– И что вы будете делать? – спросила Лири, глубоко вздохнув, и Сиван поняла, что ее выбор весьма ограничен.
– Прежде всего успокойтесь. – Сиван хотела обратить все в шутку, но Лири восприняла ее всерьез.
– Вы правы. Не стоит тратить на него нервы. Вот сейчас я выкурю косяк и успокоюсь.
– Хорошо. А потом заканчивайте вашу работу.
– А вы?
– Пойду перекинусь парой слов с господином Солом.
– Что вы собираетесь ему говорить?
– Что скажу, то и скажу. Все будет в порядке.
– Нет, но все-таки, – не унималась Лири. – Что вы можете ему сказать?
– Я прослежу, чтобы он больше не касался ваших рисунков.
– Ничего у вас не получится. Знаете, сколько раз я пробовала говорить с ним? С этим человеком невозможно говорить. Он просто осел, – в голосе Лири послышались интонации Михаль.
– Доверьтесь мне, – Сиван и сама не была уверена, что у нее получится, но первое правило адвоката гласит: надо создать у клиента впечатление, что вы берете решение проблемы в свои руки. Это само по себе является важной частью будущего решения.
Выйдя из студии, Сиван увидела Михаила и его приятелей, сидящих как обычно на скамейке напротив лавки Карло. Он приветливо помахал ей рукой, и она помахала ему в ответ. Они уже знали ее и теперь при встрече кивали и улыбались ей. Михаил приносил с собой колонку и все время пытался приспособить ее для того, чтобы прослушивать музыку из телефона.
Сиван вошла в здание, поднялась на первый этаж и нажала кнопку звонка Сола.
– Слушаю, – произнес Сол, открыв дверь настежь.
– Привет Сол, как дела?
– Нормал, – пробормотал Сол.
– Можно зайти к вам на пару минут?
– Зачем?
– Мы ведь соседи, не так ли? Мне очень надо с вами поговорить. Дайте мне пятнадцать минут.
– Это профессорша вас послала?
– Никто меня не посылал. Я пришла сама. Десять минут, и я ухожу, – продолжала торговаться Сиван.
Сол кивнул, и Сиван прошла внутрь, с трудом пробираясь по узкому проходу в центр комнаты.
– Можно где-нибудь присесть?
Сол сходил в кухню, принес две табуретки и поставил их друг напротив друга.
– Я сейчас беседовала с Лири и вспомнила наш с вами разговор, – начала Сиван, не имея никакого четкого плана действий, но надеясь, что что-нибудь придет к ней в голову. – Она рассказала мне, как все это выглядит с ее стороны. Если вы не возражаете, не могли бы вы мне объяснить, как к этому относитесь вы? Если она чувствует себя обиженной, я уверена, что и вы тоже на что-то обижены, а мне очень важно дать всему объективную оценку. Я не подруга Лири, мы познакомились только сегодня. Но мне хочется навести здесь порядок, потому что, скажу вам откровенно, эта война между вами не имеет никакого смысла. Вы оба – хорошие люди и надо сделать так, чтобы все остались довольны. Вы понимаете о чем я говорю?
– Я скажу вам о чем вы говорите, – Сол очень старался не горячиться, но от волнения его голос становился все громче и громче. – Вы говорите о плохом искусстве! Об искусстве этой презренной профессорши, которая совершенно не годится в художники. Пришла тут со своими жалкими трафаретами и называет их «уличным искусством». Разве это искусство? Просто насмешка! Портит стены, на которых настоящие художники вроде меня и моих друзей могли бы создать что-то выдающееся. Это мы начали в Израиле настоящее искусство граффити. Мы, наша группа, создаем наши произведения безо всяких там трафаретов, живыми красками. Если вы увидите мои работы, вы поймете, о чем я говорю. Только мозг, подвергшийся воздействию психотропных препаратов – я как-нибудь расскажу вам каких – может создать такие образы. А эта женщина – сплошная подделка. Нет в ней ничего настоящего.
По частоте употребления слова «настоящее» Сиван поняла, что же больше всего волнует Сола и как ей следует поступить.
– Ну хорошо, Сол. Вы гений. Даже Лири это признает. Она не скрывает своего восхищения вашим настоящим искусством. Она сама сказала мне, что если бы вы захотели, о вас знал бы весь мир, что музеи и коллекционеры стояли в очереди за вашими картинами, – небольшая лесть не повредит, подумала она. – Но что поделать, если отдел культуры муниципалитета считает, что на стенах Флорентина есть место не только гениальному психоделическому искусству, но и работам таких маленьких людей как Лири. В живописи так же, как и в литературе и в музыке, есть разные жанры. Утром вы слушаете «Богему», вечером – Фрэнка Заппу, а иногда вас тянет и на Бритни Спирс. Разве не так?
По выражению лица Сола Сиван поняла, что Бритни Спирс лучше было не упоминать.
– Дело не только в этом, – произнес Сол. – Ее граффити я бы ей простил. Я не могу простить ей того, что она отняла заработок у меня и моих друзей. Ну, о себе я не говорю, я не какой-нибудь там эгоист, который плюет на всех остальных.
– На что вы намекаете?
– В последнее время Флорентин посещает немало туристов, как наших, так и приехавших со всего мира. И экскурсоводы показывают им все граффити. Все! – его голос снова перешел в крик, и в нем стал явственно слышен его южноафриканский акцент.
Как же они с Лири все-таки похожи, подумала Сиван.
– Я, – Сол попытался справиться со своим волнением и снова заговорил тише, – я особенный. Если бы я захотел, у меня бы уже лежало в банке двадцать миллионов долларов. Просто я не гоняюсь за деньгами, вот у меня их и нет. Но вот моим друзьям не мешало бы подзаработать. Они этого заслуживают!
– Разумеется.
– И что делает это профессорша Лири? Договаривается с муниципалитетом, чтобы они разрешили ей проводить экскурсии – ведь она же профессор искусств! И вот она показывает туристам только свои работы, а потом приводит их в свою галерею. Ну и у кого, скажите, они покупают? Только у нее! Я же говорил вам, что она просто кусок дерьма! Разве настоящие художники так поступают?
– Почему она показывает туристам только свои работы? Я не верю, что она делает это специально.
– Специально или нет, что это меняет? Экскурсия продолжается один час. Разве можно за час обойти все переулки? Нет! Вот она и выбирает свои. И кто остается в проигрыше? Мои друзья!
– Понимаю.
– Я еще много чего могу вам рассказать, но не буду, потому что я – человек чести. Я не такой, как она.
– Хватит говорить глупости, Сол. У Лири ничуть не меньше чести чем у вас. Давайте будем выше этого.
– Согласен.
– Можно я вас кое о чем спрошу?
– Пожалуйста.
– Сколько стоят ваши работы?
– Что? Вы имеете в виду деньги?
– Разумеется, что же еще?
– Зависит от работы и размера. От трех до пятидесяти тысяч долларов.
– А где я могу их увидеть? То, что я вижу вокруг, мне нравится. Я не слишком разбираюсь в искусстве, но это мне нравится. Лири сказала, что свои главные работы вы храните у друга. Можно мне прийти завтра или в любой другой день на этой неделе? Мы пойдем к вашему другу, и я куплю у вас то, что мне понравится.