Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

– Или даже попустить, – уточнил Филипп. – Возможно.

– Или же просто ты слабый человек, – добавила новый штрих к его образу Я'эль. – Может быть и подлый, если все это время чувствовал какой-то недостаток в родном человеке и не хотел с ним это обсудить. Холодный, что ли…

– Теплый, – добавил Симон. – И не холодный, и не горячий.

Филипп с интересом слушал всех участников дискуссии и время от времени подливал масла в огонь. Он чувствовал, что образ Брата был практически готов, но все же хотел еще пару раз проверить его на прочность.

– А почему ты считаешь, что отец примет твои аргументы за чистую монету?

– Я мыслю рационально. Я думаю о семье, о надежности и обеспеченности дома, очага. В моих рассуждениях звучат патриархальные догмы и веками утверждаемые ценности. Недаром имя мое – Дарий.

Артур выдвигал аргументы в защиту своего персонажа, словно защищал какого-нибудь родственника. В ответ на это Филипп решил задать вопрос с подвохом.

– А ничего, что это имя будет ассоциироваться с персидским царем, разбитым Александром Великим?

– Ничего, пусть ассоциируется с чем хочет…

– Нет, не так отвечать надо. Знай, что то был Дарий Третий – тот, которого разбил Александр Великий. Тоже, кстати, Третий, – подмигнув, проинформировал Филипп Артура. – Дарий Первый же был не менее великим. Дарий, Дариус, Дэриэс… Время покажет, какой из этих вариантов выживет, а так мне твой выбор нравится.

Филипп сделал какую-то запись в блокноте, что-то подчеркнул, что-то обвел, а после отложил его в сторону и задумался. После паузы он обратился к Симону.

– Я снова насчет Отца…

– Нет, не мое, – уверенно покачал головой Симон. – Нужен кто-то другой.

– Но у нас на данный момент больше никого нет. И кстати, что у нас с набором?

– Ничего пока, – ответил Аарон. – Может уже стоит дать объявление?

– Нет, надо еще поспрашивать среди знакомых, – задумчиво ответил Филипп. – Предложить мы пока что ничего не можем кроме интересного творческого процесса, но это должно быть интересно не только нам, но и самому кандидату, поэтому нужно знать кого стоит приглашать, а кого – нет… Хотя можно и объявить, – согласился он в конце концов, но после добавил: – Но прежде нужно понять кто нам еще из действующих лиц может быть нужен.

Чтобы особо не смущать актеров своей неуверенностью, Филипп снова пригласил каждого участника поделиться своим видением Отца – персонажа, с которым он сам еще не определился.

– Это умудренный опытом человек…

– Он будет все воспринимать спокойно, хладнокровно, и с особым вниманием относиться к трудностям детей…

– Он такой, что может позволить сыновьям действовать по своей воле, но свое слово скажет, даст напутствие, предупредит о возможных опасностях…

– Классический образ, – сделал вывод Филипп. – Хорошо, пусть будет так. Какие могут у него быть взаимоотношения с сыновьями?

– Старший – первенец. Он на особом положении, – предположил Артур. – Младший же…

– …младший, и тоже на особом положении, – усмехнулся Саад. – Это звучит слишком банально, слишком просто. Мы приняли, что наш Омид довольно-таки деловой парень, успешный, прагматичный, не нуждающийся в чем-либо. Мы не говорили о возрасте наших героев в принципе, и я вот думаю: может ли что-то зависеть от этого?

– От возраста? – решил уточнить Филипп, и на кивок Саада продолжил. – Я полагаю, что чем старше будет Омид, тем сложнее нам будет показать его таким подвижным, готовым на безумные действия. Я не отрицаю, что и в зрелом возрасте можно совершать дерзкие поступки, проходить через горький опыт и через это меняться к лучшему, но сможете ли вы взять на себя и эту нагрузку?

Казалось, все присутствующие начали думать в этом направлении, и Филипп поспешил выдать им свое решение как аксиому.

– Нет, не стоит. Выжимайте все из своего опыта, из своего юного видения, из своих жизней, в конце концов. Если же этот спектакль будет играться лет через двадцать-тридцать, то там можете делать поправки на ваш возраст.

Эта фраза улыбнула всех до единого и заметно оживила творческий дух коллектива.

– Ладно, – согласился Саад, – возраст оставим в покое. Тогда вернемся к его личным качествам. Деловой, успешный, прагматичный… Я думаю вот о чем: совершал ли я что-то такое в прошлом, в результате чего я стал таким? Ведь я вот-вот приму решение, которое перевернет мою жизнь.

– Не согласна, – неожиданно вступила Агнесса. – Ты лишь утвердишься в своем статусе делового, успешного и прагматичного человека. И я тебе в этом должна помочь. И твой отец, видя это, может поддержать тебя и даже благословить на подвиг. Конфликт же назреет – или даже усугубится – между тобой и братом.

– Ты посмотри, как все можно перевернуть с ног на голову, а! – Филипп даже в ладоши хлопнул. – Хорошо, Агнесса, хорошо!

Филипп не постеснялся открыто похвалить Агнессу, будучи уверенным, что она заслуживает этого хотя бы за темп, в котором она старается максимально увеличить поверхность сцепления с костяком коллектива. Однако его все больше беспокоил образ отца, и он, дабы не отойти от него слишком далеко, вернул течение дискуссии в предназначенное ему русло.

– Так что же отец? Может он видит себя в сыне и гордится своим продолжением? Или может он видит в сыне себя таким, каким он не смог стать или не мог стать – неважно было это по причине несовершенства технической базы или же из-за каких-то там личных моментов.

– Но если так, то каким тогда должен быть Дарий? – высказал свои сомнения Артур, чем снова заставил Филиппа думать о том, как бы не оставить сегодня образ отца не до конца сформировавшимся. – Должен ли он быть не очень удачным, но обладающим чутьем на рискованные перспективы? Или же он тоже успешен и прагматичен, но конфликты с братом – в силу того, что нам эта версия пришлась по душе – уходят корнями в раннее детство? А может там и нет никаких конфликтов и мы имеем дело с самой стандартной традиционной восточной семьей, которой не к лицу даже думать о возможности каких-либо внутрисемейных конфликтов?

– Ну, тогда мы точно и однозначно будем иметь дело с семьей, с головы до ног погрязшей в конфликтах. Эту версию я тоже хотел бы попридержать на пару десятков лет, – постарался объяснить свою точку зрения Филипп.

– Ну ладно, – согласился с потерей одной из версий направления анализа своего персонажа Артур, но тут же подкинул новую: – А он живет вместе с отцом и братом в одном доме?

Не только Филипп почувствовал, что в этом вопросе кроется какой-то очень важный аспект, которым нельзя пренебречь. Взгляды его подопечных молча подтверждали его чувство, и он невольно решил повременить со своей темой.

– Вот, забросал нас гранатами вопросов, – улыбнувшись сказал он. – Ты сам-то хоть их запомнил?

– Конечно: так ли удачен Дарий; пусть он и обладает чутьем на опасные ситуации, лежат ли причины конфликта между в целом успешными братьями в их детстве; может никаких конфликтов нет вообще – хотя эта версия не выжила; – и вопрос о совместном проживании братьев с отцом. Правда, у меня уже успел возникнуть еще один вопрос, но я понимаю, что это будет уже чересчур.

– М-да, заинтриговал, – признался Филипп. – Говори, что за вопрос?

– Что будем делать с матерью?

Артур получил свою порцию похвалы, а отвечать взялась Я'эль.

– Матери в самой притче нет и в помине. Там, где идет намек на бога, тексты предлагают лишь вариант отца, который стоял и ждал его – это важно. Он стоял и ждал. Никто не говорит, сколько именно времени он ждал его и сколько часов в день уделял он этому занятию. Он просто стоял и ждал, выпав из жизни своего дома. Я понимаю, что это все лишь приемы, призванные создать образ бога, но вот в еврейской версии отец ведет себя естественнее. Он продолжает жить своей жизнью, а встреча с сыном происходит следующим образом. Сын провел очень долгое время вне родной страны, настолько долгое, что он даже забыл родной язык. Кстати, это я тоже считаю важным. Вернувшись домой он попробовал объяснить слугам кем он является, но не смог, и не только потому, что язык забыл, а, может быть, просто потому, что все слуги уже давно сменились и никто не знал его в лицо. Теперь понимаете, как долго его не было дома! Это не просто уйти, разбазарить имущество и вернуться, пока отец не потерял охоту ждать тебя, глядя вдаль. Поняв, что он теряет последний в своей жизни шанс, сын кричит во все горло, и отец узнает его голос.

Никто в целом мире не смог бы объяснить, почему именно в этот момент Филипп увидел перед глазами сцену гибели Лейфи, рассказанную Я'эль несколько дней тому назад. Он попробовал отделаться от наваждения и вернуться к интересной дискуссии, но голос Я'эль продолжал воссоздавать в памяти созданные ею сцены из жизни доисторической Европы. На подсознательном уровне же Филипп пытался найти хотя бы одну точку соприкосновения этих двух рассказов. «Я не зря сейчас все это вспомнил, не зря именно она сейчас ведет беседу…»

– Вот поэтому и звучит в синагогах шофар на праздник Рош Хашана. Звук последней надежды, открывающей новую жизнь.

Я'эль, казалось бы, завершила свой монолог. Однако под занавес она, к нескрываемому общему удивлению, предложила целых три варианта ответа на вопросы и Артура, и Филиппа.

– Я не претендую на то, что какая-либо из моих версий покажется сколь-нибудь убедительной, но все же берусь их озвучить, а не то придется мне их в себе носить до конца, – отшутилась она. – Первая: возвращение в дом может состояться лишь на физическом уровне, после чего потребуется длительное время на возвращение моральное и культурное, настолько длительное, что отец может просто не дождаться его полного завершения. Вторая: если мы говорим об общем доме, то лично я вижу его просто огромным. Территории, слуги, сыновья, активно занятые в хозяйстве, отец, которому некогда стоять и беззаботно смотреть вдаль, ожидая блудного сына, чему он предпочитает продолжать работу по содержанию дома. Важным также считаю момент утраты языка. И, наконец, третья версия: вместо отца у нас будет мать. У меня все.

Несколько секунд тишины – и, словно пчелы вокруг своих ульев, зажужжали, обсуждая услышанное, две группы впечатлившихся слушателей, пожелавших немедленно высказаться сидящим рядом коллегам. Интересно, что даже Марк Эго захотел подключиться к одной из этих групп. Филипп одобрительно кивал Я'эль, сама же она была словно лишена эмоций. Подождав еще немного, пока жужжание его пчел не затихло полностью, он поинтересовался их мнением по поводу сказанного. Пчелы превратились в коров, и сначала слева, а потом и справа начало доноситься мычание.

– Ммм… – Нууу… – Эмм…

Могло показаться, что единственным решением, к которому они пришли в процессе жужжания, было узнать сначала мнение Филиппа. Этим они его, кстати, очень удивили.

– Вам нечего сказать? И нечего спросить? Ладно, тогда я спрошу. Я'эль, ты согласна взять на себя эту роль?