Торговец дыма

Санчес снова накрыла волна неуверенности, схожая с той. из детства, когда он, оставшись наедине со школьной красавицей, пытался найти правильную дорогу из слов и жестов к первому поцелую.

Луи вдруг ощутил, что это чувство ему нравится своей старинной свежестью – давно забытое, будто из прошлой жизни, и в то же время почти незнакомое? Ему нравилось, когда что-то щекочет нервы, нравился этот странный азарт – ведь плотью любых отношений является эта бесконечная ходьба по натянутому над пропастью канату. Один неверный шаг – и отношения умрут, разбившись о серую твердь реальности…

Луис легкой пощечиной попытался сбросить прилив робости.

Стук в дверь, и в горле мигом пересыхает, и взгляд испуганной колибри носится по комнате, проверяя, все ли лежит на своих местах. Ты можешь ездить на самом дорогом байке на свете и круче всех выглядеть с сигарой в зубах, но забытый посреди комнаты носок разрушит твой образ мачо в один момент.

Луис откашлялся и, подойдя к двери, резко ее открыл. Лицо его выражало сдержанную радость от встречи – по крайней мере, Санчез на это очень надеялся.

– Привет, – с искренней, пусть и немного нервной улыбкой сказал Луис, глядя на гостью.

Джи была одета неброско, но элегантно – легкое зелено-желтая майка, джинсы, балетки, в руке – сумочка бледно-бежевого цвета. Макияж очень сдержанный, подумал Луис, с трудом оторвав взгляд от алых губ.

– Привет, – сказали яркие губы.

– Проходи. – Санчез спохватившись, отступил в сторону и указал рукой на веранду. – Хочешь, осмотрись здесь, хочешь, пошли сразу наружу.

– Сразу наружу? – неуверенно переспросила Джи.

– К морю, – с улыбкой ответил Луис. – Но я бы не советовал спешить: в гостиной у меня есть для тебя маленький сюрприз.

– Ладно, – просто ответила Джи и вошла в дом.

Если бы Санчез сказал, что сюрприз ждет её в спальной, он подверг бы первое домашнее свидание риску. Китаянка, вероятно, тут же развернулась и уехала (что точно не входило в планы Луиса), либо согласилась и невольно лишила его удивительного эхом доносящегося из прошлого вальса-прелюдии, кружась в котором, пара знает, чем все закончится, но не спешит прервать танец. А гостиная – совсем другое дело.

Гостиная – пространство для прелюдий. Гостиная – прихожая спальни.

Луис закрыл дверь и повернулся к Джи, которая, остановившись посреди комнаты, с интересом рассматривала интерьер.

Санчес вдруг испугался мысли о том, что контраст между контейнерным бараком и виллой смутит гостью, и замер, ожидая ее реакции.

– Дом… красивый, – сказала Джи. – Очень красивый. У нас не такой.

Луис растерянно посмотрел на гостью.

– Я, конечно, про Китай, – поймав его взгляд, добавила Джи. – Здесь – это вообще не дом. Запихали нас всех, как анчоусов в банку…

Она вдруг стихла и виновато посмотрела на Луиса исподлобья.

– Прости… Наверное, не стоит сейчас об этом говорить?

– Почему же? Говори, о чем хочется. У меня тут нет запрещенных тем.

– Совсем нет? – улыбнулась Джи. – А то у нас одного парня, который болтал про ковид, недавно отправили обратно в Китай. По крайней мере, так говорят.

– И что же он болтал?

Джи шумно выдохнула и попросила:

– Давай не будем об этом, ладно?

– Боишься, что отправлю тебя обратно в Китай? – ухмыльнувшись, спросил Луис.

– А ты можешь? Хотя ты, наверное, можешь…

Джи огляделась по сторонам и, ловко повесив сумочку на свободный крючок вешалки, спросила:

– Итак, что же такого интересного там, в гостиной?

Луис улыбнулся и мотнул головой в сторону дверного проема:

– Сейчас сама все увидишь.

Едва переступив порог, Джи заозиралась по сторонам в поисках сюрприза и в итоге остановила свой взгляд на «Меланхолии» Дюрера, которая висела на стене слева от рабочего стола Луиса.

– Какая… необычная, – заметила Джи. – Это и есть твой…

– Что? О, нет. Но, обещаю, что об этой картине я как-нибудь тоже тебе расскажу. А пока посмотри на стол.

Она повернулась и увидела голубой лакированный ящик на столе. На крышке была инкрустация в виде кубинского флага и портрета Че Гевары.

– Это? – с удивлением осведомилась она. – Похоже на большую шкатулку для дорогих часов.

– Скорее, саркофаг для ценных удовольствий.

– Смешно, но… часы, Луис? – Джи выглядела растерянной. – Если там правда они, то я вынуждена буду отказаться. Мое руководство строго следит за нашими покупками и требует отчитываться за каждый…

– Успокойся, прошу, – с мягкой улыбкой сказал Луис. – Это не часы, это хьюмидор – ящик для хранения сигар. Сегодня я научу тебя курить сигару.

Глаза Джи округлились.

– О. Такого я точно не ожидала. Хоть и знаю, что ты у нас… сигарный барон.

– Я предпочитаю куда менее пафосный титул – продавец дыма, – с притворной скромностью произнес Санчез. – И я хочу быть твоим первым проводником в мир табака… если ты готова, конечно.

– Готова, – улыбнулась Джи.

– Тогда присаживайся. – Луи указал на кресла. – И начнем.

Джи охотно приняла его приглашение. Видя, как она расслабленно улыбается, Луис в очередной раз порадовался, что купил эти кресла у антикварщика в Гранаде. Неизвестный мастер то ли знал какой-то мудреный секрет столярной анатомии, то ли обладал магическим даром, о котором сам не подозревал. Как бы то ни было, более комфортных кресел Санчез прежде не встречал.

Луис открыл хьюмидор, в котором аккуратными рядами табачных мумий лежали сигары, и осторожно взял одну из них. Китаянка внимательно следила за его манипуляциями.

– Смотри. Это сигара – яркий пример того, как табак продолжает изобретать себя заново. Одна ее сторона называется парехо, – начал рассказ Луис. – Она закрыта шапочкой табачного листа.

– Это ее нужно срезать?

– Верно, причем срезать с очень небольшим зазором. Если даже чуть промахнешься, обрезки табака будут лезть в рот. А если сильно хватишь лишку, верхний лист, который мы называем покровным, может начать разворачиваться.