Субъективный реализм

– Зато громкость твоего хохота нам компенсирует тишину твоего же голоса, – с беспомощной материнской серьёзностью заметила женщина, придерживая свою длинную горчичную накидку, и передала ему кувшин. – Кто вас, мои дорогие, научил хохотать в полный голос, так, что белки рискуют от неожиданности поперхнуться орехами, а дети от испуга пропускают занятия в школах? Тоже Лудильщик?

– Мы и не думали пропускать занятия, – наконец-то тихо и уверенно сказали обе отличницы, и я заметил, что, судя по отсутствию шнурков, они решили выйти за рамки малошнурости и предпочитают быть бесшнурыми. – Тем более – из-за того, что кто-то расхохотался громче нас. Мы же знаем, что громче нас всё равно не расхохочешься, сколько он к Лудильщику ни ходи.

Мы разве что не покатились со смеху, а женщина смеялась так безудержно, что накидка слетела бы с её головы, если бы дети не подхватили.

– Приходите к нам на обед, – предложил я. – Жена обещала мой любимый суп. Надеюсь, он вам понравится.

– Не сомневаюсь, – ответила женщина. – У нас с вами похожие вкусы, верно?

Глава 8

Виноградник

Аромат был невидим, потому что он просто-напросто был почти слышен, и день казался цветным, как детский сон.

Страницы книги слегка покачивались белёсо-бирюзовыми волнами нашего озера. Я всматривался и начинал видеть: да, они пошли через отполыхавшую долину, вверх по горе, где должен был приютиться старый город с брусчатыми улицами и безучастными лицами. Я вчитывался и различал лица спутников моего друга, и решал за него и для себя: что тяжелее для говорящего – когда не слушают, или когда не слышат…

Мой друг обернулся и ответил, что вопрос, оставшийся без ответа, наверняка лучше, чем ответ, оставшийся без вопроса, ведь первый – это просьба найти ответ, а второй – запрет на поиск.

– Ты заметила – овечий сыр слегка отдаёт красными мускатными камешками? – спросил я.

Жена, улыбнувшись, ответила:

– Я предпочитаю козий.

Говоря по правде, я подзабыл вкус обоих, и вот захотелось снова попробовать. Впрочем, это была лишь малоубедительная отговорка, ведь само по себе желание, не сопровождаемое действием, ничем не отличается от нежелания.

– Равно как и желание, не подкреплённое возможностью, – понимающе рассмеялись мы. – Даже хуже: оно переводит утвердительно-изъявительное наклонение в мечтательно-сослагательное и усыпляет своей недостижимостью.

Чтобы не остаться в нелюбимом мною сослагательном, я решил поскорее отправиться в нависшую над озером гору. В мой город мечтал и собирался полжизни, а сюда – пошёл, не собираясь. Почему-то чем тщательнее собираешься, тем сложнее собраться. А если не планировать и, взамен, представить себе то, что предстоит, а может быть, и не задумываться, откуда вышел, то кажется, будто бесцельное течение само несёт тебя к цели, или, точнее говоря, просоленные страницы, листаемые невыносимо свежим озёрным бризом, выносят к горному подножию. А оттуда – иди себе и иди, целеустремлённо и беззаботно, и слушай звучащий, почти видимый аромат. Чем выше поднимаешься, тем больше вокруг старинных, как на старых почтовых марках, сосен и ёлок, умеющих быть новогодними, но в эту пору года вата слетела с колючих лап и улетела в насупленное небо, а верхушки совсем не видны, как ни задирай голову.

Иди, пока дух не перехватит, и приведёшь за собою не менее любопытную, чем ты сам, горную тропинку, приведёшь её к горному домику, рядом с которым – ледяной ключ, пробившийся наружу из-под земли, словно мой, потаённый, просунулся в дверь, и большущая виноградная лоза, а на ней виноградин – словно капель в озере-море, и все такие же непохожие одна на другую.

Домик залетел так высоко – или с такой высоты спустился и так удобно теперь стоит, что стоит глянуть вниз – и увидишь все города на свете: маленькие, неизведанные и нераспробованные, будто виноградины на виноградной лозе, – попробуй, распробуй их все.

– Все? – улыбнулся виноградарь, продолжая срезать сухие веточки и бросая их в разведённый поблизости костёр.

– Все сразу не увидишь, – приветственно подмигнул мне рукой мой друг, – придётся попутешествовать.

Женщина добавила:

– Придётся, это уж точно. Причём желательно – пешком, иначе ничего не расслышишь и никого не увидишь.

Мой друг разливал только что приготовленное вино в мешки, пахнущие новенькой кожей, а на лозе виноградин становилось тем больше, чем больше мешков наполнялось и чем громче костёр трещал своими сухими ветками. И яблоневый саженец розовел и набирался сил за его спиной.

– Пока вы к нам выберетесь, – по праву старинного приятеля выговорил я им, – я вот выбрался к вам с безответным визитом, в надежде на ответный.

Женщина улыбнулась мне, потом вздохнула и, набирая воду из источника в свой кувшин и отводя горчичную накидку, чтобы не намочить её, ответила:

– Не сомневайтесь в нас, мы обязательно придём!

Мой друг поцеловал её и отнёс полный кувшин в дом.

Пришло время всем нам сесть за стол под навесом. Вокруг цвели яблони, созревали и недалеко от них падали яблоки, но яблони цвести не переставали.

Виноградарь, улыбаясь, гордый плодами своего труда, заметил:

– Приходится попотеть. Всем же известно: чем ленивее обрезаешь сухие ветки, тем кислее виноград на оставшихся.

– А кислый виноград, – подмигнул женщине мой друг, – сплошное разочарование на свадьбе.

Она тоже улыбнулась:

– Тогда уж лучше обычная вода. Водой свадьбу не разольёшь.

Мы согласились, хотя если уж разливать, то, по крайней мере, вином.

Мой друг налил нам вина, нарезал овечьего сыра.

– Кислый виноград, – сказал он весело, – это всё равно, что свадьба без свадебных столов.

– Преуменьшаешь, – покачала головой женщина. – Без столов на свадьбе можно обойтись.

Вино было красным, словно закатное солнце, предвещающее ветреную погоду, и благодаря ему сыр слегка отдавал мускатными камешками.

– Единственное, без чего на свадьбе не обойдёшься, – поддержал виноградарь, – но я не расслышал – наверное, потому, что мне помешал предсказанный ветер и внезапно брызнувший, как слёзы из смеющихся глаз, шумный ливень, капли которого сладкими виноградинами обрушились на летний навес.

– Тут толком не поговоришь, – беспечно буркнул виноградарь. – Пойдёмте в дом, там никто не шумит. Разве что дрова трещат – точь-в-точь дикие утки крякают.

– Ну, утка – самая тихая из птиц, она нам не помеха, – согласился с ним мой друг. – Даже дикая.

Мне показалось, что они во всём друг с другом согласны, особенно когда не соглашаются.

Мой друг продолжил мою мысль, вернее, это была его мысль, и её с энтузиазмом продолжил я:

– А на Площади объяснений мгновенное согласие оборачивается самым большим несогласием в будущем, вы согласны?

Дождь заглядывал в окно, мы явно мешали ему, но сам не на шутку, взахлёб растарахтелся и, разумеется, ничего уже не слышал, кроме собственного тарахтения.

Как обычно, они сначала ждали ответа от меня.

– Чего там только не узнаешь… – вздохнул я неуверенно, надеясь на ответ, но хозяева промолчали, и я продолжил:

– Я шёл сюда и думал: если путь долгий, то чтобы его пройти, нужно обо всём забыть и хорошенько представить себе только то, куда идёшь. Ведь если карабкаешься в гору, нельзя смотреть вниз, с этим же вы наверняка согласны?

Я окончательно сформулировал свой вопрос, ответ на который, безусловно, уже слышал когда-то и даже догадывался, где:

– Чтобы дойти до цели, нужно уметь отворачиваться. Отвернуться ради достижения цели – помогите мне научиться этому.