Тихая ложь

– Если тебе нужна помощь, не стесняйся обращаться ко мне.

Увы, подумала Сиван, она все еще не является частью его жизни.

– Как только я улажу вопрос с сиделкой мне станет проще оставлять его одного, даже если мне придется навещать их чаще, чем обычно.

– Ну хорошо. Удачи тебе, – и она умолкла, не зная, что бы еще сказать.

– Я сейчас немного в цейтноте. Надеюсь, когда это время закончится, мы сможем поговорить как следует.

– Не беспокойся, Май. Доброй ночи.

Сиван собрала фотографии и положила их стопкой поверх коричневого конверта, найденного на дне коробки.

Розовое шампанское

В августе Сиван сказала Лайле, что хочет поехать в Иерусалим и пойти на демонстрацию протеста против коррупции в правительстве. Каждые выходные Лайла обещала поехать с ней, но ни разу не сдержала своего обещания. Полеты за границу были запрещены, и поэтому Лайла начала путешествовать по Израилю: то поедет в Западную Галилею, то в бедуинскую деревню в Негеве, то ходит по каким-то тропам. У нее везде были друзья, и она объездила весь Израиль с севера на юг, почти не бывая дома. Коробка с фотографиями так и не вернулась на свое место на антресолях, а переехала в ожидании лучших времен под рабочий стол Сиван. Май время от времени посылал ей сообщения, интересовался как у нее идут дела, но так и не предложил встретиться, и она не стала поднимать планку своих ожиданий.

Но однажды в пятницу Лайла сказала:

– Завтра мы едем в Иерусалим.

– Точно?

– Точно.

– Заказать гостиницу? Поедем завтра после обеда и вернемся в воскресенье. Прекрасная возможность провести время вместе.

– Отличная идея.

Сиван открыла компьютер, и выбрала бутик-отель в Йемин Моше[33 - Исторический район в Иерусалиме, возвышающийся на старым городом. Основан в 1892-1894.], заплатив дополнительно за номер с видом на старый город. Кутить так кутить. Премьер министр высмеял протестующих, сказав, что они сами пользуются роскошными отелями, но Сиван не видела в этом ничего зазорного. Каждый истраченный ею шекель она заработала сама, честно, упорным трудом. Так что пусть смеется сколько хочет. Она не пользовалась никакими привилегиями и платила по самой высокой шкале налоги, из которых это правительство содержало людей, ценности которых не совпадали с ее ценностями. Это была ее страна, и она поедет на демонстрацию и будет жить в этом отеле со спокойной совестью.

– Вот это номер, мам! – закричала Лайла, увидев ожидающую их бутылку шампанского. – Это ты заказала?

– Я думаю, это подарок за то, что мы заказали двойной номер.

– Давай выпьем! Какой вид! Картина! – Лайла профессиональным движением откупорила бутылку и разлила шампанское по бокалам, держа в руках телефон и тут же выкладывая фото в «Инстаграм». Сиван нажала на маленький кружок с фотографией Лайлы на своем телефоне и увидела два бокала шампанского на фоне старого города и подпись: «Я и Ваня берем Бастилию. Начали!»

– Смотри, мам, – произнесла Лайла, мгновенно просмотрев многочисленные комментарии, – Май тоже тут.

– Где тут? – удивилась Сиван.

– В Иерусалиме. Он здесь с сыновьями. Он увидел мою фотографию и послал мне сообщение.

– Май входит в число твоих друзей в «Инстаграме»?

– Да, а что?

– Странно как-то. Он тебе в отцы годится.

– Ну а ты моя мама и ты тоже у меня в друзьях. Что же тут странного? Стань уже более современной. Мы договорились встретиться все вместе сегодня вечером, – Лайла счастливо вздохнула. – Это была классная идея приехать сюда, мам. Молодец!

Вечером они пошли на Парижскую площадь[34 - Площадь в центре Иерусалима, содзаддая в 1959 и первоначально называвшаяся Французской площадью.] до отказа заполненную людьми. У некоторых из них в руках были музыкальные инструменты, у других – плакаты с остроумными надписями, отражающими самые разные взгляды. Большую часть составляли люди, которые обычно вовсе не думали о том, чтобы идти на демонстрацию, но которые устали терпеть и чувствовали себя обязянными поддержать тех, кто хотел правительства, способного дать своим гражданам надежду на более разумную и справедливую жизнь. Сиван вспомнила, как ездила с родителями на демонстрацию против войны в Ливане, в которой участвовало четыреста тысяч человек. Ей тогда было всего десять лет, но она навсегда запомнила ту обстановку и боль пришедших на демонстрацию людей. И вот теперь она сама здесь с дочерью, которой уже двадцать четыре. Кто бы мог подумать, что ее поколение очнется от вечной дремоты? Лайла и Сиван вклинились в толпу. Сиван пыталась узнать знакомые лица, но сделать это было почти невозможно, так как все были в масках. Через два часа, когда Сиван почувствовала себя измученной, кто-то обнял ее сзади. Несмотря на ковид и связанную с ним истерию, объятие было настоящим, крепким – на несколько долгих мгновений чьи-то руки обхватили ее, а его грудь прижалась к ее спине. Обернувшись, Сиван увидела улыбающегося под маской Мая, которого, видимо, совершенно не волновало нарушение запрета на соблюдение дистанции. Она обратила внимание на то, что он обнял ее, а не Лайлу, которая стояла рядом вместе со своей подругой из колледжа и, увидев Мая, радостно закричала:

– А, Майчик! Привет!

– Как здоровье твоего отца? – поинтересовалась Сиван, несмотря на то, что за грохотом барабанов и ревом фанфар расслышать что-либо было почти невозможно. Встреча с ним очень взволновала ее.

– Да так себе, – ответил Май. – Я скоро возвращаюсь в Ашдод. С ним сейчас Лири. Мне надо ее освободить.

– Нашли сиделку?

– Да, но надо оформить еще несколько бумаг. Я надеюсь, что она начнет на следующей неделе.

– Я тоже скоро ухожу.

– Тебе здесь не нравится? – он правильно понял ее состояние.

– Я пришла, чтобы выразить свою солидарность, но я терпеть не могу массовые мероприятия. Я никогда не хожу на демонстрации даже если считаю, что их цели оправданы. В молодости я никогда не посещала дискотеки или концерты в парках. В толпе я чувствую себя неуютно. На этот раз мне было важно прийти, но с меня хватит.

– А где ваша гостиница?

– В десяти минутах ходьбы, не больше.

– Я провожу тебя.

– Не стоит, Май. Ты торопишься, а я люблю ходить пешком.

– А мне хочется. Подожди минутку, никуда не отходи.

Он подошел к Лайле, перекинулся с ней парой слов, и они оба исчезли в толпе. Когда через несколько минут никто из них не вернулся, Сиван позвонила Лайле.

– Привет, мам, не волнуйся. Я с Адамом, его подружкой и их приятелями. Я побуду с ними еще немного.

– Лады, – ответила Сиван в стиле Лайлы. – Я возвращаюсь в гостиницу.

Если Лайла остается с приятелями Адама, значит там есть кто-то, кто ей нравится.

– Я вернусь попозже. Ты не возражаешь? Не сердишься, что я не иду с тобой?

– Конечно нет, Лали. Гуляй, наслаждайся.

Вернулся Май, они выбрались из толпы и зашагали прочь. По мере того, как они удалялись от площади, становилось все тише. По сравнению с жарой и влажностью Тель Авива, воздух в Иерусалиме был сухим и прохладным.

– Давненько я не была в Иерусалиме. Я люблю этот город. Было время, когда я часто приезжала сюда.

– Я тоже люблю Иерусалим.

– А где живут твои сыновья?