Тихая ложь

– Лиора.

– Катастрофа! Кошмар!

– И что же ты сделала?

– Бар как раз начал сворачивать сигарету, а мне надо было чем-то занять руки, вот я у него и спросила: «Давай я тебе сверну», а он: «С чего это вдруг, Лали? Ты же только что курила. Ты ведь не куришь много». Тогда я говорю ему страшным таким голосом: «Бар! Дай. Мне. Свернуть. Тебе. Сигарету!». Тут он, видимо, сообразил, что я сейчас просто его убью, и передал мне табак и бумагу. Ну, занялась я сигаретой и подняла глаза, как бы ненароком, когда Лиор уже приблизился. Но это не помогло. Дело в том, что подойдя к столу, Лиор первым делом увидел меня, и в его взгляде появилось удивление и даже радость. Но в следующее мгновение он увидел ее, и сразу все понял. Просто фильм ужасов! Смотрю я на него и вижу, как он решает: уносить ноги, или уже все, попался… Ты понимаешь? Два года я его не видела, и вот угораздило же меня встретиться с ним как раз тогда, когда рядом со мной сидит эта красавица Ротем, а я выгляжу, как та наша Михаль.

Ну просто комедия, подумала Сиван и засмеялась.

– И что он?

– Я же сказала тебе – облом. Ничего не было.

– Что значит «ничего не было»? Он что, не подошел к тебе? Не заговорил с тобой?

– Почти.

– Что значит «почти»?

– Он подошел к ней, поцеловал и что-то ей сказал. Я не знаю, я не смотрела. Она тут же встала и объявила, что ей пора возвращаться на работу. Спросила его: «Ты идешь?», и они пошли. И вот, проходя мимо меня, он остановился и проронил: «Годы, а?»

– И все?

– И все. Я как-то смогла пробурчать в ответ: «Да, годы…», но тут эта дурочка Галь как набросится на Лиора: «Ой, а это что за красавчик? Почему ты нас не знакомишь? Кто это? Обязательно приходи вместе с ним». Ты же знаешь, ма, она и так самая милая из тех, кого я знаю, а уж когда она пьяная…

– Ну хорошо. Чего ты от нее хочешь? Она же его не знает.

– Тут я встаю и говорю: «Познакомься, Галь, это Лиор. Лиор, это Галь». И тут за столом воцаряется мертвая тишина. До всех, видимо, дошло.

– И…

– И все. Он пошел дальше.

– А что же ты?

– Ничего. Галь попробовала извиниться, но я ее остановила. Потом посидела еще с полчаса, а потом мне все стало невмоготу, и я ушла. В машине совершенно расклеилась. Бедная Шуваль! Я всю дорогу плакала.

– А сейчас как ты себя чувствуешь?

– Униженной. Так я себя чувствую – униженной.

– Можно я тебе кое-что скажу?

– Да, мам. Я молчу. Говори.

– Ты не должна чувствовать себя униженной, потому что Лиор не унизил тебя. Ты же хотела встретиться с ним днем раньше, когда ты была ко всему готова, когда он должен был быть один и должен был оценить тебя по достоинству. Первая любовь, Лали, это такой сложный феномен, что его не смог бы объяснить даже сам Альберт Эйнштейн. Тебе бы хотелось, чтобы он присел рядом с тобой на несколько минут и спросил как дела, как мама, как учеба, а ты бы тоже спросила его как дела и что он собирается делать. А он бы, допустим, ответил, что решил в конце концов, где собирается учиться. И вот поговорили бы вы так несколько минут, и каждый почувствовал бы себя хорошо. Потому что даже если вы сейчас не вместе и даже если он любит другую, а ты все еще одна, но когда-нибудь тоже найдешь себе пару, у вас есть общая память о первой любви, которую никто не сможет у вас отобрать.

Лайла слушала молча, и было видно, что с каждым словом Сиван она успокаивается все больше и больше.

– А так я с тобой согласна, – продолжала Сиван. – Тут действительно случился облом. Но что можно сделать? Это уже случилось! Я прекрасно понимаю, что ты чувствовала, но зато теперь мы с тобой можем вместе над этим посмеяться.

– Мы тут смеемся над тем, что случилось, а они там вместе смеются надо мной.

– Я знаю Лиора. Он был мне как сын. Он хороший парень и всегда таким останется. Просто он растерялся и не знал как себя вести. Не каждый сможет с честью выйти из подобной ситуации. Теперь возьмем Ротем. С ней тоже было непросто. Ведь она как бы не знает тебя, а ты как бы не знаешь ее. Чтобы выйти из такой ситуации требуется присутствие духа. И смотри, как ты все правильно сделала: встала ему навстречу, улыбнулась, представила его Галь. И даже потом ты еще посидела, поговорила. Ты молодец, Лали!

– Жаль только, что я так плохо выглядела.

– А что стало с тем парнем на другом конце стола?

– Ой, я и забыла про него. После всего, что произошло, я уже ничего не замечала. Все было как в тумане.

– Лиору везло шесть лет, но в один прекрасный день появится другой, которому повезет еще больше, потому что за эти годы ты стала человеком с большой душой и такой красавицей, что для того, у кого есть глаза, этого не сможет скрыть даже мешок.

– Мама! – Лайла пересела к Сиван и обняла ее. – Я просто не знаю, что бы я без тебя делала!

– Так, значит, хорошо, что я всегда тут.

Трафареты

Прошло десять дней, а Май так и не позвонил. Поначалу Сиван вздрагивала при каждом телефонном звонке, надеясь, что это Май зовет ее на свидание, но когда пошла вторая неделя, ее надежды сменились разочарованием, правда не сильным, так как она с самого начала не ожидала слишком многого. А потом мысли о нем и вовсе отошли на второй план. Работы снова было хоть отбавляй, но особенное внимание Сиван уделяла делу об отчуждении родительских прав, которое она приняла близко к сердцу и которое сильно затянулось из-за «короны».

В середине июня она получила сообщение от Лири:

Привет, Сиван. Завтра я снова разрисовываю эту стену. Буду работать весь день. Приходите поучаствовать. Прекрасная возможность углубить наше знакомство. Целую, Лири.

После обеда Сиван поехала во Флорентин и оставила свою машину на бульваре. Полицейский участок снова был закрыт, дефибриллятор висел на положенном месте, киоск Нормы работал, лишь столы стояли на большем расстроянии друг от друга. Лири была вся погружена в работу, изображая на сей раз целующуюся пару под цветущим вишневым деревом в стиле арт-деко с элементами манги. Фигуры были обведены тонкими линиями, а яркие краски придавали всему изображению объемность. Сиван представляла себе Лири высокой, стройной, со стильной прической и макияжем, в каких-то особенных очках, излучающую уверенность и даже мужественность. Но она оказалась совершенно другой: маленькой, хрупкой, с плоской, как у балерины, грудью и детским телом, скрытым под льняной врачебной униформой. Но особенно Сиван поразили ее волосы – совершенно без краски, с пробивающейся кое-где сединой. Далеко не каждая женщина решится на такое. Май никогда не упоминал возраст Лири, и сейчас Сиван поняла, что Лири старшее нее на несколько лет и уже приближается к шестидесяти. Впечатление усиливали морщинистая шея, дряблые веки и две тонкие параллельные морщины на лбу. Это лицо не знало ни уколов ботокса, ни скальпеля пластического хирурга. Но, увидев Сиван, Лири улыбнулась ей широкой дружеской улыбкой, и все морщины куда-то исчезли.

– Привет! Ну, наконец-то! – Она почти спрыгнула со стремянки, на которой стояла, и обняла Сиван, не прикасаясь к ней – обе ее руки были заляпаны краской.

Лири была без маски, и Сиван пришлось снять свою.

– Привет, – произнесла она еще раз. – Май говорил мне, что вы красавица, только я не предполагала, что настолько.

Еще одна неожиданность – Лири говорила с сильным акцентом.

– Вы из Америки?

– Из Канады. Приехала в Израиль когда мне было двадцать четыре. Ну что, выпьем кофе? Вы не представляете себе, когда я начала. В девять утра!

– Я рада, что вы согласились. Думала, у вас не будет желания после того, как предыдущую картину облили черной краской. Кстати, мне она очень понравилась – и девушка, и надписи.

– Здесь тоже будет надпись «Всегда помни свою первую любовь».

Да, всегда, подумала Сиван.

– Или «Прелесть первой любви в том, что она никогда не кончается». Вы что предпочитаете?

Лири провела Сиван в студию – большое открытое пространство с высокими потолками и бетонным полом, в одном конце которого находилась галерея, куда вела металлическая лестница. Стены аккуратно выкрашены белой краской, но покрыты трещинами, отражающими плачевное состояние фундамента. Пространство было заполнено деревянной мебелью и произведениями искусства – полотнами и статуями – и все, включая инструменты, находилось в идеальном порядке, напоминающем о квартире Лири наверху.