Барон с улицы Вернон. Дуэт Олендорфа. Книга третья

– И я вообще не понимаю, как, и самое главное зачем, эта семья оказалась в Третьем классе. Их место было рядом, по меньшей мере с каютой Эндрюса.

Глава 6

НЬЮ-ЙОРК; НАШИ ДНИ

ОФИС ЭДВАРДА ДЖОНА БАТТА

– Ну как успехи, доктор Карамышев? – встретил Батт Антона встав из-за стола и выйдя навстречу, приглашая его присесть, – чай? Кофе? По вашему выражению лица я вижу, что Вы обнаружили нечто сверхъестественное! Впрочем, как и всегда.

– Ну я бы не называл это сверхъестественным, – ответил присаживаясь Антон.

Он положил на колени дипломат и открыв его, выложил на стол толстую папку с бумагами.

– Что это? – указал взглядом на папку Батт.

– А это, – усмехнулся Антон, – одно адвокатское дело из архива. Точнее, это его копия. Начато оно было 20 апреля 1912 года тут, в Нью-Йорке. И как Вы и предполагали, его инициатором была Непотопляемая Молли Браун.

– Уже интересно, – подвинул стул и присел рядом Батт, – и что же в деле такого, что может нас заинтересовать?

– Да всё! – отставил дипломат и раскрыл папку Антон, – всё от начала до конца! И пожалуй, начну с самого простого, – заговорил он, выкладывая на стол по порядку копии архивных документов, – я не долго искал дело в архиве. Дольше читал и копировал материалы. На него, на это дело, не обращали внимания потому, что с «Титаником» оно хотя и связано мало-мальски, внимания в нём больше уделяется не крушению лайнера, а имущественным и семейным вопросам. То есть, на протяжении всех этих 106 лет дело даже не интересовало историков и может служит всего скорее учебным материалом для студентов, чем историческими документами для исследования.

Антон вздохнул, подвинул ближе к Батту дело и указал на первый лист.

– И так, 20 апреля 1912 года, на борту парохода «Карпатия» произошёл невероятный по тем временам случай. Как мы знаем, моряки «Карпатии» подняли на борт не только живых, но и несколько погибших пассажиров и матросов. Кроме того, на «Карпатии» умерли шестеро поднятых из воды пассажиров, ввиду сильного переохлаждения и обморожения. По прибытию в Нью-Йорк, больше внимания уделялось выжившим и покойными, лежавшими во льду, в трюме, занялись в последнюю очередь. Как свидетельствует капитан Артур Ростон, матрос Эндрю Купер обнаружил, что один из пассажиров, которого считали умершим, оказался живым. Попросту, свидетельствует уже указанный матрос, он увидел, что у этого пассажира из носа пошла кровь. Это был мальчик лет десяти. Из воды его вытащили не моряки «Карпатии», а шлюпка которой командовал офицер «Титаника» Гарольд Лоу. Ребёнок, тоже по понятным причинам, долгое время находился в лазарете на «Карпатии». На пароход его подняли без сознания и понятно, что его никто не смог зарегистрировать по имени. Это попытались сделать в лазарете, когда он на короткое время пришёл в себя. Но, через несколько минут он снова впал в бессознательное состояние. Судя по всему это был спинальный шок, как сказали бы сейчас. В наши дни его не определишь без специального оборудования, а в 1912 году это было и попросту невозможно сделать. Живых хоронили как умерших, но это другая история.

Антон подумал и продолжил.

– Очевидно парня сильно ударило чем-то, или об что-то, когда «Титаник» пошёл ко дну. В общем, без сознания он пробыл с 15 по 20 апреля 1912 года. Пять дней! Зрелище малоприятное… – подумал он.

– Продолжайте, – заинтересовался Батт, – об этой истории я никогда не слышал, хотя знаю практически все истории с «Титаника», даже обросшие слухами и сплетнями.

– Это не самое интересное, – улыбнулся Антон, – посетителями мальчика, во время его нахождения в лазарете на «Крпатии», были две дамы с одинаковой фамилией. Одна из них, это Маргарет Браун. А вот вторая, как Вы думаете, кто?

– Кто? – кивнул Батт.

– Эмили Браун, мать будущего известного исследователя катастрофы «Титаника», а тогда пассажира Третьего класса, Фрэнка Голдсмита. Достоверно известно, что маленький Фрэнк Голдсмит и маленький Гарольд Гудвин подружились на «Титанике» и были там друзьями «не-разлей-вода». Но это, так же совсем другая история… Имя мальчика тогда не было установлено по одной единственной причине. Он, даже тогда когда пришёл в себя, не то что не мог ходить, но и даже разговаривал с очень большим трудом, очень невнятно и несвязно. Больше бредил, как свидетельствует врач с «Карпатии».

– Ну, а почему врач не мог уточнить имя у Маргарет Браун, или той же Эмили Браун? – спросил Батт.

– Маргарет Браун вела учёт живых, но не мёртвых, – ответил Антон, – и очевидно, мальчика она попросту не успела записать. А Эмили Браун, смею предположить, спросить никто не догадался. Более семи сотен живых, которым нужна была помощь! Кому было дело до, как все считали, умершего мальчишки, которому вообще повезло что его вытащили из воды?

Антон подумал, перевернул несколько страниц и снова ткнул пальцем в лист бумаги.

– Это же самое наблюдалось в клинике доктора Соломона, куда определили мальчика после его обнаружения матросом Купером, – Антон снова перевернул пару листов и помолчав продолжил, – мальчика арестовала полиция.

– За что? – удивился Батт.

– За незаконное пересечение границы. Но я думаю, дело было гораздо проще. К тому времени мальчик уже назвал своё имя, но… – он помолчал, – объявившийся родственник, родной дядя, вдруг резко не признал своего живого и почти здорового племянника. Ну не признал и не признал! Но он, едва встретившись с мальчиком, сразу же уведомил полицию о том, что кто-то выдаёт себя за его погибшего родственника. Как Вы думаете, кто был дядя этого мальчика?

– Томас Гудвин? – усмехнулся Батт.

– Именно! – воскликнул Антон, – Томас Гудвин, родной брат Фредерика Гудвина!

– Ну теперь-то мы знаем почему это произошло, – кивнул, слегка улыбнувшись, Батт, – мистер Томас Гудвин был человеком среднего достатка, а тут ему подвернулось такое богатое наследство! И вдруг тебе, воскресший племянник!

– Ну копы тоже хороши, – сказал в ответ Антон, – конечно, они понимали, что дело очень деликатное, дядя явно хотел просто избавиться от мальчика и сделать так, чтобы паренёк больше не появлялся. Для этого мальчик должен был, как минимум, исчезнуть. Мальчишку заперли в камере со взрослыми. Понятно, что он должен был там погибнуть, но не по вине дяди, или полицейских, а скажем, виноваты были бы заключённые. Таким образом дядя избавился бы от племянника, а пару-тройку местных уголовников суд отправил бы на электрический стул. И неизвестно что было бы с ним, если бы в дело не вмешалась лично Маргарет Браун. Она успела, я бы сказал, более чем вовремя, устроила серьёзный разнос всему портовому отделению полиции и мальчика не просто освободили, а разместили в одном из лучших номеров отеля. Его дело вёл известный по тем временам адвокат. Один из лучших адвокатов! Оскар Грузенберг!

– Сам Грузенберг? – удивлённо глянул на Антона Батт, – мальчик оказался сыном министра, или может самого Президента США?

– Или бароном, – кивнул в ответ Антон, – дело на этом не заканчивается, мистер Батт. Именно Грузенберг забирает весь багаж семьи Гудвинов, следовавший пароходом «Нью-Йорк» из Саутгемптона. В Нью-Йорке багаж должен был получить Фредерик Джозеф Гудвин, но его забирает Грузенберг и передаёт мальчику. Если бы все Гудвины на «Титанике» погибли, то единственным наследником остался бы Томас Гудвин, родной брат Фредерика Гудвина. Но багаж получил девятилетний клиент Грузенберга, протеже Маргарет Браун. Так что, сомнений не остаётся мистер Батт. Гарольд Виктор Гудвин почти благополучно пережил гибель «Титаника», остался жив и добрался до Нью-Йорка.

– Вот так дела! – воскликнул Батт, – первая хорошая новость о семье Гудвинов за сто шесть лет! Продолжайте?

– То что в лазарете на «Карпатии» находился не безызвестный ребёнок, а Гарольд Гудвин, – продолжил Антон, – подтверждает ещё и то, – перевернул он ещё несколько листов дела, – что Оскар Грузенберг связывался с Эмили Браун в конце апреля 1912 года. Он забрал у неё некий саквояж, который передал своему маленькому клиенту в Нью-Йорке. Это тоже был саквояж принадлежавший семье Гудвинов.

– Грузенберг передал, а точнее сказать – вернул, мальчику все вещи Гудвинов, – кивнул Батт подумав, – какие ещё нужны подтверждения? Мне кажется, что Вы раскрыли ещё одну тайну «Титаника», мистер Карамышев.

– Да, с сыном Эмили Браун, которого мы знаем как Фрэнка Голдсмита, – согласился Антон, – Гарольд дружил, она сама проведывала мальчика на «Карпатии». Так что у них запросто могла оказаться любая вещь принадлежавшая Гарольду или его родителям, которая была Гарольду дорога после гибели всех родных на «Титанике». Это могло быть что угодно. От семейного альбома, до обычной детской игрушки. Трудно сказать, что было в том саквояже.

Батт подумал.

– Среди спасшихся детей «Титаника» остались двое сирот, совсем малыши, Эдмон и Михал Навратилы. Их отец, Мишель, усадил их в шлюпку, а сам остался. И погиб. Но Маргарет Браун занялась не их судьбой, а судьбой именно этого ребёнка. Как Вы думаете, доктор Карамышев, о чём это может говорить?

– Она была с ним знакома и раньше, – ответил Антон.

– Вот и я так думаю, – сказал Батт, – если она даже и не знала его до «Титаника», то он был близким человеком кого-то, кто был её близким другом. Ну, по крайней мере, хорошим знакомым. Иначе, у неё перед этим мальчиком не было бы никаких обязательств. А Виктор фон Готт, как видно из фотографий, с Непотопляемой Молли находился в дружеских отношениях.

Батт вздохнул.

– А что было дальше?

– Дальше? – усмехнулся Антон и перевернув страницу пододвинул дело ближе к Батту, – а дальше он был усыновлён. Его усыновила одна еврейская семья. Но усыновление имело одно условие на которое Гарольд согласился. Причины, как Вы понимаете, были сугубо религиозные, но это было не принятие иудаизма. Из полного имени мальчика должно было исчезнуть его первое имя, как не еврейское и языческое. А именно имя Гарольд… – Антон помолчал изменившись в лице, – его усыновила семья по фамилии фон Готт.

– То есть, – теперь изменился в лице Батт, – после апреля 1912 года, Гарольд Виктор Гудвин уже носил имя Виктор фон Готт… Как же я не догадался! Он вернулся на «Титаник» к самому себе!

– И наверняка он вернулся в прошлое не в апреле 1912 года, а гораздо раньше, – ответил Антон, – либо живёт перемещаясь между началом двух столетий. И трудно сказать, сколько раз он побывал на «Титанике».

– Да уж, – Батт согласился с Антоном, – он прибыл гораздо раньше 1912 года, это несомненно. Ордена Святого Станислава сами себе не цепляли в те времена, да и чин полковника присвоить самому себе было бы невозможно. Полковников в армиях тогда было ох как не много. Я бы, на его месте, в начале завёл необходимые знакомства, добился бы нужного положения, может даже изменил бы ход некоторых событий в нужном для себя направлении, так сказать устранил бы то и тех, кто мне мог бы помешать. И только потом бы, я снова сел на «Титаник». Это понятно, что ему нужно было хорошо подготовиться прежде чем рисковать, изменяя уже собственную судьбу.

– А почему бы ему просто не помочь своей семье, например сесть на тот же «Нью-Йорк»? Или сорвать отцу и матери переезд в Америку? – спросил Антон, – да вариантов много! Что может быть проще, чем похитить самого себя маленького и вернуть домой уже после отплытия «Титаника»?

Батт посмотрел на Антона и покачал головой.

– Вы плохо знаете людей того времени, друг мой! Да и вообще, Вы могли бы причинить боль своей матери? Нет? Вот и я о том же!

Батт подумал.

– На самом деле, мы не знаем что он уже изменил. И он ли это изменил. Может быть то, что мы считаем закономерными, или случайными событиями в нашей истории, как раз и есть изменённая история. И мы не знаем сколько путешественников во времени существует. Мы видим, как минимум, двоих. И мы не знаем что делает тот кто шпионит за фон Готтом. Он может собирать доказательства. А может, пытается мешать барону фон Готту.