– Надеюсь, что через год, тут же, на этом же перроне я Вас встречу, – сказал Маяковский.
– Владимир, очень рад! – показался из вагона Эрик.
– Взаимно, Эрик! – махнул ему Маяковский, – надеюсь, что твоя поездка в Америку принесёт нам всем много пользы!
– Я тоже на это надеюсь, – ответил Эрик, – мечтаю всех вас увидеть в своём синематографе. Это будет революция, Владимир! Вот увидишь!
– Тише, тише, – рассмеялся Маяковский, – не надо такие слова кричать подле жандармов!
– Ой, да ладно, – махнул Эрик, – они все мои будущие зрители!
Он посмотрел на то, как Амалия Абрамовна наконец-то погрузила пожитки в вагон и бросила взгляд на перрон.
– Бедная мадам Панула! – усмехнулся Эрик, – ей придётся терпеть нас в соседнем вагоне, аж до самого Гельсингфорса!
– Да, – так же улыбнувшись, кивнула в ответ Катя, – но её старший сын, Эраст, будет очень рад твоей компании.
Она глянула на Маяковского.
– Мадам Панула, на самом деле очень несчастна. Ей можно посочувствовать, но она сама этого не хочет.
– Почему? – не понял Маяковский.
– Человек упивается своим горем и заставляет других постоянно вспоминать о нём, – ответила Катя, – она как канарейка, просто заливается своим грустным пением и ничего вокруг не замечает. Часто не видит даже того, что для её же детей, есть более важные вещи.
– Канарейкин быт… – усмехнулся Маяковский, посмотрев на Амалию Абрамовну, – мне её даже жаль.
– Такие люди губят и себя и других, – проговорила Катя, так же глянув на Амалию Абрамовну, – мне жаль её деток.
– Понимаю Вас, – кивнул Маяковский, – Вы добрая и чуткая.
Катя посмотрела на него.
– Вы заставляете меня в Вас влюбиться, – улыбнулась она, – и я очень расстроюсь если Вы меня не встретите через год.
– Я тоже, – ответил Маяковский.
Паровоз дал гудок.
Катя зашла в вагон и повернулась к Маяковскому, с улыбкой посмотрев на него.
– Я буду ждать Вас! – махнул Кате рукой Маяковский.
Поезд тронулся…
– Через год! Тут же! Слышите? – прокричала Катя.
Маяковский в начале шёл за вагоном, что-то говоря, крича, глядя на Катю. Потом побежал и остановился только тогда когда закончился перрон.
Катя становилась всё меньше и меньше. Потом он уже не мог разобрать её лица. Потом она растворилась в поезде и он стал маленьким, словно игрушечным и исчез совсем…
Маяковский опустил глаза и почувствовал, что ему хочется плакать…
– Дурак… – проговорил он, – зачем ты отпустил её… Она могла бы уехать с тобой в Москву…
Глава 10
АНГЛИЯ; ФУЛЕМ; МАРТ 1912 ГОДА
Прикурив папиросу, Фредерик присел на табурет возле поломанного автомобиля, который пригнали ему в мастерскую с утра и деловым взглядом оценил его.
– Эннис! – позвал Фредерик своего помощника и посмотрел на то, как тот копается в углу в ящике с инструментами.
– Да, мистер Гудвин? – обернулся Эннис, не подходя к Фредерику.
– Сдаётся мне, что нам легче собрать новую машину, чем починить эту колымагу, – сказал спокойно Фредерик, – на ней живого места нет. Хозяин участвовал в гонках?
– Да, мистер Гудвин, – с улыбкой на лице, подошёл к машине Эннис и похлопал по крышке мотора, – он принимает участие в состязаниях не только ради морального удовлетворения!
– Чем не жокеи, – усмехнулся Фредерик глянув в сторону и снова посмотрел на Энниса, – возьми деньги, пойди в лавку к Брендисам, прикупи табака. А на обратном пути зайди в бакалею к Винни Симмс. У нас закончился керосин.
– Сию минуту, мистер Гудвин, – с той же улыбкой на лице ответил Эннис.
Он подошёл к металлическому шкафу с одеждой, снял рабочую куртку и набросив на себя серое, потёртое пальто, у выхода махнул Фредерику и скрылся в дверях.
– Иди уже, – махнул ему в ответ Фредерик, встал, открыл крышку мотора и полез под капот.
Он уже слишком увлёкся работой и не услышал как ворота приоткрылись и в мастерскую кто-то зашёл. Фредерик, понял что находится тут не один, только тогда когда рядом с его рабочим столом увидел чьи-то башмаки.
– Я слушаю Вас, сэр, – вылез из под машины Фредерик и увидел стоящего к нему спиной человека в клетчатой кепке и тёплой, серой короткой куртке наброшенной на плечи.
Человек рассматривал его бумаги и включённый в сеть прибор.
Он обернулся к Фредерику и улыбнулся ему.
Человек был очень молод, явно аккуратен, но чувствовал в мастерской себя даже уверенно. Его совершенно не беспокоили грязь и мазут. Он сам пододвинул к себе табуретку и присел, глядя на Фредерика.
– Здравствуйте, – кивнул человек, уже сидя у стола.
Он произнёс приветствие с явно иностранным акцентом, – простите моё любопытство, но очень не хотел вам мешать. Я так понимаю, Вы были очень заняты. Да и к чему было говорить Вам под руку, когда над Вами висело несколько сот фунтов стали.
Он улыбнулся.
Фредерик глянул на открытую крышку своего прибора.
Лампочка светилась и вращалась.
– Ой, простите, – словно извинился перед посетителем Фредерик, – забыл отключить лампу. Надеюсь она не очень раздражала Вам глаза?