Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

Внутренний голос молчал. Не дожидаясь более от него ответа, Омид обернулся к молодой няне, которая все еще стояла в дверном проходе и видела, как он из последних сил сдерживал крик души, а по перекошенному лицу потекли из покрасневших глаз тяжелые слезы. Лет двадцати пяти-двадцати шести, она тем не менее держалась стойко и не выдавала никаких эмоций. За свои годы она уже успела навидаться подобного, и сердце у нее разрывалось не раз. Потом оно снова срасталось, и свободного от шрамов места на нем уже не осталось.

– Ты мой папа, да? – снова услышал он детский голос позади себя.

Словно это был последний шанс, способный оживить его погибшее сердце –последнее, решающее, окончательное колебание частиц в воздухе, рожденное душой этой девочки, сидящей на смятой подушке в углу своей обветшалой кроватки, и воплощенное ее слабенькими легкими и неокрепшими голосовыми связками. Последний звук во всей Вселенной, после угасания которого необратимо наступит вечная тьма.

– Да… – сначала неуверенно, а после, кивнув несколько раз, уже смелее ответил Омид, утирая едкие соленые слезы с лица ладонями, словно омываясь ими и осознавая суть происходящего с ним изменения. Внутри него вдруг засиял яркий свет, и тело его теперь было не бумажным или медным, а самым настоящим – человеческим.

– А где ты был?

– О! – неосторожно громко выдал Омид и, немного от этого смутившись, улыбнулся. – А я тебе потом расскажу. Ты, наверное, мне не поверишь, но я так много путешествовал, что даже начал забывать твое имя, представляешь?

Девочка доверчиво кивнула.

– А ну-ка быстро напомни мне, как тебя зовут, а не то я забуду даже свое собственное имя.

– Джуди, – быстренько ответила она, улыбнувшись.

«Не выдавать чувства! Только не выдавать чувства! Не сейчас, не при ребенке…» – повторял он, но справиться с ними он уже был не в состоянии. Закрыв лицо руками, он сделал вид, якобы все вспомнил.

– Ах да! Ну конечно же – Джуди!

Незаметно смахнув предательские слезы с лица, он открыл его, и сейчас оно светилось и излучало Надежду, полностью соответствующую значению его собственного имени.

– У тебя такое красивое имя!

– А ты что, подрался? – поинтересовалась вдруг она.

– С чего это ты взяла? – удивленно спросил Омид, пытаясь незаметно повернуться к ней правой, не так явно поврежденной стороной.

– У тебя на лице шрам. У нас недавно тоже подрались мальчики и у одного из них шрам на руке теперь…

– Нет, это я случайно зацепился за ветку, – выдал Омид первую попавшуюся клише-версию появления шрама на щеке, несколько нарушив наказ Голоса говорить только правду.

– А ты сейчас опять уйдешь путешествовать? – прозвучал контрольный вопрос.

– Не-ет, что ты, Джуди! Хватит с меня путешествий, – облегченно ответил он.

– Значит ты с нами будешь жить? Ты что, наш всех папа будешь? – Джуди сползла с кроватки, захватив с собой маленькую плюшевую игрушку. – Смотри, папа, это моя собачка. Ее зовут Бека.

Омид почувствовал новую волну чувств, словно цунами готовых выплеснуться, и резко повернул голову в сторону окна, делая вид, что что-то там выглядывает.

– Нет, Джуди, – переведя дух, ответил наконец он. – Здесь я жить не буду. Я скоро ухожу, и мы пойдем вместе. Я пришел за тобой, дочка.

Вместо тонущего трупа перед глазами Омида в это мгновение возникла совсем другая картина: он и маленькая девочка-заложница сидят друг подле друга в наручниках, одними концами прикованных к трубе, а другими намертво схвативших их кисти рук, и он тихо шепчет ей: «Ты одна у меня осталась. Я пойду с тобой, малышка, слышишь? Ты не одна. Мы пойдем вместе».

Еще секунда, и у Омида начнется истерика, но всесильный тонкий голосок снова спасает ситуацию:

– Тогда я положу мои игрушки в сумку и мы пойдем, да?

– Да, а я на минутку выйду, ладно?

Не дожидаясь ответа, Омид выбежал наружу, и уже там, захлебываясь в собственных слезах, воззвал к молодой няне:

– Где здесь туалет?

Придя немного в себя, умывшись холодной водой и отдышавшись, Омид вернулся к ней.

– Вот видите. Вы – мужчина, и так вас эта девочка тронула. Вы уходите, а она остается, и таких, как она…

– Я забираю девочку с собой.

Последовал короткий диалог, наполовину – официальный, наполовину – по душам.

– Как вы думаете, ей… Джуди наверное нужно было бы попрощаться с друзьями, – поинтересовался Омид.

– Я бы не советовала делать этого, – ответила няня. – У нее тут особо и друзей-то не было. Плюс к тому еще другие увидят, что ее забирают…

– А они не будут спрашивать, куда она подевалась? Хотя, если я правильно понимаю, такое у них не в диковинку. Не в смысле, что их забирают в семьи, а что… они куда-то… ну, деваются…

Няня молча кивнула. Омид вздохнул в ответ.

– Ну что ж, моя дочь явно уже ждет меня, – заявил он и заторопился в комнату сна, где Джуди чинно сидела на кое-как застеленной кроватке, зажав подмышкой собачку и обеими руками держа за ручки не по ее размерам большую сумку с торчащими из ней сорочкой, зонтиком и еще чем-то длинным.

– Ну, идем! – скомандовала она.

В один прекрасный весенний день, в дверях комнаты сна одного из детских приютов вышла улыбающаяся пара – папа с дочкой. Полчаса назад они не знали о существовании друг друга, а сейчас же были самыми счастливыми людьми на свете.

Подойдя к регистрационной, он с гордостью представил дежурной няне свой паспорт и она сделала у себя в журнале какие-то записи. Девочка улыбалась так, словно ей подарили куклу, о которой она долго мечтала, а Омид был похож на жениха, с трепетом стоящего у порога новой жизни. Он еще раз напомнил о том, чтобы сладости, книжки и игрушки детям раздали бы так, чтобы не сбивать их распорядок дня.

Няня же все кивала и кивала. Глядя в ее покрасневшие глаза, можно было подумать, что на ее сердце все же нашелся один незадетый кусочек, по которому прошла и закровоточила новая рана.

– Кстати, – понизив голос, спросила она, – будет ли у девочки мама? Было бы хорошо, если…

– Это уж как судьба решит, – улыбаясь ответил Омид.

– Судьба? Нет уж, давайте решайте сами. Иначе… иначе я воспрепятствую вашему решению, – начала было она создавать новую проблему. – По правде говоря, в действительности, я хочу помогать таким, как Джуди, а здесь я практически не в состоянии сделать что-либо, что действительно поможет хоть одному из них. Я могу рассказывать им сказки, читать книжки, одевать, кормить, играть с ними, но все они продолжают оставаться теми, кем они сейчас являются. Поэтому я сердечно требую, чтобы Джуди познала, что такое Детство.

Омид немного помолчал.

«Говори правду!» – снова услышал он внутри себя тот самый голос.

– Я просто очень боюсь совершить одну единственную ошибку: я боюсь… найти не того человека. Или может правильней будет сказать, я боюсь не найти того человека, которого мне нужно найти… нет, не так…

Растерянно качнув головой, он глубоко вздохнул.

– Ну, вы поняли…

Помолчала и няня, а после сказала: