Юра пропустил мимо ушей слова жены, увидев Степана, заулыбался ему, схватил дорогого гостя в свои сильные, широкие объятия, попытался приподнять его как маленького, приговаривая:
– Ну, наконец-то, Степа, а то ведь ждем-ждем, а тебя не дождаться.
Но попытка оторвать высоченного Степана от земли не удалась.
– Мужиком стал, – сделал Юрий очевидный вывод, – а раньше я тебя легонько вверх подбрасывал.
– Выпивать меньше надо, водочка она ведь силы забирает, – проворчала жена.
– Мила… – Юра посмотрел на нее осуждающе.
– Заходите все в дом, я мигом на стол соберу.
Маша зашла в сени первая и растерялась. Это было просторное помещение с одной большой металлической кроватью у окна. Рядом – стол, покрытый скатертью, расшитой по центру крупными васильками и ромашками, а на кайме гордо вышагивали друг за дружкой по всему периметру огненные петухи с ярко-желтыми гребешками.
Девушка вопросительно посмотрела на кровать, потом на Степана. Тот понял причину ее растерянности.
– Так это сени, а за перегородкой клеть. Летом здесь живут, в доме душно.
Маша смущенно улыбнулась, движением плеч давая понять, что ошиблась в своем предположении о месте ночлега.
– Извини, я ведь не часто бываю в деревенских домах.
– Ну что ты, Маша, вот вход в дом, – Степан по-хозяйски распахнул массивную дверь, пропуская гостью вперед.
Переступив высокий деревянный порог, молодые люди вошли в главное помещение избы – это была большая квадратная зала. В правом углу – сердце таежного жилища – большая русская печь. Все кирпичики были бережно и тщательно затерты глиной и побелены. Перед загнеткой печи – маленькая кухня, она отделялась от основного помещения легкой деревянной перегородкой. В небольшое по таежным законам окно вливался в достаточном количестве дневной свет.
По диагонали от печи, как и положено, между восточной и фасадной стенами, над столом, красовалась божница, заставляющая всех входящих в первую очередь обратить свои взгляды именно в этот угол и склонить головы пред иконами. Их, расположившихся на двух полочках, было немного. Образа обнимало длинное узкое домотканое полотенце с густой орнаментальной вышивкой на концах. Степан заметил, что на верхней полке сбоку отдельно лежала одна толстая книга, а рядом стопочкой еще какие-то тонкие брошюры, потрепанные, видно, много раз читанные.
Поклонившись красному углу – кто вольно, кто невольно – гости уселись на длинную отполированную долгим использованием лавку, находящуюся вблизи окон, выходящих на улицу.
Володиша и Степан, взглянув в окна, залюбовались широким Илимом, который, как рушник над божницей, бережно своим водным нетканым полотном обнимал деревню. Как будто хотел защитить ее от невзгод и непогод.
– Наверное, здесь мелковато, – перевел романтическое созерцание в прозу жизни будущий строитель, желая показать и свою наблюдательность, и теоретический опыт. – Володиша, видишь, какой Илим широкий. При такой ширине глубин больших быть не может.
– Да я бы не сказал, – возразил друг, – метра три точно будет. Здесь я на моторе прохожу спокойно, это в других местах мелководье, там приходится мотор приподнимать и идти на веслах.
– Что, и вверх по Илиму вручную?
– Бывают места, где даже шестом толкать приходится.
Профессиональный разговор приятелей прервал удивленный голос Маши.
– Степан, Степан! Подойдите же сюда. Ну скорее!
Молодые люди оглянулись. Мария стояла у божницы с иконой в руках.
– Что случилось, Маша? – взволнованно спросил подошедший к ней Степан.
Девушка протянула ему трехстворчатый складень:
– Откуда это у вас?
Степан ничего не мог ответить, только пожал плечами, потом позвал сестру, занятую приготовлением праздничного обеда.
– Мила, Мила, подойди сюда, – крикнул он в окно, выходящее во двор.
– Что такое? Что за спешка? Подождать не можете? – напевно откликнулась возбужденная радостными заботами Мила.
Не дожидаясь, Маша сама вышла на улицу, неся на ладонях, как драгоценность, икону. Девушка была явно встревожена и удивлена до такой степени, что не могла сформулировать свой вопрос точнее.
Людмила, Степан и все остальные ждали от нее пояснений по поводу так взволновавшего ее образа.
– Откуда эта икона у вас? – еле слышно промолвила Маша.
– Она всегда у нас была, и до нас была: у наших родителей, кажется, даже у их родителей тоже.
– Подождите, – Маша бережно, как бесценное сокровище, переложила икону на ладони Степану, а сама побежала в сени и принесла оттуда свой рюкзак. Порывшись в нем, извлекла кожаный мешочек, крепко затянутый шелковым шнурком. Дрожащими пальцами она с трудом развязала два тугих узла и достала складень, как две капли воды похожей на икону, которую Степан держал на вытянутых руках.
– Посмотрите! Посмотрите! – восклицала Маша как маленькая девочка, рукой приглашая всех присоединиться к созерцанию этого радостного чуда.
– Да, как близнецы, – задумчиво произнес Степан. Людмила поклонилась обеим иконам и перекрестилась.
– Чудеса да и только, – вымолвил Володиша.
Юрий долго и внимательно разглядывал складни, то закрывая их, то опять разворачивая, старательно вглядывался в изображение, поднося к глазам то одну икону, то другую.
– Посмотрите-ка, тут что-то написано, – провел по тыльной стороне пальцем Юрий, как подчеркнул. – А еще герб какой-то полустертый.
– Где, покажи? – через его плечо Степан тщетно пытался рассмотреть надпись.
– Юра, ты положи икону на лавку, в твоих руках ничего не видно, – с нетерпением приказал молодой человек.
– А много ль ты на лавке увидишь? Здесь через лупу надо смотреть.
– Через лупу, говоришь? Нет ничего проще, – усмехнулся Володиша и вытащил из кармана тканевый кисет, а из него – лупу небольшого диаметра.
– А ты всегда с лупой ходишь? – удивленно спросил Степан.
– Сначала посмотри через нее, может, прочитаешь начертанное, а потом любопытство проявляй, – подавая Степану лупу, самодовольно ответил Володиша.
– Так, так – тянул Степан время, разглядывая еле заметные штрихи, – Первая буква «А», вторая «Л», третья – не пойму, вроде, по-иностранному написано.
– Степан, дай мне посмотреть, – нетерпеливо попросила Маша, выхватывая лупу из рук друга.
– Да! Я так и думала! – взглянув на отметины, победно воскликнула девушка. – Здесь написано – Алексей. И герб похож.
Воцарилось молчание. Все внимательно смотрели на Машу как на капитана судна, попавшего в невероятное приключение.