Чтоб знали! Избранное (сборник)

Я по-прежнему ищу работу, ибо ищу не лишь бы что, а то, что хочу. А пока денежные запасы тают. Пора сделать деньги, чтобы к старости, которая, увы, не за столь высокими горами, не быть от них зависимыми.

Чуть было не взяли меня на продажу «Макинтошей», но в последний момент они нашли человека с компьютерным образованием. Мне дали серию тестов, и я их все провалил, с одной стороны, из-за медлительности соображения, с другой стороны, из-за неизбывной непонятности английского языка. Но я не унываю, а рассылаю резюме и якшаюсь с «полезными» людьми. Но по большому счёту, я всё думаю о жестокости наказания божьего – добывать хлеб в поте лица своего: мало было ему наказать нас смертью. Мечтаю сидеть у компьютера и никуда не двигаться, а жизнь толкает меня в необходимость суеты. Вся надежда на мою жёнушку, ангелицу-хранительницу, которая почти через год станет дизайнером и предложила взять меня на содержание. То есть цикл закруглится – сейчас я содержу её, а потом она будет содержать меня, хотя слово «содержание» и неприятное.

Цикличность событий в моей жизни непоколебимо уверила меня, что жизнь развивается по предначертанному плану, издавна именуемому судьбой. Ничего случайно не происходит. Случайность – это лишь материалистический термин для описания вмешательства Божия. Все события чудесным способом вписываются в нечто гармоничное, что, увы, не всегда оказывается прекрасным, но всегда подчинено некой цели, суть которой нам неведома, но существование которой мы с какого-то момента нашей жизни начинаем чётко ощущать. Всё происходит по некой причине, и пока мы её не называем – мы правы.

Я продолжаю пописывать, но всё не собраться с мудрыми мыслями. И задумался я над такой ситуацией: вот писатель написал роман – все признали его замечательным. Но критика, восхищаясь им, постоянно твердит: «Посмотрим, каково будет следующее произведение. Будет ли оно сильнее, чем это, или, по меньшей мере, такой же силы?»

И что это за гладиаторщина? Почему недостаточно написать всего лишь одно замечательное произведение? Разве обязательно всю жизнь добиваться внимания? Почему бы не написать нечто раз и навсегда? То есть если автор желает того и в писании – вся его жизнь, то это – его дело. А если нет? Кто смеет подначивать, подталкивать, провоцировать? Ведь писание – это опасное занятие. Высказанное начинает существовать и грозит сбыться. Писательство – это непрестанное выворачивание себя наружу, это непрестанная рвота, испражнение, семяизвержение, потение – и всё это принимает форму словоизлияния. Творчество тяжко и болезненно потому, что приходится говорить правду, которую люди нетворческие от себя скрывают. И для этого требуется усилие, часто приносящее боль, смятение, страх. Потому-то и ощущаешь облегчение после написанного, как будто повинился, облегчил свою совесть, высказал правду.

Развитие писателя – это его освобождение от влияния общества с помощью осуществления собственного влияния на общество. Ты рождаешься свободным, но через родителей общество накладывает на тебя лапу. Потом возникает протест против наиболее жестокого родителя или против обоих как реакция на подавление. У большинства людей на этом протест и кончается. Преступники выходят за пределы родителей и борются с обществом, преступая законы. Писатели стараются стряхнуть с себя общество, преступая законы здравого смысла и эстетики. Писатель, как и преступник, старается вернуться в состояние младенческой свободы, чтобы всё было дозволено. Такая вседозволенность, но лишь на словах, и осуществлена с помощью свободы слова. Отсюда мы можем заключить, что писатель или художник может стать самым безнаказанно свободным человеком.

При уйме публикующихся книг, которые на 99,9 процентов остаются никем не замеченными, не лучше было бы, если бы каждому давалось право лишь на одно произведение в жизни. Получилось – хорошо, нет – жди следующего воплощения. Это я, конечно, шуткую.

Однако каждое новое опубликованное произведение отнимает у возможных читателей писателей прошлого. Тот, кто прочтёт новый роман, может не успеть прочесть Достоевского или Кафку. Выступая с произведением в печати, ты берёшь ответственность за возможное отстранение читателя от чего-то заведомо большого. А тогда нужно быть уверенным в себе настолько, чтобы считать написанное тобою важнее, чем всё написанное ныне и прежде. В связи с этим мне иногда кажется, что я – ничто. А иногда мне кажется, что я – всё. Наверно, так и есть.

Первое впечатление от книжных магазинов – перепроизводство писателей, непрочитанных писателей, изданных, но не раскупаемых. И соседствующая с этим наблюдением мысль: зачем писать? чтоб затеряться? Но следующим ходом – уверенность, что невозможно затеряться, если ты печатно произнёс нечто. Речь может идти лишь о масштабе известности, знают ли твоё творчество сто человек, сто тысяч или в сто раз больше. Раз существует единица, то количество нулей непринципиально, ибо относительно.

С другой стороны, время работает на тебя, только не хватает жизни быть тому свидетелем. Старая литература ценится подобно тому, как становятся ценными никчёмные вещи только потому, что им много лет. Кочерга, пуговица, тряпка, стул – становятся антиквариатом, хотя в дни, когда они изготовлялись, никто не считал их за ценность. Так и теперь – изучаем когорту бездарных поэтов XIX века, которые почитаются только потому, что их произведениям за сотню лет.

Интересно, что ты и я живём бездетно. Плодиться всласть – не наш удел. Чем дальше, тем больше осознаю, что детей можно заводить только по величайшей безответственности и безрассудству. Только в молодости по неосмотрительности так легко заводятся дети. Теперь я понимаю, что для того, чтобы не превратиться в раба детей, необходимы прежде всего деньги, которые возьмут на себя всю грязь и заботы, измордовывающие родителей в ничто. Большинство заводит детей от нечего делать (то есть от лени предохраняться), оттого, что сам себе в тягость, или потому, что так принято, и по прочим омерзительным причинам. Следует признать, что есть редкие случаи, когда женщины, а ещё реже мужчины, проникаются неотвратимым осознанным желанием воспроизвести себе подобного. Но мы этим чувством пока не заболели. Короче, дети – это результат недоразумения (буквально), то есть люди «не доразумеют», они лишь недораз(вито) умеют совокупляться. В аптеке у прилавка с противозачаточными средствами должны висеть плакаты с изображением грязных и уродливых вопящих детей с надписью: «Вот чего вы избежите, покупая противозачаточные средства!»

Но семейная жизнь моя – отрада: с Каренькой я получаю отдохновение от забот, которые не поворачивается язык называть праведными. Будьте и вы с Верой радостны. И конечно же – «жопа Новый год!»

Карен: Сергей, привет! Скоро начинаются каникулы, а я их ненавижу, мне так нравится заниматься в колледже. Но в каникулы я смогу проводить больше времени с Борей! С Новым годом!

Б. + К.

СЕРГЕЙ – БОРИСУ

Рина получила твоё письмо и вроде написала ответ. Перед этим она была у меня и читала кое-что из твоих писем. По всему видно, что ты ей так же небезразличен, как прежде. Да она этого и не скрывает.

Как твои желания в семейной жизни, не слишком ли тревожат?

Веду полусемейную жизнь. Сижу вот сейчас один в Вериной, мне вверенной, двухкомнатной квартире. Ощущения от отдельной квартиры весьма непривычные. Всё время ловлю себя на мелких коммунальных страхах: не слишком ли громко я говорю, не будет ли кто беситься, что я забыл выключить свет в туалете.

С Верой у нас всё хорошо. Она, кстати, прекрасно чувствует слово. Получаем большое удовольствие просто от разговоров. Вот маленький диалог:

– Эту рубашку пора стирать. Больше в ней ко мне не приходи.

– Ладно. Не приду, пока буду её носить.

– Ты что, решил меня совсем бросить? Тебя и самого пора стирать.

– В порошок?

– В порошок, и два часа мокнуть.

И всё в таком же роде.

Совершенно согласен с твоим рассуждением насчёт детей. Только я думаю, что и жён заводят, как правило, по тем же причинам – страх и неумение быть наедине с собой или лень предохраняться душевно. И однажды вдруг чувствуешь, что душа забеременела какой-нибудь бабой, и надо или с болью делать аборт, или рожать семью. Конечно, есть исключения, к каковым в первую очередь я отношу тебя с Карен. Ты не тот, кто не смог бы сделать своей душе аборт, если бы было надо. Есть, правда, ещё причина, по которой иногда заводят детей, – если накопят много барахла и не хотят, чтобы оно попало в чужие руки. Я иногда задумываюсь: вот помру, куда денутся все мои многолетние душевные труды? И обидно, ежели они попадут в какие-нибудь тупые руки, которые их уничтожат. Но не настолько обидно, чтобы заводить детей.

Вот тебе из моего шутливого творчества. Можешь принять на свой счёт:

Трудолюбивый и везучий,
он жить мечтал как можно лучше.
Иная выпала стезя —
живёт он лучше как нельзя.

Сергей

БОРИС – СЕРГЕЮ

Вот уж два года, как мы с Карен женаты. Как много и как мало! Наша жизнь по-прежнему радостна, хотя дни идут быстро, оборачиваясь годами.

Что касается желаний, то «желание-то, конечно, есть», если вспомнить Мрачелло Настроени. Но тут дело чуть ли не теологическое. Не помню, писал ли некто или сам придумал, но можно считать, что всесильная власть Бога поддаётся только тем ограничениям, которые Бог накладывает на себя по собственной воле. Такого рода самоограничением является предоставление человеку свободного выбора между добром и злом. Следовательно, подобие человека Богу заключается не во внешнем подобии, а в способности налагать на себя ограничения. Вот я и накладываю на себя не руки, а ограничения.

Но в жизни всегда есть место одиночеству. Одиноким рождаются и с одиночеством живут. Оно принимает различные формы, но пока я пишу – я одинок. Одиночество – это возлюбленная, которую мечтаешь убить. И ничего плохого или хорошего в этом нет. Пока существуют неудовлетворённые желания, человек – одинок, и чем сильнее он желает, тем более он одинок. Сам факт наличия желания говорит о том, что человеку чего-то не хватает, а это и есть одиночество. Ты одинок по отношению к объекту желания, или, другими словами, ты живёшь без того, чего желаешь, а это и значит, что ты одинок. Вопрос жизни для меня стоит следующим образом: ненавистное общество или невыносимое одиночество? Обетованное одиночество.

Одиночество вдвоём, пожалуй, хуже, чем одиночество с самим собой. Я и Карен часто наблюдаем вокруг себя такое. Самая страшная картина – это равнодушная друг к другу пара. Они могут сидеть в ресторане визави и не обмолвиться ни словом в течение обеда. Она может приехать за ним на машине к работе, он заходит с левой стороны, чтобы сесть на водительское сиденье, она молча пододвигается на пассажирское место справа, он садится за руль и, не глядя в её сторону, ведёт машину. Они могут лечь в постель и отстранённо заснуть на разных её краях. Они живут опущенно, неряшливо и небрежно, приводя в порядок своё жилище, только если ожидают гостей.

Но я пока счастлив и испытываю блаженство (слово происходит от «благой женщины»), а я только тогда пишу продуктивно, когда я счастлив. Тогда, глубинно сознавая это, я привередничаю и пишу о том, что я несчастлив. Когда же я действительно несчастлив, тогда мне не до писания.

Б.

БОРИС – РИНЕ

Сегодня получил заверенный-перезаверенный вызов и высылаю тебе. Надеюсь, твоя часть по подготовке вызова к поездке пройдёт так же гладко, как и моя – по добыче вызова.

Мне бы хотелось подробнее узнать о твоих планах, поскольку, по всей вероятности, я не смогу встретить тебя в Нью-Йорке.

Всего тебе доброго.

Борис

СЕРГЕЙ – БОРИСУ

Поздравляю вас с тем, что вы женаты уже два года и что это вам ещё не надоело. Особенно рад за тебя, Борь, бьёшь все свои рекорды постоянства.

Я ясно чувствую, как постепенно стареет душа. Все впечатления, которые раньше были пронзительно ярки, теперь подёрнуты серой плёнкой. И это огорчает гораздо больше, чем старение телесное. Иногда отчаянно стараюсь выбраться из болота полусонной тупости, которое засасывает всё больше.

Раньше я не мог не рисовать, а теперь с трудом заставляю себя. Пытаюсь надеяться, что весь мой мир цел, только дороги к нему заросли и требуют ремонта. Но как делать ремонт? Вкусив душевных занятий, трудно предпочесть что-либо другое.

С Верой тоже всё не очень просто. Вроде бы всё и прекрасно, но… Боюсь отдавать душу. Боюсь привыкнуть к жизни вдвоём, полной постоянной словесной жвачки на бытовые темы. А в итоге стараюсь меньше бывать с ней. Чувствую, как мне не хватает одиночества. Не хватает одинокости, без которой не могу работать.

А Вере не хватает меня, она всегда огорчена, когда я уклоняюсь от встреч. Частично мы об этом говорили, очень многое она понимает, но у неё одна натура, у меня – другая. Но она умеет идти на компромиссы гораздо лучше, чем я. На том и стоим. Вообще, человек она на редкость умный и понимающий и притом очень живой. Мне даже неловко, какой я рядом с ней – унылый хмырь, и странно, что я ей так нужен.

Сергей