Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

Омид хотел рыдать в голос, хотел реветь, хотел орать что было мочи, но понимал, что тем самым он мгновенно выдаст себя раньше срока. Чарующее двухголосие, исходящее от литеры «К» и ласкавшее его слух, вдохновляя на подвиг, бесследно сменилось на последние слова его жертвы, набатом бьющие в башне его головы: «Уходи, я ничего тебе на сделаю, не убивай!…».

«Пусть я даже никому никогда в этом не признаюсь, но вы, Волны, и ты, Море, и ты, Небо, и ты, Луна, которая отвернулась от меня, чтобы помочь мне в моем бесчестии, знайте, что это не было необходимостью. Я просто не смог удержаться. Я оказался слабым, желая продемонстрировать свою силу. Я убил свою душу.»

Каким бы безрассудным и нереальным мог бы ни показаться план Омида, они все же чудом смогли заплыть в море. Он не надеялся, что будет в состоянии обогнуть береговую линию и доплыть до соседней страны на западе, да и не рискнул бы на такую авантюру в силу военного положения.

«Эти уж точно не заходят иметь конфликты с северными соседями и сразу выдадут меня», – был уверен Омид и решил повернуть на восток – по направлению к столице. Состояние девочки также не способствовало таким затяжным марш-броскам, и он понимал, что в любой момент может возникнуть необходимость вернуться на сушу и искать врачей. К сожалению, ему пришлось сделать это уже ближе к вечеру.

Удачно пришвартовавшись у безлюдного с виду берега, Омид в очередной раз удивился своей способности оставаться незамеченным, совершая такие опасные маневры. Надежно привязав «К», он взял исхудавшую и безнадежно молчаливую Малышку на руки и пошел по направлению к городу, который по его расчетам должен был находиться поблизости.

Скорее всего, она никак не могла освободиться от стресса, который нередко переживают освобожденные заложники. Он как-то читал о нем и понимал, что ей сейчас правильнее всего было бы найти родных или друзей, общаясь с которыми она смогла бы выйти из этого состояния. В той брошюре отмечалось с десяток признаков, судя по которым можно было бы предположить, что человек пребывает в состоянии такого стресса. Омид, конечно же, не помнил их точные формулировки, но был стопроцентно уверен в том, что если бы он просто своими словами описывал состояние Малышки, то смог бы перечислить большинство из них. Такие стрессы могут длиться долгие месяцы и даже годы. В отсутствии близких родственников и друзей нужно как можно скорее вверить пациента в руки специалиста. Понимая это, Омид вошел в город и немедленно стал расспрашивать первых встречных о том, как ему найти Красный Крест.

И опять ему повезло: он вошел в белое здание уже через двадцать минут. Его встретила дежурный врач и, с тревогой разглядывая его раны, поинтересовалась, с чем они пришли, после чего указала, куда им нужно было идти дальше.

К кабинету выстроилась очередь из шести человек. Омиду предложили пройти без очереди сразу после того, как очередной посетитель выйдет из кабинета. Он поблагодарил милосердных людей, но от такой привилегии отказался. Тогда ему уступили место для посетителей в кресле рядом с кабинетом. Он с благодарностью усадил в нее бледную неулыбающуюся Малышку, шепнул на ушко, что у них все получится, и занял свое место в очереди. Омид посмотрел на нее и подмигнул, желая приободрить совсем уже замкнувшуюся бедняжку, и в этот самый момент его мозг сыграл с ним злую шутку, подкинув двадцать пятым кадром[14 - Методика, иначе известная под названием «сублиминальная реклама» (англ. subliminal advertising), которая подразумевает вставку в видеоряд скрытой информации в виде дополнительного двадцать пятого кадра, не воспринимаемую глазом, но оседающую в мозгу и после оказывающую воздействие на человека на уровне подсознания. Несмотря на признание автором метода Джеймсом Викери (англ. James Vicary) (1915–1977) сфабрикованности результатов своих исследований, использование сублиминальной рекламы запрещено в ряде стран.] картину казни молодого солдата. Улыбка слетела с лица и его слегка передернуло.

Желая отвлечься от наваждения, он отвернулся к стойке с разными буклетами, которые представляли из себя сложенные пополам листы формата А4. Хоть они и были аккуратно согнуты, створки оттопыривались и не плотно прилегали друг к другу, из-за чего Омид предположил, что напечатаны они были совсем недавно. Текст на первой странице призывал потенциальных читателей обязательно дочитать его до конца. Верно предположив, что в этом отделении Красного Креста должны предлагаться буклеты соответствующего содержания, он последовал совету на обложке буклета и взял со стойки один экземпляр. Очередь продвинулась еще на один шаг, и Омид принялся читать.

В буклете давалась необходимая информация о том, что нужно делать с детьми, которые в кризисной ситуации по тем или иным причинам остались без присмотра.

«Во время кризиса родители могут бросить детей или сдать их в специализированные центры, дети также могут оказаться в приемных семьях, больницах, медицинских центрах…»

Омид быстро пробегал глазами по строчкам, заинтересовавшись-таки содержанием.

«Не всегда ясно, являются ли дети по-настоящему безнадзорными… Если они остались без надзора, необходимо как можно раньше установить их личность, зарегистрировать и сфотографировать…»

На этом слове он перевел взгляд на Малышку, чтобы отрешиться от очередной картинки из недавнего прошлого, которую мозг незамедлительно подбросил ему из подсознания.

«Особенно это касается маленьких детей, когда сведения, касающиеся имени ребенка и его происхождения, могут быть быстро утрачены… Регистрация предполагает сбор основных сведений, которые необходимы для сохранения информации о личности ребенка и членах его семьи. К этим сведениям относятся: полное имя ребенка и родителей, возраст, состояние его здоровья, адрес, по которому он раньше проживал, и его местонахождение в настоящее время. У детей также спрашивают…»

У него ведь нет никакой информации о ней. А что если ее не примут? Если не кривить душой, то он очень надеялся найти ей здесь не только возможность получить экстренное лечение, но и убежище, чтобы не быть связанным ответственностью за ее жизнь. Омид стал читать дальше.

«У детей также спрашивают, при каких обстоятельствах они оказались разлученными со своими родителями. Если ребенок слишком мал, чтобы ответить на эти вопросы, сотрудник МККК, ведущий опрос, может получить эту информацию у любого человека, кто знает этого ребенка или доставил его в соответствующее учреждение…»

«Тут однозначно обо мне речь идет», – словно получив знак от Судьбы, осознал он. Выходит, что не удастся ему просто так скинуть с себя ответственность. Что делать? Его психическое состояние и без того оставляло желать лучшего, а тут еще забота о Малышке на неопределенное время. Он снова посмотрел на нее, вконец исхудавшую и осунувшуюся, больными глазами смотревшую на всех этих людей и думавшую неизвестно о чем.

«На протяжении всего времени, в течение которого ребенок будет оставаться без родителей, необходимо принимать меры, чтобы отслеживать и регистрировать его передвижения и заносить обновленную информа…»

До его слуха донесся разговор двух активно общавшихся женщин из очереди. Они успели за короткое время сменить несколько тем, и сейчас их беседа взяла курс на политические новости, важными из которых они сочли многочисленные беспорядки в столице и пугающая активность террористов, снова взявших заложников и транслирующих расправы в прямом эфире.

– На этот раз к ним попал маленький ребенок, – вздыхала одна из беседовавших.

– Да, я видела, – сочувственно вторила ей другая.

«Видела? Она сказала, что видела? Что именно она видела? Нужно спросить… Или может быть не стоит спрашивать, ведь нас могут узнать по видео или по той шедевральной фотографии. Но кто именно сейчас может узнать о том, что они находятся тут, в Красном Кресте?»

После инцидента на самолете, в деталях которого Омид так и не смог разобраться, он уже не доверял никому.

«Тут свои могут предать… А вдруг это будут люди из числа террористов, готовые отомстить за такую дерзкую выходку? Или может их распознают пограничники? И если…»

Страх. Страх способен заставить человека преодолевать его, тем самым становясь сильнее, крепче, выносливее, умнее. В то же самое время, не каждый человек, стоящий на распутье и сводящий многочисленные варианты развития событий к двум возможным, решается выбрать курс на борьбу со страхом. Некоторые сдаются без боя. Один из них, унося с собой исхудавшего, больного ребенка, только что украдкой покинул здание Красного Креста и решил как можно скорее добраться до своей заветной белой лодки, уносящей его к заветной цели и неведомо каким чудом остающейся невидимой для пограничников.

К ночи здоровье девочки резко ухудшилось. Она угасала на глазах, сжавшись в комок на постеленном Омидом покрывале и время от времени вздрагивая. Омид испугался того, как она смотрела перед собой. Он вдруг попытался представить, что она чувствовала в тот момент, о чем думала. Да, он в последнее время не раз дал возможность своим порокам проявиться, но человечность в нем не умерла окончательно. Он увидел малую долю того, что она на самом деле сейчас переживала и о чем думала, и это заставило броситься к ней, снять с себя свою куртку и дополнительно ею накрыть ее, чтобы хоть как-то показать свои чувства. От его прикосновения она сжалась еще сильнее. Он попросил прощения, сказав, что не хотел причинить ей боль, и тем не менее накрыл курткой и погладил ее по голове. Малышку мучил жар. Омид обреченно посмотрел на нее, а после продолжил движение на восток.

Свет утренней зари осветил девочку, лежавшую на дне лодки в той же позе, правда она была расслаблена и, несмотря на холодный морской воздух, уже не силилась сжаться в комок. Подняв голову и увидев ее такой, Омид замер на минуту, привыкая к первой мысли, посетившей его в этот день. Мысль эта оказалась страшной: Малышки больше не было. Ее ослабленный тяжкими испытаниями организм не смог противостоять болезни. Она умерла во сне, так и не успев согреться.

Но в разы страшнее оказалось для Омида осмысление не только того, от чего, но и почему она умерла. Причины ему были известны, но то, что способствовало ее смерти, открылось ему именно сейчас. Словно сдерживаемое все это время чарующей аурой лодки осознание того, что он сознательно лишил ее последнего шанса на спасение, вгрызлось ему в горло и стало подкатившим комом душить его. Мучения Омида были поистине сильны, однако он не смог позволить себе дать волю чувствам, не разрешил облегчить свои душевные терзания плачем, воем или криком. Он лишь стиснул зубы и время от времени ударял кулаком в дерево лодки, словно желая пробить его и вместе с невинным ребенком уйти под воду.

– Я опустошен, – признался Омид сам себе вслух.

Оказывается, он и не представлял, что значит быть полностью опустошенным. Все ранее происшедшее с ним еще можно было снести, а эту потерю он никогда не сможет себе простить. Смотря на мертвое тело девочки, ему несколько раз почудилось, что на ее месте лежит убитый им молодой солдат. Она словно делилась с ним своим телом, чтобы снова напомнить Омиду том, что он недавно совершил, и указать на определенную связь между этими двумя смертями.

«Наверное, я сам проклял свою жизнь, – с вытаращенными от ужаса глазами подумал Омид. – Все, что бы я ни начал делать после отъезда из дома, рушится и давит под обломками невинные жизни. Моя Ки, которую я так и не нашел… Малышка, так ничего и не увидевшая на своем коротком веку… Она, наверное, все это время думала о своем отце, о том, что он ей говорил, когда его уводили конвоиры, о том, что с его телом сталось… Кстати, тело… Ни Ки, ни отца Малышки я не похоронил, но я не позволю этому случиться в третий раз. Хоть ее-то я должен похоронить!»

Подумав, что пристать к суше и начать копать могилу было бы равносильным копанию собственной могилы, Омид понял, что ему не оставалось иного выбора, как предать ее тело морю. Собравшись с последними силами, он обернул его в то, чем оно уже было накрыто, и обвязал покрепче швартовым канатом. Немного поразмыслив, он посмотрел под кормовую банку, словно знал, где находилось то, что ему было в эту минуту нужно. Будто специально для этой цели в лодке лежал небольшой, но увесистый железный диск с отверстием посередине. Омид привязал его к торчавшему концу каната и еще раз проверил все узлы. Выдержав паузу, он посмотрел на неподвижное тело и произнес вторую, последнюю фразу за это утро.

– Прости меня, Малышка! Я стал… я был единственным твоим близким человеком в течение последних нескольких дней, и я упустил свой шанс открыто в этом признаться. Мне достается положенное возмездие, а тебе – все море мира. Ты стала свободной от всего. Мы обязательно встретимся с тобой, и ты мне скажешь, как тебя звали… как тебя зовут.

С этими словами сработал рычаг его рук, и бесформенный сверток стал быстро и равномерно уходить под воду вслед за железным диском. Помимо всего страшного, с чем ему удалось хоть как-то смириться, в этом зрелище все еще оставалось что-то пугающее. В течение секунды несчастный Омид успел подумать о том, что он опять мог сделать что-то неправильно, как вдруг из темнеющего свертка показалась белая ручка утапливаемого тела, которой она словно помахала ему на прощание. Еще несколько мгновений – и море окончательно поглотило его. Ни Малышки, ни солдата, ни Омида.

Спустя несколько секунд над морем раздался крик обезумевшего человека, забывшего о всех мерах предосторожности, которые он так удачно соблюдал все эти дни, о законах физики и несовершенстве своего вестибулярного аппарата, который в сочетании с его многодневной усталостью спокойно мог сыграть с ним последнюю фатальную шутку, о собственном организме, ставя крест на своей гортани с ее голосовыми связками, о цели своего путешествия, которое у человека, не видящего возможности жить дальше, теряет всякий смысл.

Жизнь Омида подошла к концу. Подошла вплотную, слилась с ним воедино и больше не хотела расставаться. Закон Гармонии Жизни требовал сопроводить смерть души смертью тела, ведь как иначе смогло бы ходить по земле тело без души? Вот он и стал в истерике бить себя по голове, рвать на себе одежду, в кровь сдирая ногти. В голове промелькнула мысль: «Надо прыгнуть в море!», и он хотел было последовать ей, но в последний миг он вспомнил о быть может уже опустившейся на дно и упокоившейся там Малышке и понял, что ему и на дне морском нет места.

От отчаяния он издал еще более страшный рев и, разодрав себе в кровь горло и потеряв сознание, рухнул на дно белой, невидимой пограничникам лодки с литерой «К» на боку.

Смерть Омида обязательно примет его в свои объятия. Когда-нибудь. Но только не сегодня. Этот день был уготован бедной Малышке и многим другим, которые не хотели об этом и думать, в отличие от Омида, который просил ее забрать его. Неуслышанный, он пролежал на дне лодки с час.

Солнечный свет беспокоил его глаза сквозь закрытые веки, и вместе с ним в голове Омида зазвучал голос его Ки. Это был определенно ее голос, совсем не похожий ни на тот голос, который время от времени просыпался в нем, ни на то чарующее двухзвучие, исходящее от лодки. Это она говорила с ним. Она задавала ему вопросы, но не ждала немедленного ответа.

«Омид, куда ты идешь? Что хочешь ты найти в конце своего пути? Хочешь ли ты вообще чего-либо? Почему все это происходит именно с тобой? Почему ты еще жив?»

Он вскочил на ноги и, чуть не потеряв равновесие в начавшей сильно качаться лодке, снова опустился на дно, начиная соображать. Страшная боль кинжалом пронзила горло. Он прижал к нему ладонь и, стиснув зубы и зажмурившись, с трудом сглотнул слюну. Тяжело дыша, он огляделся вокруг. Как и раньше, берег находился слева от него и тонкой лентой тянулся с запада на восток, где уже виднелись столичные новостройки. Туда он и направил свое таинственное судно, так и не поняв, каким именно чудом его не унесло далеко вглубь моря и почему он так и проплавал эти дни никем не замеченный. Думал он лишь о том, что нужно заканчивать эту историю, и сделать это нужно как можно скорее.

Подплывая к берегу, Омид придал лодке хорошую скорость, отчаянно гребя веслами, а затем резко вынул из уключин и уложил на дно. Взявшись рукой за борт и изготовившись к соскоку на берег, Омид тихо произнес прощальную речь:

– Я не знаю, кто тебя послал ко мне, не знаю, что ты теперь будешь делать. Подыщешь себе кого-нибудь другого? Дело твое, поступай, как знаешь. Благодарить ли мне тебя за ту службу, которую ты честно сослужила? Не знаю и этого. Единственное, в чем я уверен, это то, что ты отдала мне свой швартовый канат, а это значит, что тебе он больше не нужен. И я не буду привязывать тебя к берегу. Будь свободна!

На этих словах нос «К» с хрустом увяз в мелкой прибрежной кальке, а через секунду и Омид коснулся ее одновременно двумя стопами. Сделав пару шагов, он небрежно обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на литеру «К», красовавшуюся на белом спасительном судне, к которому он, увы, больше не испытывал тех возвышенных чувств, которые обуревали им, когда он искал спасения от своей судьбы.

Отойдя от берега шагов на двести, Омид услышал сзади какие-то голоса. Оглянувшись, он увидел троих местных, с интересом ходивших вокруг лодки и что-то обсуждавших, указывая на нее. Недолго и довольно равнодушно наблюдал он издалека за происходившим, после чего продолжил движение к городу в том же темпе, с которым отошел от лодки. В голове его крутились шальные мысли, каждый глоток раздражал поврежденную глотку, засохшие корки на ранах потрескались, а кожа вокруг них слегка воспалилась и была горячей.

Омид бросал очередной вызов судьбе, абсолютно пренебрегая всеми правилами самосохранения, словно, разгневавшись на то, что смерть не пришла к нему по его первому зову, искал ее для того, чтобы свести с ней счеты в неравном бою. Если надо было пройти от точки А до точки Б, он проделывал этот путь самыми людными улицами; вместо того, чтобы прятать лицо, он смело смотрел в глаза всем встречным, в частности людям в военной форме без учета принадлежности к той или иной стороне; он не боялся задавать вопросы у прохожих, обращаясь к ним на английском с нещадно выдающим его акцентом.

Пиком же его вызова стал момент, когда он проходил мимо знакомого магазина бытовой техники и увидел, как по всем телевизорам демонстрировался новостной канал, в котором белыми буквами на красном фоне горело слово «заложники». Не сбавляя хода, он демонстративно открыл обе створки пендельтюра и вышел на середину зала.

Не стоило Омиду так шутить с Судьбой, ведь она – намного более опытный игрок, обыгравшая тысячи тысяч таких, как он. Диктор передавал свежие горячие новости, которые слушали все, не обращая внимания на эпатирующего юнца странного вида.

– Террористы продолжают удерживать пятерых оставшихся в живых заложников, сумма выкупа за жизни которых снова была увеличена. В числе узников – два дипломата и молодая семья с маленьким ребенком…