Чтоб знали! Избранное (сборник)

Моё объявление в газете Карен прочла, сидя в приёмной психотерапевта, лечась в очередной раз от депрессии, в которой она находится практически постоянно и которую она старается объяснить то временем до менструаций, то временем после, то самими менструациями.

Она с восемнадцати лет почти ежедневно принимала наркотики, которые, во-первых, не давали набирать ей вес (она панически боится быть толстой) и, во-вторых, держали её постоянно на взводе. Она мне рассказала это только после того, как произошло следующее: было это за месяц до свадьбы – звонит Карен мне на работу и, рыдая, срочно просит меня приехать домой.

– Что с тобой? – перепугался я.

Она плачет навзрыд и говорит, что ничего, но чтобы я поскорей приехал. Я сорвался, врываюсь в квартиру – она лежит одетая на кровати и ревёт. Морда опухшая, красная, от красоты – ни следа. Но мне не до красоты – мне тревожно и жалко её. Говорит, что у неё приступ депрессии и чтобы я позвонил её психиатрше. Я звоню, и та назначает встречу на завтра, успокаивая меня, что это ничего страшного. Я же никогда припадков таких не видал и просто не знал, что делать. А надо было надавать пощёчин и выебать. Поскольку это была типичная истерика.

Звоню я её матери и пересказываю, что за картину я вижу перед собой, а мать спокойным голосом говорит, что ничего, мол, она скоро оправится. Я рассвирепел на её безразличие к судьбе дочери и выразил матери в резковатой форме своё удивление. Та же дала мне понять, что это дело ей знакомое и помочь Карен она никак сейчас не может, а посему приезжать к нам утешать дочь для неё дело бессмысленное.

Я принялся всячески успокаивать Карен, и в конце концов она утихла. После этого мы стали ходить на приёмы к психиатрше. Я сидел у кабинета и слышал, как Карен рыдает. Мне входить в кабинет было запрещено. Я всё допытывался у Карен, о чём они говорят. Все её проблемы сводились якобы к матери, которая всегда была холодна к Карен, и между ними никогда не установилось материнско-дочерней связи. Исчезновение отца в её жизни тоже сыграло значительную роль. Но почему именно такую роль, мне было непонятно.

В конце концов Карен сказала, что врач пригласила меня под конец сеанса психотерапии. Оказывается, врач настояла, чтобы Карен рассказала мне о своём пристрастии к наркотикам, ибо нельзя оставлять это в секрете от будущего мужа. То есть если бы не врач, то Карен бы не призналась мне в своей жутковатой привычке.

Врач сказала, что такое долгое употребление наркотиков могло повлиять на мозговые клетки. И я могу теперь добавить от себя, что повлияло. А что самое важное, это то, что Карен должна ежедневно принимать лекарство против депрессии. Мне бы тут встать и распрощаться со своей невестой, которая лгала мне, но самое обидное, что такое мне даже и в голову не пришло. Более того, мной овладело фальшивое благородство, мол, не бросать в беде любимую женщину, что, мол, любовь всё изменит и вылечит и Карен преобразится.

Когда мы ехали в машине, возвращаясь от психиатрши, Карен дрожащей рукой закинула удочку, мол, будут ли продолжаться наши отношения, на что я, возмутившись недоверием к себе, воскликнул, что я её никогда не покину. Она явно не ожидала этого и много позже призналась мне, что была уверена, выходя из кабинета врача, что между нами всё кончено. Я же поставил условие, что она прекращает принимать наркотики, и она, конечно, согласилась. С тех пор она принимала по шесть таблеток антидепрессантов в день. Теперь я сомневаюсь – может, это были таблетки наркотика. Но я и не подумал её проверять, ибо я ей верил. Когда я, видя эти пожираемые таблетки, вскоре устрашился такой зависимостью от них и предложил ей постепенно уменьшать дозу, Карен послушалась и сократила её вдвое, но что-то с ней стало твориться нервное со слезами. Она стала плакать по любому поводу – от умиления, от страха, от любви, от неуверенности. Это заставило её вернуться к первоначальной дозе.

Б.

РИНА – БОРИСУ

Наконец-то получила разрешение на поездку. Вероятно, что во время своего пребывания в Нью-Йорке я буду просить пристанища у Т. По профессии он художник и живёт в Америке более десяти лет, так что сможет помочь мне советом на первых порах. Адрес вышлю в следующем письме, так как у меня есть сомнения, что я его правильно записала.

Спасибо за обещание финансовой поддержки. Надеюсь, что не более чем через год смогу отдать свой долг.

Выражаю тебе сочувствие в связи с разводом. Как мне известно, кроме душевных переживаний, это связано с большими финансовыми затруднениями и неприятными судебными процедурами. Ты высказал много гневных слов в адрес своей жены, но, как мне кажется, в разводе никогда не бывает полностью виновной одна сторона.

Рина

БОРИС – СЕРГЕЮ

Вот тебе невкусная свежатина новостей.

Дружеских отношений с Карен мне сохранить не удалось, она повела себя соответственно своему характеру, из-за которого-то я и решил с ней разводиться. Она наняла адвоката, и мне пришлось завести своего. Она накупила вещей по кредитной карточке до предела, и счёт, естественно, пришёл мне. Она требует, чтобы я содержал её, пока она не найдёт идеальной, интересной работы, тогда как она может поступить работать в любой день официанткой, чем она занималась всю свою жизнь, пока не встретила меня, выпихнувшего её в мир. Кроме того, она хочет, чтобы я купил ей новую машину, тогда как у неё есть хорошая подержанная. Это её адвокат настропалил, а она не желает даже приостановить своего стряпчего, чья цель – использовать на полную катушку мёртвый закон, в котором не находится места для таких вещей как совесть или справедливость. Причём требования эти выражаются в такой непристойной форме, что я не могу избавиться от жгучего стыда за себя – как это я мог жениться на такой стерве? Впрочем, подобным поведением она великодушно избавляет меня от сомнений в моём шаге, которые могли бы появиться, веди она себя достойно и по-доброму, как это делала в своё время Рина. А этим она только убеждает меня, что теперь-то я её раскусил.

Когда я сказал ей, что не могу больше с ней жить, её первый вопрос был:

– Ты заберёшь с собой компьютер?

Ты можешь удивиться, как это я во всех предыдущих письмах и словом не обмолвился о конфликтах, проблемах и прочем, предваряющем моё решение о разводе? Дело в том, что я утаивал их не столько от тебя, сколько от себя. В глубине души я знал, что если я признаюсь себе во всём, что я начал видеть, то это увиденное измениться к лучшему не сможет – уж слишком всё горбатое – и тогда только могила развода может исправить этот брак. Я упирался изо всех сил, страшась признаться себе, что моя мечта так и осталась несвершённой, а над ней Бог просто насмеялся, ослепив меня и заставив принять за неё – чудовище.

Теперь я пересматриваю все события, и всё предстаёт мне в солнечном, а не в искусственном свете.

Я почему-то считал, что разбираюсь в женщинах. Опытный, бля. И действительно, поимел разных, штук полтораста. Но, что называется, Любовей было… дай Бог памяти, шесть. Называть, так называть поштучно.

№ 1. Лариса – мне было тринадцать, ей – четырнадцать. К своему стыду, даже в штаны к ней не залез, а только за груди хватал, да и то через одежду. Но чувство зависимости от женского тела было первым и сильным. Всё это происходило на даче. И самым поразительным для себя в этой любви было то, что я, в трепете от грядущей осенней разлуки, не мог представить, как это я с Ларисой расстанусь. Ужас охватывал от возможной потери. Но чуть я приехал в город, как начисто её забыл. Такое лёгкое забвение удивило меня на всю жизнь.

Многие говорят о прелести невинности детского возраста, но я ненавидел неосознанность томлений, робость перед противоположным полом. Помню острое предчувствие прекрасной тайны, лет в двенадцать прочитав фразу о Д’Артаньяне и Миледи: «Когда восторги влюблённых утихли…» Целая Вселенная предшествовала этому утихшему состоянию, подразумевалась за ним и восхищала, перехватывая дыхание. О, каким обделённым чувствовал я себя!

Самое прекрасное началось только после потери невинности, и чем раньше бы она произошла, тем счастливее юность я бы имел.

№ 2. Вета, моя не первая, но самая сладкая на тот период. Мне было девятнадцать, ей – двадцать три. Идея женитьбы на ней для меня представлялась абсурдной, как и вообще идея женитьбы в том возрасте. Вета же, как и принято, стремилась меня на себе обженить. Длились наши встречи года два, потом она, отчаявшись, вышла замуж за короткого матросика, который пропадал на морях и океанах месяцами, и мы в его отсутствие возобновили наши сношения, не раз доводившие до аборта.

№ 3. Таня, только что разошедшаяся с мужем, который был её школьным другом и который так и не смог сломать ей целку. Родители мужа наседали на неё, тащили к гинекологу, пытаясь доказать, что вина в пизде, а не в хуе. Гинеколог – пиздочёт – не нашёл у Танечки изъянов.

И тогда объявился другой друг, уже институтский, вечно тайно влюблённый. Ему была предоставлена возможность продемонстрировать свою любовь на деле, с чем он и справился достойно и тем самым освободил девственную жену от сомнений в себе самой, ибо ей голову так накрутили, что и она стала думать, будто с ней что-то не в порядке. Уверенность в себе у неё была восстановлена, но до наслаждения не дошло, и тут уже подключился я и довёл дело и Таню до конца. Помню, она в благодарность за мой язык потянулась ртом к моему хую, а я, вместо того чтобы податься к ней навстречу, попридержал её, думая (не головой, а жопой), что, мол, ещё успеется её «развратить» – я тогда ещё использовал это идиотское слово. Но как и всегда в подобных ситуациях, другого случая не представилось, поскольку мы вскоре расстались. Вывод я сделал один, что надо брать, коль даёт, потому что, коль не возьмёшь сам, то другой возьмёт не церемонясь.

№ 4. Рина, моя первая жена и первая женщина, с которой мне было интересно не только в постели. Но я был обуреваем идеей красоты и женственности, а Рина не подпадала под эталон, во мне образовавшийся. Вот я и мучился ею как несвершённой мечтой, и наслаждался ею как прекрасной любовницей, как мне тогда ошибочно казалось, и как замечательным человеком, в чём я как будто не ошибся. (Столько «как» иллюстрирует, как я с ней обкакался.)

№ 5. В Америке была Барбара, которую я тащил на оргии и вытаскивал из алкоголизма. И вытащил-таки. И втащил, но не надолго, потому что она никак не могла сосредоточиться и кончить, обилие хуёв отвлекало её. А я, вместо того чтобы заняться ею и дать ей кончить, старался переиметь как можно больше раскрывавшихся мне навстречу пизд. Баб вокруг было, еби – не хочу. Тот редкий случай, когда пизд было до хуя.

Барбара имела мозги, которыми она запросто расправлялась с, например, сартровским «Бытием и ничто». Такой крупный довесок мозга к хорошей пизде делал её заманчивым куском. Расстались мы с ней, потому что она со мной жить вместе захотела. А я был согласен только спать с ней, ибо спать вместе и жить вместе – это день и ночь.

Ну, и последняя (на сегодняшний день) № 6 – Карен, моя вторая жена и моя первая ошибка такого рода. Я обыкновенно хорошо разбираюсь в людях. То есть сразу вижу подлятину, лживость, неискренность. И ни в одной бабе, с которой я длительно общался, не было злобы и дряни. А тут я ослеп, ибо встретил женщину редкой для меня красоты (когда она намажется и накрасится), то есть ту, о которой, как я думал, мечтал.

Первое впечатление было настораживающим из-за сразу подмеченного у неё тяжёлого подбородка, да и разреза глаз, который не прямой и даже не раскосый, что я так люблю, а наоборот, внешние углы глаз ниже, чем внутренние. И как это я принял такой изъян вместе с тяжёлой нижней челюстью и не только не забил тревогу, а втоптал её в забвение и утвердился в красоте этого чужого лица?

Верь своему первому впечатлению – оно самое точное, если мы в нём себе до конца признаёмся. Но мы часто замазываем первое впечатление последующими, исковерканными нашим желанием видеть то, что ему льстит.

До двадцати девяти лет никто не сделал Карен предложения, поскольку она годна лишь для ебли, а не для женитьбы. Ведь быть женой – это врождённый талант, отшлифованный приобретённым мастерством. А у неё ни того, ни другого. И я был первый, кто попался – предложил ей выйти замуж. В её возрасте, она, конечно, не посмела отказаться.

Карен обладает художественным талантом, а вернее, способностями, что вконец подкупило меня, и я влюбился. Это не мешало мне редко, но встречаться с другими девицами. Правда, за месяц или что-то около того перед тем, как съехаться жить в одной квартире, я прекратил встречаться с прочими, с воодушевлением от предстоящей, неведомой мне дотоле верности.

Когда мы ещё не жили вместе, а просто жили, на третьем месяце знакомства, у неё сломалась машина, и она не могла её завести. Так она позвонила о помощи не мне, а своему вялому любовнику, что предшествовал мне, с которым она меня познакомила, когда мы столкнулись с ним в ресторане. Она объяснила это тем, что машина сломалась поблизости от его дома и вдали от моего, и она не хотела меня этим беспокоить. Тогда я ей поверил. А сейчас – сам понимаешь.

Выбор женщин, который мы делаем в жизни, вовсе не свободный, ибо, во-первых, нам, как правило, не представляется куча жадных до нас женщин, из которых мы спокойно выбираем, а во-вторых, выбор, который мы делаем, осуществляется под давлением голода, который всегда делает менее разборчивым. Посему – позор богатым знаменитостям, влипающим в бездарные отношения, когда их выбор поистине широк и свободен, и нет им прощенья за их ошибки. Но даже свои ошибки им исправлять несоизмеримо легче, чем обыкновенному мужчине, поскольку знаменитость может быстро зачерпнуть новую женщину из неисчерпаемого источника почитательниц и быстро отделаться от своей «ошибки» с помощью денег.

Смысл отношений с выбранной женщиной состоит в том, что быть с ней следует только тогда, когда её хочешь. А на практике, увы, ты должен быть с ней и в моменты, когда она тебе противна или безразлична ради того, чтобы она была рядом тогда, когда ты её захочешь.

Но это я отвлёкся, а суть в том, что грустно.

Ну, вот и все мои Любови. Не густо, но зато на разных безлюбовных связях отыгрался в количестве, чьё качество зачастую было много лучше любовных. Ебля без любви значительно острее, чем с любовью. Об этом даже написал философское исследование под названием «Соитие без любви» Рассел Ваной, местный Сократ. А Мастерс и Джонсон писали нечто вроде того, что пока ебля в браке счастливая, то и счастье в браке держится. Это содержится в их книжке под названием «Восторженные узы» или «Связь наслаждением», как я перевёл «Pleasure Bond». Я, конечно, даю безжалостную выжимку сути из этих достойных произведений. Забавно, однако, что целые книги написаны для обоснования очевидных однофразовых сутей.

Общение с женщиной, помимо сексуального, просто вынужденное. Самое мечтаемое – вызывать пизду при возникновении желания и отсылать при его исчезновении. Но для того, чтобы она была под рукой и раскрытой, когда появляется желание, становится необходимым ублажать её носительницу, хранить её про запас, беречь на случай. Из всего этого рождаются отношения. Мечта мужчины о вечно доступной пизде преобразовалась в идею вечной любви. То есть такого состояния, когда наслаждение поставляется беспрепятственно. Максимально осуществимо это только с помощью гаремов. Там обилие женщин позволяет свести отношения к минимуму, но в то же время возникает необходимость финансового содержания женщин. Вступает в действие старинный закон: выигрываешь во времени – проигрываешь в деньгах, и наоборот. Другими словами, мусульмане со своими гаремами, а вовсе не кастрированная христианская культура, создали идеальную любовь для мужчин.

Я всегда чувствовал необходимость сильной похоти для поддержания здания брака, потому что если её нет, то брак должны поддерживать дети. А когда и детей нет, и ебля без души, и люди совершенно разные, то я умом вопрошал: что же тогда удерживает людей вместе?

Во всяком случае, мы были тщательно нежны друг с другом на людях. Но наши ебучие отношения были далеки от приемлемых. Её интерес к ебле ограничивался одним оргазмом. Частенько Карен было очень трудно кончить, даже с вибратором. Я лежал на боку, а она на спине. Мой хуй покоился в ней, а она давила клитор вибратором. Вот-вот, кажется, она доберётся до вершины, но вдруг чувствительность клитора пропадает. Карен выключает вибратор, ждёт с минуту, включает его снова и опять почти достигает пика, но вдруг вновь начинает топтаться на месте. Вибратор замолкает на минуту, и так приёмов в пять-шесть. Карен уже начинает беситься, хочет бросить начатое. Но я мягко настаиваю продолжать. Она благодарит меня, что я поджидаю её, а не тороплюсь кончить. Наконец она замирает в напряжении, и я чувствую её спазмы. Она говорит, что от многократных попыток оргазм смешивается с болью, которая корнает наслаждение.

В такие периоды Карен затевала разговор, что, мол, я её мало подготавливаю, что, мол, если что и заводит её – так это массаж спины и вообще поглаживание тела. Она ложилась на живот, я легко проскальзывал в неё, садился на её зад, и массажировал спину. Она не то что возбуждалась от этого, а становилась сонной и просила меня кончить, не поджидая её. Так что требуемый массаж-то оборачивался не эротичностью, а сонливостью. Массаж спины помог ей раз или два, но в действительности помогал лишь вибратор.

Если же я начинал ласками выводить её на оргазм, она убеждала меня, что ей оргазм часто не нужен и ей просто приятно чувствовать меня в себе, так что я не должен волноваться, если она не кончает столько же раз, сколько я. Но стоило мне раз не позаботиться, чтобы она кончила, как через несколько дней, обязательно выдержав в себе обиду, она объясняла своё гнилое настроение тем, что я якобы не думаю о её удовольствии, а думаю только о себе.

Сексуальная сварливость отражалась и во всём прочем, или можно сказать, что её бытовая сварливость отражалась и в сексе – уж не знаю, что сначала. Её сварливость выискивала нескончаемые предлоги, чтобы проявить себя. Вдруг она, как принцесса на горошине, начинает чувствовать какие-то выпуклости на матрасе, которые мешают ей спать. Причём желание покупки нового матраса она прямо не выражает, а просто раз за разом жалуется, что она плохо спала ночью из-за этого ёбаного матраса. А матрас-то действительно ёбанный, поскольку ему лет десять и он перетерпел всех её любовников.

Через некоторое время она начисто забывает о матрасе и вдруг начинает чувствовать запах кошки, что была у прежних жильцов, якобы исходящий от ковра в гостиной. Карен водила носом, вдыхала воздух и резким тоном говорила, что надо потребовать у владельца дома, чтобы он сменил ковёр. Я никакого запаха не чувствовал, о чём ей говорил, и, естественно, не собирался требовать новый ковёр, но не возражал, чтобы она сама попросила об этом владельца. Карен же ничего не предпринимала, она только брюзжала. Вскоре и это прошло.

Следующим номером программы возникла раздражённость от звука работающего принтера, который целый год ей не мешал, а вот на второй год стал невыносим. Причём печатание одной страницы вызывало в ней то же нетерпение, что и печатание пятидесяти. Тут я смалодушничал, сжалился и купил глушащую звук коробку, в которую вставляется принтер. Кареной радости хватило на день, а потом остатки звуков при печатании стали раздражать её с ещё большей силой.