Бедная Алисия пересекла лужайку и скрылась в дальней части двора, где готические ворота соединялись с конюшнями. С сожалением должна я заметить, что дочь сэра Майкла отправилась искать утешения у своей собаки Цезаря и гнедой кобылки Аталанты, чей денник юная леди посещала каждый день.
– Не желаете пройти в липовую аллею, леди Одли? – попросил Роберт, когда его кузина ушла. – Я хотел бы поговорить с вами спокойно, не боясь, что нас прервут или заметят. Думаю, мы не найдем более спокойного места, чем это. Вы пойдете со мной?
– Как хотите, – ответила госпожа.
Мистер Одли заметил, что она дрожит и озирается по сторонам, как бы выискивая местечко, куда она могла от него сбежать.
– Вы дрожите, леди Одли, – заметил он.
– Да, я замерзла. Я бы лучше поговорила с вами в другой раз. Хотя бы завтра, если пожелаете. Мне нужно переодеться к обеду, и я хочу навестить сэра Майкла, я не видела его с десяти часов утра. Пожалуйста, давайте поговорим завтра.
В ее тоне чувствовалась жалоба. Бог знает, какой болью она отозвалась в сердце Роберта. Бог знает, какие ужасные видения возникли перед его мысленным взором, когда он смотрел сверху вниз на это прекрасное юное лицо и думал о задаче, стоящей перед ним.
– Я должен поговорить с вами, леди Одли, – промолвил он. – Если я жесток, так это вы меня к этому вынуждаете. Вы могли бы этого избежать. Вы могли скрыться от меня. Я вас честно предупредил. Но вы решили пренебречь мной, и вам следует винить лишь собственную глупость, если я больше не буду щадить вас. Пойдемте со мной. Повторяю, я должен поговорить с вами.
В его тоне прозвучала холодная решительность, заставившая умолкнуть все возражения госпожи. Она покорно пошла за ним к маленьким железным воротам, ведущим в сад позади дома – сад, в котором небольшой простой деревянный мостик вел через спокойный пруд в липовую аллею.
Ранние зимние сумерки все больше сгущались, и замысловатый узор из голых ветвей, образующих арку над уединенной дорожкой, чернел на холодном сером небе. В этом неверном свете липовая аллея была похожа на монастырский свод.
– Зачем вы привели меня в это ужасное место – чтобы напугать до смерти? – раздраженно воскликнула госпожа. – Вам следовало бы знать, какая я нервная.
– Вы нервная, госпожа?
– Да, ужасно. Доктор Доусон постоянно прописывает мне камфору, нюхательные соли, красную лаванду и всякие отвратительные микстуры, но не может меня вылечить.
– Вы помните, что Макбет сказал своему врачу, госпожа? – мрачно спросил Роберт. – Мистер Доусон, быть может, гораздо умнее этого шотландского кровопийцы, но я сомневаюсь, что он может оказать помощь мозгу, который болен.
– Кто сказал, что мой мозг болен? – воскликнула госпожа.
– Я так говорю, госпожа, – ответил Роберт. – Вы говорите, что нервны и что доктор прописывает вам так много лекарств, что их впору выбросить собакам. Позвольте мне быть врачом, который нанесет удар по источнику вашего недуга, леди Одли. Видит бог, я хочу быть милосердным, хочу пощадить вас, насколько это в моей власти, но не нарушая справедливости по отношению к другим – справедливость должна восторжествовать. Сказать ли мне, отчего вы нервничаете в этом доме, госпожа?
– Если сможете, – ответила она, посмеиваясь.
– Потому что в этом доме вас преследует призрак.
– Призрак?
– Да, призрак Джорджа Толбойса.
Роберт Одли услышал участившееся дыхание госпожи; ему показалось, что до него доносятся даже громкие удары ее сердца, пока она шла рядом с ним, то и дело вздрагивая и плотно закутавшись в соболя.
– Что вы имеете в виду? – неожиданно воскликнула она после недолгого молчания. – Почему вы мучаете меня этим Джорджем Толбойсом, которому взбрело в голову покинуть вас на несколько месяцев? Вы сошли с ума, мистер Одли, и выбрали меня жертвой вашей мономании? Кто мне этот Джордж Толбойс, что вы беспокоите меня его персоной?
– Он вам не знаком, госпожа, не так ли?
– Конечно! – ответила леди Одли. – Почему я должна его знать?
– Рассказать вам историю исчезновения моего друга, как она видится мне, госпожа? – спросил Роберт.
– Нет, – вскрикнула леди Одли, – я ничего не хочу знать о вашем друге! Если он умер, мне очень жаль его. Если он жив, у меня нет желания ни видеть его, ни слышать о нем. Позвольте мне пройти к мужу, мистер Одли, или вы хотите удерживать меня в этом мрачном месте, пока я не заболею и умру от холода?
– Я хочу задержать вас до тех пор, пока вы не услышите все, что я скажу, леди Одли, – решительно ответил Роберт. – Я не задержу вас дольше, чем это необходимо, и когда вы выслушаете меня, вы сами решите, что вам делать.
– Хорошо, тогда не теряйте даром времени и говорите, – небрежно ответила Люси. – Обещаю терпеливо выслушать вас.
– Когда мой друг Джордж Толбойс вернулся в Англию, – мрачно начал Роберт, – его самой первой мыслью была мысль о жене.
– Которую он бросил, – быстро заметила госпожа. – По крайней мере, – добавила она, – я припоминаю, как вы что-то такое говорили, когда в первый раз рассказывали историю вашего друга.
Роберт Одли оставил ее слова без внимания.
– Его самой главной мыслью была мысль о жене, – повторил он. – Больше всего на свете он хотел сделать ее счастливой и подарить ей состояние, добытое его собственными сильными руками на золотых приисках Австралии. Я видел его в течение нескольких часов после его возвращения в Англию и был свидетелем радости и гордости, с которыми он ожидал встречи со своей женой. Я явился также свидетелем удара, поразившего его в самое сердце и превратившего его в совершенно другого человека. Ударом, который произвел такую жестокую перемену, было объявление о смерти его супруги в «Таймс». Теперь я знаю, что оно было черной и горькой ложью.
– В самом деле! – промолвила госпожа. – И у кого же это могла быть причина объявлять о смерти миссис Толбойс, если она была жива?
– Только у нее самой, – спокойно ответил Роберт.
– Какая же?
– А что, если она воспользовалась отсутствием Джорджа, чтобы найти более богатого мужа? Что, если она снова вышла замуж и хотела этим фальшивым объявлением убрать моего бедного друга с дороги, чтобы он не помешал?
Леди Одли пожала плечами.
– Ваши предположения довольно смехотворны, мистер Одли, – сказала она. – Надеюсь, у вас есть серьезные основания для них.
– Я просмотрел подшивки газет, выходящих в Челмсфорде и Колчестере, – продолжал Роберт, не ответив на последнее замечание госпожи, – и нашел в одной из газет Колчестера от второго июля пятьдесят седьмого года короткую заметку среди разнообразной информации, перепечатанной из других газет, о том, что некий мистер Джордж Толбойс, английский джентльмен, прибыл в Сидней с золотых приисков, добыв золотого песка и самородков на двадцать тысяч фунтов и что он реализовал свое золото и отправился в Ливерпуль на быстроходном клипере «Аргус». Конечно, это небольшое сообщение, леди Одли, но достаточное, чтобы доказать, что любой человек, проживавший в Эссексе в июле пятьдесят седьмого года, мог узнать о возвращении Джорджа Толбойса из Австралии. Вы следите за моей мыслью?
– Не очень, – ответила госпожа. – Какое отношение имеют газеты Эссекса к смерти миссис Толбойс?
– Мы постепенно дойдем до этого, леди Одли. Я уверен, что объявление в «Таймс» было фальшивым, частью заговора Элен Толбойс и лейтенанта Мэлдона против моего бедного друга.
– Заговора!
– Да, это был заговор, состряпанный ловкой женщиной, которая прикидывала шансы смерти своего мужа и обеспечила себе прекрасное положение, идя на риск совершения преступления; женщиной, идущей напролом, которая намеревалась играть комедию до конца, не боясь разоблачения; безнравственной женщиной, не думавшей о том, какое горе она могла причинить честному сердцу мужчины, которого предала; но в то же время женщиной глупой, воспринимающей жизнь как игру случайностей, в которой козыри окажутся у лучшего игрока, и забывая, что выше жалких интриг есть Провидение, и все бесчестные тайны рано или поздно будут раскрыты. Даже если эта женщина, которую я имею в виду, была бы виновна лишь в опубликовании того ложного объявления в «Таймс», я бы все равно считал ее самым отвратительным существом женского пола – самым безжалостным и расчетливым из всех человеческих созданий. Та жестокая ложь явилась трусливым вероломным ударом ножа в спину бесчестного убийцы.
– Но откуда вы знаете, что объявление было ложным? – спросила госпожа. – Вы рассказывали, что ездили в Вентнор с мистером Толбойсом на могилу его жены. Кто же в таком случае умер в Вентноре, если это не была миссис Толбойс?
– А, леди Одли, – промолвил Роберт, – на этот вопрос могут ответить лишь два или три человека, и кто-нибудь из них скоро заговорит. Повторяю, госпожа, я твердо намерен разгадать тайну смерти Джорджа Толбойса. Неужели вы думаете, что от меня можно отделаться женским увиливанием, хитростью? Нет! Звено за звеном я собрал воедино цепь доказательств, не хватает лишь одного-двух, чтобы завершить ее. Неужели вы думаете, я позволю, чтобы мне препятствовали? Не думаете ли вы, что мне не удастся обнаружить недостающие звенья? Нет, леди Одли, я добьюсь своего, потому что знаю, где их искать! В Саутгемптоне живет светловолосая женщина по имени Плоусон, которая вовлечена в тайну отца жены моего друга. Я думаю, она может помочь мне узнать историю женщины, похороненной на кладбище в Вентноре, и я не пожалею трудов, чтобы раскрыть это, но не до тех пор, пока…
– Пока – что? – с жадностью спросила госпожа.
– Пока женщина, которую я хочу спасти от падения и наказания, не примет милость, оказываемую мной, и не послушает предупреждения.
Госпожа пожала своими изящными плечами, в ее голубых глазах сверкнул вызов.
– Она была бы очень глупа, если бы позволила себе поддаться подобной глупости, – заявила она. – Вы ипохондрик, мистер Одли, вам нужно принимать камфару, или красную лаванду, или нюхательные соли. Что может быть смехотворнее той идеи, что вы вбили себе в голову? Вы расстаетесь со своим другом Джорджем Толбойсом довольно таинственным образом – то есть сей джентльмен решает покинуть Англию, не предупредив вас. Что из того? Вы сами признали, что он изменился после смерти своей жены. Он сделался странным и начал избегать общества, ему стало все равно, что с ним будет. Но что наиболее вероятно, он просто устал от однообразия цивилизованной жизни и умчался на свои дикие золотые прииски, чтобы отвлечься от горя. Это довольно романтическая история, но самая обыкновенная. Но вы не удовлетворены таким простым объяснением исчезновения вашего друга, вы выстроили какую-то абсурдную теорию заговора, существующую лишь в вашей разгоряченной голове. Элен Толбойс мертва. «Таймс» написала об этом. Ее собственный отец говорит вам, что ее нет в живых. На надгробии на кладбище в Вентноре начертано о ее смерти. По какому праву, – ее голос повысился почти до пронзительного крика, – по какому праву, мистер Одли, вы приходите ко мне и мучаете этим Джорджем Толбойсом, по какому праву вы осмеливаетесь утверждать, что его жена все еще жива?
– По праву косвенных улик, леди Одли, – ответил Роберт, – по праву тех косвенных доказательств, которые иногда устанавливают виновность человека, совершившего убийство, при первом слушании дела, даже если на него падало меньше всего подозрений.