чудо цену имеет – так она сказала. Она бы не смогла свершить для меня чудо, не обрекая при том на страдания. Конечно же, Анарет не сообщила мне, что в дракона превратила сына, которого ждал я с соколиной охоты, но, зайдя в логово, понял я, ощутил сердцем отцовским, что за чешуёю зверя огнедышащего родная кровь скрывается. И лишь только вышел я из логова, оставив дракона живым, как фата-Анарет тут как тут стоит передо мной. Молвит колдунья: ты сделку нарушил, король Малкольм, и кара за то будет жесткой. Раз любовью ты к зверю проникся и сына в том звере признал, так всё королевство твоё я в зверей превращу!

– То есть… – совершенно обезумев от своей догадки, начал Уильям. – Получается, все те звери – это…

– Мои поданные, сынок, – подтвердил Малкольм. – Кентавры, что раньше были моими охотниками, пауки – в прошлом великие портные королевства, быки-молохи – мои верные рыцари и все остальные…