Барон с улицы Вернон. Дуэт Олендорфа. Книга третья

– Это ещё кто? – снова удивлённо, спросила Амалия Абрамовна.

– Маменька! – больше возмущённо, чем недоумевающе, вскричал Эраст, – ну нельзя же быть такой несовременной! Этьен Арно это великий мастер синематографа! «Легенда Сонной Лощины» это его творение, которым восхитились тысячи людей! И вообще, синематограф во много раз занимательнее оперы и интереснее спектаклей в театре на Екатеринославской! Уверяю Вас!

– Ох, – схватилась за сердце Амалия Абрамовна, – и мой сын туда же! Ни к чему хорошему этот синематограф не приведёт. Вот увидите!

– Мы с Аристархом Семёновичем совершенно согласны с Вами, Амалия Абрамовна, – кивнул с серьёзным выражением лица Виктор и перемигнулся с Эрастом…

Глава 8

Эрик Юсля, в простонародье Ерёма, молодой человек с самонадеянным видом и наивными глазами, уверенной походкой двигался по Сумской в сторону Ботанического Сада, на ходу куря папиросу как простой бродяга.

Задумавшись и замечтавшись, он настолько начал этой папиросой размахивать, что чуть было не прожёг платье какой-то мадам следовавшей ему навстречу.

– Ну! Ну! – громко закричала она на Эрика, замахала руками и Эрик даже растерялся.

– Простите, простите, – пробормотал он раскланиваясь и не обращая внимания на её крики, и только прибавил шагу.

Позади ещё слышалась интеллигентная брань, которая вскоре стихла.

Эрик, глядя себе под ноги, думая теперь только о том чтобы мадам не пустилась за ним в погоню прихватив какого-нибудь купчишку-лавочника, или не дай Бог городового, спешно спрятался в толпе.

Сумская всегда была живой и шумной. Настоящие харьковчане предпочитали левую её сторону, ту самую где была знаменитая «стометровка». Тут толкались, шумели, ругались, спорили и мешали друг другу, но на обратную сторону переходить никто не спешил. Правая сторона всегда была пустая и тихая. Почему? Очевидно, дело было в том, что «стометровка» пряталась в тени и именно по этой причине местные купцы расположили тут свои лавки. Потом, когда-то, на этой стороне высадили тот самый Ботанический Сад. А ещё погодя, построили прекрасное здание театра…

Выйдя на «стометровку», Эрик перешёл на правую сторону, остановился и поискал глазами знакомых.

– Божидар! – окликнул он худого гимназиста с грустным лицом, – Божидар!

Божидар нехотя обернулся, махнул Эрику рукой, перебежал дорогу и подошёл к нему.

– Здорово, Богдан! – по свойски хлопнул его по плечу Эрик, – а ты тут что?

– Эм… – подумал Божидар, – у нас тут встреча, возле Жён Мироносиц. Не желаешь поучаствовать?

Эрик, оценил шумевшую неподалёку от монастырской церкви Жён Мироносиц, компанию молодых, и не очень молодых, людей. Всего, их было человек десять. Молодёжь не-то ругалась, не-то спорила, не-то собиралась на митинг.

– Я вижу почтенная публика? – кивнул на кампанию, Божидару, Эрик, – ваш футуристический литературный кружок?

Божидар, махом руки поправил свисавший на глаза чуб.

– Сегодня мы встречаем великого поэта! – огласил он торжественно.

– Какого поэта? – Эрик не мог понять намёков и мыслей Божидара.

– Владимира Маяковского! – с видом конферансье объявил Божидар.

– Это тот самый футурист? – удивился Эрик и решил подойти ближе к толпе.

– Господа! – крикнул Божидар едва они приблизились, – господа! Разрешите представить вам всем моего друга! Эрик Юсля! Будущий мастер харьковского синематографа и король нашего театра!

– Ура!!! – зашумела толпа приветствуя Эрика, махая руками, шляпами и кепками.

– Очень рад, здравствуйте, – растерянно улыбаясь поздоровался со всеми сразу Эрик.

Навстречу ему, вышел высокий, широкоплечий молодой человек с выразительными глазами.

– Я верю, что за синематографом большое будущее, – гораздо скромнее кампании улыбнулся он, просто протянув Эрику руку, – Владимир Маяковский это я. Не желаете принять участие в нашем собрании?

– Я здесь именно для этого, – улыбнулся Эрик и пожал руку Маяковскому, – а зачем тут, на улице? Идёмте ко мне домой? Я с сёстрами живу неподалёку, на Чернышевской. У нас есть чай, самогон, красное вино и три ведра замаринованного шашлыка. А в саду превосходная беседка! И самое главное, мои сёстры обожают Ваши стихи, Владимир. Вы не представляете насколько они будут рады увидеть Вас! Особенно впечатляет «Ночь», из «Пощёчина общественному вкусу»!

Он немного помолчал, будто собираясь мыслями.

– «Багровый и белый отброшен и скомкан,

В зелёный бросали горстями дукаты,

А чёрным ладоням сбежавшихся окон

Раздали горящие жёлтые карты…»

– Бульварам и площади было не странно увидеть на зданиях синие тоги. И раньше бегущим, как жёлтые раны, огни обручали браслетами ноги, – продолжил Маяковский, рассмеялся и по дружески обнял Эрика, – так вы наши люди? А веди! – махнул он усмехнувшись, – обещаю, что всё будет прилично!

Он посмотрел на друзей.

– Господа! Следуем в гости к господину Эрику! И чтоб собрание не превращали в пьянку! – пригрозил он пальцем, улыбнувшись, – смотрите мне, поэты!

Все зашумели, и с этим радостным шумом на всю улицу, громко обсуждая всё на свете, двинулись вслед за Эриком и Маяковским вверх по Сумской…

– Катя, Катя! – вбежала в библиотеку Маша Юсля и заставила Катю испуганно отбросить книгу, – Эрик ведёт кучу гостей! – взволнованно проговорила Маша.

Катя вскочила со стула и только растерянно посмотрела на сестру.

– Каких гостей? Какие могут быть гости? – удивлённо ответила она сестре и не дожидаясь ответа со всех ног бросилась к парадной, чтобы остановить брата и выгнать всех его друзей вон.

Но, едва добежав до прихожей она остановилась. Эрик уже вошёл. Рядом с ним стоял высокий молодой человек с характерным лицом.

– Вы? – не смогла найти слов Катя, – но… этого не может быть… Владимир Маяковский?

– Здравствуйте, барышня, – улыбнулся Маяковский и подал руку Кате.

Та протянула руку ему.

Маяковский бережно взял Катю за руку и поцеловал её.

– Не хотело Вам докучать, но Ваш брат очень настаивал.

– Я так рада… – совсем растерялась Катя, – я не ожидала увидеть Вас воочию, Владимир, и прошу простить мою растерянность.

В прихожей показалась Маша. Она уже поняла, что эти гости останутся тут надолго.