В прошлом вольно интерпретировав классику шекспировского шедевра, коллектив взялся на этот раз за сюжет, зародившийся в еще более давние времена. За основу сюжета пьесы, разворачивающегося в, по всей видимости, намеренно не упоминаемых странах Средиземноморья взята библейская притча о блудном сыне. Нельзя не отметить хорошую работу труппы по переложению сюжета на современную карту действий, а также высокий уровень мастерства актеров, вовлеченных в постановку (все они – выпускники большого Мастера своего дела Роберта Коллинза), однако вряд ли изменение одной буквы в названии произведения было необходимым шагом. Можно было бы предположить, что это всего лишь досадная опечатка, непреднамеренно создающая впечатление о недвусмысленном отношении создателей спектакля к оригиналу, если бы слово «бледный» не было бы оглашено со сцены.
Однако сам спектакль нельзя назвать бледным хотя бы потому, что в течение всех трех часов внимание зрителя было приковано к сцене. Мне было любопытно наблюдать за неподдельным интересом зрителей всех возрастов, за их реакцией и искренним сопереживанием. Некоторые из них после спектакля охотно согласились поделиться своим мнением, который можно свести к общему знаменателю, гласящему: «Что это было?!». Обычно эта фраза сопровождает реакцию на что-то ранее невиданное, повергающее в легкий шок, но, поспешу заметить, в данном случае эта фраза никоим образом не содержит в себе негативного отношения к увиденному. А какое именно складывается отношение у зрителя?
«Не совсем привычно было видеть спектакль, где роли переходят от одного актера к другому, потом вдруг они начинают читать авторский текст. Находка интересная», – отмечает один из зрителей. «Игра актеров меня потрясла, ведь это явно так сложно перевоплощаться из одного [персонажа] в другого, а тем более в ребенка», – добавляет молодая зрительница. «Мне, повидавшему на своем веку бесчисленное множество как проходных, так и действительно великих постановок, безудержно хочется снова пойти на Притчу, потому что такого я уж точно не припомню», – эмоционально жестикулируя, заключает посетивший спектакль бывший художественный руководитель и директор Молодежного театра Альберт Мейер-Брехт, и добавляет: «Помимо охватившей меня гордости за наших выпускников, спектакль заставил задуматься. Я счастлив, что оказался сегодня здесь».
Несомненно, получая такую высокую оценку из уст заслуженного мастера, труппа театра «Кинопус» становится ответственной за дальнейшее поддержание высокого качества своей работы и с гордостью встает в один ряд с другими театрами столицы.
Я от всей души рекомендую вам сходить на этот и другие спектакли, которые будут играться на сцене театра «Кинопус».
Следите за театральными афишами и не упустите другие увлекательные события в рамках торжеств, организованных при содействии Правительства, Мэрии и Совета Попечителей.
Глава 4. Слово Мастера
– Он спрашивает: «Что это было?!», да? Нет, реально – это все, что он смог сказать? А мне вот хочется узнать что вот «это» было?! – возмущался Филипп, тряся небрежно свернутой в трубку газетой. Усмехнувшись, он швырнул ее на стол, перестал наконец ходить из угла в угол и сел на одно из кресел в первом ряду.
– Ладно, Филипп, не надо так возмущаться, – успокаивал его Марк Эго. Не считая самих артистов, он был единственным из создателей спектакля, которого Филипп пригласил на срочную встречу в «Кинопусе», назначенную на воскресный вечер. – Этот корреспондент тоже должен зарабатывать себе на хлеб. Вспомни какими были обзоры в наше время: если не переводы чужих статей, то уж точно клише на клише, сдираемые друг у друга. Я как-то недавно раскопал кипу старых газет и начал пролистывать их, пытаясь вспомнить почему я их оставил у себя в шкафу. Это же просто тоска, а материал…
– Так сколько лет-то прошло с тех пор, Марк? Ну нельзя же оставаться в прошлом и тянуть эту лямку десятилетиями!
– Можно, Филипп, можно, поверь мне, – пытался успокоить его старый друг. – Ведь не все одинаково относятся к своей работе. Да и не только к ней. Люди вообще по-разному относятся ко всему. Люди вообще разные, открою тебе секрет.
– Я понимаю, но к такой работе нельзя так относиться, – не унимался Филипп. – Если ты корреспондент, писатель, публицист – неважно кто, если ты обращаешься к публике, то ты несешь ответственность за материал, который преподносишь ей, причем и за форму, и за содержание. Тебя читают раз, тебя читают два раза, неделю, месяц, год… Твой стиль становится узнаваемым, твой язык – понятным. Если ты становишься популярным, то твоим языком начинают говорить, а твоими мыслями – думать. А он говорит и учит непонятно чему. Да и врет к тому же!
– А что именно он не так сказал? – поинтересовался Саад.
– Хотя бы слова Альберта. – Филипп воспользовался поводом и снова стал маячить перед внимательно слушавшими его комментарии друзьями. – Он не просто вырвал их из контекста, но и извратил, а часть даже присвоил себе. И я еще не говорю об иронии, с которой он начал представлять нас и нашу работу.
– Ну, насчет Коллинза – это да, это он выкинул номер, – закинув ногу на ногу, сказала Я'эль. – Еще как-то можно понять, почему он Филиппа не упомянул, но зачем так лебезить перед официальными лицами?
– По-моему у него там какие-то связи были, – немного поморщившись, отметил Артур.
– Скорее всего, – поддержала его версию Агнесса, – поэтому ему и постоянную рубрику доверили.
– Какую рубрику – культура, все такое, да? – решил уточнить Филипп.
– Да. Театры в основном. В конце недели у него постоянная рубрика о событиях недели. Если таковые имелись в городе, он описывает их. Если нет – интернет под рукой, а через него – доступ ко всем мировым событиям. Ну а народ все схавает.
– М-да… Схавает и не поперхнется, еще и добавки попросит, – говорил Филипп себе под нос. Взгляд его застыл на какой-то точке в бесконечности. Видимо, какая-то фраза навеяла в нем какие-то воспоминания. – Хорошо, ну а вот летом он в целом неплохой обзор сделал ведь.
– Так то была выпускная работа, и руководил ею, я извиняюсь, «великий мастер дела Роберт Коллинз», – привела еще один довод в поддержку версии с протекцией Агнесса.
– Ну да… В принципе, так и есть, – согласился Филипп. – Да, но народ, читатели – они же ведь примут на веру все, что он ляпнул.
– Если вообще прочитают этот обзор, – пессимистично добавил Аарон.
– Если вообще они читать умеют, – усугубил картину Симон, невольно задействовав в Филиппе наболевший триггер.
– Злые орки, закостенелые дикари, выкрашенные куклы и запуганные узники.
– Что? – спросила сначала Я'эль, а после слегка изменила вопрос: – Кто-кто?
– Да все они… – вздохнул Филипп, но Марк Эго решил развеять сгущавшиеся тучи.
– Нет, Филипп, не все. Далеко не все. Сто с лишним душ, укушенных вот этими молодыми людьми сутки назад вот здесь, на этом самом месте, должны были тебе вчера стать доказательством тому, что не все люди такие уж плохие. Здесь и сейчас, верно? Здесь и сейчас мы сидим с тобой и обсуждаем написанные кем-то слова, которые останутся на бумаге столько, сколько она способна будет их выдержать, но эти слова будут ничем для сотни с лишним душ, которые были здесь и… вчера. Ровно сутки назад здесь происходило чудо выздоровления, чудо врачевания душ. Я был среди них. Да, я не играл на сцене, но я был счастлив, потому что я видел мой вклад в общее дело врачевания. Да, я сидел в тени зала, но я видел внутренний свет, исходивший от зрителей. И этот Макс Н. даже если и спер слова Альберта, то уж точно не те, которыми он бы описывал неподдельный интерес людей: Альберт просто не мог их видеть, ведь он сидел в первом ряду. Да, кстати, а что именно он исказил?
– Сейчас скажу…
Филипп взял со стола газету и пробежался по тексту.
– Не совсем привычно… хочется снова пойти… ага, вот. Читаю: «Помимо охватившей меня гордости за наших выпускников, спектакль заставил…». В оригинале же было: «Помимо охватывающей меня доброй зависти молодым сердцам». Альберт мне сам сказал.
Дальше: «Я от всей души рекомендую вам сходить на этот и другие спектакли, которые будут играться на сцене театра «Кинопус»». Эту рекомендацию дал не корреспондентишка, а сам Альберт! Он мне сам сказал.
Еще эта тирада о высокой ответственности перед непонятно чем: «Несомненно, получая такую высокую оценку из уст…» туда-сюда, ля-ля-тополя «… становится ответственной за дальнейшее поддержание высокого качества своей работы и с гордостью встает в один ряд…» и далее по тексту.
Что это было?! Это уже я спрашиваю! Встает в один ряд – с кем? С серыми спектаклями, сделанными на отвали? С актерами, ненавидящими зрителя и саму свою работу? С Мертвым театром? Да, мы в ответственности перед людьми, но не об этой ответственности я говорю. К слову «бледный» пристал еще… Специально отмечал то, как мы передавали друг другу повествование и принимали на себя разные роли – кажется единственное, что он заметил из всей работы – но ни словом не отметил ни костюмы, ни музыку, ни свет…
– Филипп, Филипп, успокойся, – тихим и спокойным голосом обратился к нему Марк Эго, мягко улыбаясь и словно подготавливая друга к какому-то откровению. – Жаль, что Лина с Аби не слышат тебя. Будь они здесь, я уверен, объяснили бы тебе что к чему. Но давай-ка я сам попробую. Говорю то, что думаю и чувствую, окей? Ты после уж сам рассуди. Скажи мне на милость, Альберт тоже так же возмущался, как и ты сейчас?
– Да нет, он был спокоен. Он позвонил мне и попросил зайти в институт. Главное, не поленился появиться там в воскресенье.
– Во-от! – одобрительно кивнул Марк Эго.
– Ну так вот, Альберт пригласил к себе и дал почитать газету. В конце спросил: «Ну, что скажешь?». Я не сразу въехал в прочитанное, а потом возмутился, а он тихо улыбался. После уже добавил от себя по поводу искаженных слов, и опять улыбался.
– И тебе все это не показалось похожим на какой-то урок, который он хотел преподать тебе?
– Мысли пробегали в голове о том, что он чувствует себя бессильным перед невеждами, что он хочет вовремя дать мне знать о том, что происходит за нашими спинами.
– А если посмотреть на все это с другой стороны и представить, что Альберт чувствует именно их – всех тех орков, узников и не помню уже кого – бессильными перед тобой и твоей работой, и именно этого Макса Н. он видит в смятении, а не нас? Да, он хочет вовремя тебя просветить, и именно потому спешит показать тебе статью и поделиться с тобой нужной информацией, но не для того, чтобы показать безнадежность ситуации, а для того, чтобы сообщить, что пришло время действовать. Может быть потому он и улыбался, что окончательно успел убедиться в том, что ты в состоянии решить эту проблему собственными силами.
– Он позвал меня сегодня днем, а когда я уходил от него он порекомендовал поделиться со всеми вами… Ты думаешь…
– Я не думаю – я уверен в том, что все это было демонстрацией положительного мнения – и в этом Макс прав – заслуженного Мастера своего дела о вашей работе. Альберт не поведал тебе о том, что еще он говорил для газеты, о том, что он хотел, может быть, сказать да не сказал. Он хотел донести до всех вас суть события: вы сделали что-то такое, что никто не смог категоризировать. Иными словами – уникальное.
Марк Эго теперь обращался ко всем присутствовавшим, ведь, поддерживая их, он поддерживал и своего друга.
– Вас увидела и услышала сотня с лишним людей, и, образно говоря, здесь и завтра будет сидеть новая сотня душ, которая захочет познакомиться с этим новым чем-то, которое не смогло описать официальное слово. Люди, люди – вот на кого вам стоит сейчас смотреть. Следите за тем, что они чувствуют, а не учите наизусть газетные статьи. Цените те их слезы, которые вы вчера пролили – а их было немало, черт возьми! Ой, немало было слез вчера. Их цените, а не измененные хвалебные слова. Газеты читайте между строк, но вникайте в каждое невнятно сказанное и даже неполное предложение из уст впечатленного зрителя. Они впервые увидели что-то живое, и вам должно быть очень интересно то, как они это состояние описывают. Не уподобляйтесь корреспонденту, смотрящему глазами, ведь это его работа, и он привык делать ее именно так, как его учили. А вот люди – им нечего терять или получать, они не заинтересованы в том, чтобы лгать самим себе, и они смотрят спектакль сердцем.
Не каждый удостаивается такой удачи, и совсем не просто ее заработать. Иногда нужно бывает прожить целую жизнь, чтобы оказаться в состоянии рассказать историю, которая на пару часов незаметно становится личной историей каждой из сотни с лишним душ. Все они были с вами, друзья, с вами и с созданными вами персонажами – нет, даже не персонажами – людьми, живыми людьми… с созданными вами жизнями. Все это описывается одним словом: сопереживание. Они вам сопереживали. И да – статья верно отмечает особый интерес зрителей к перевоплощению из одного героя в другого во время эстафеты чтения текста. Они физически ощущали на себе эти переходы. Они видели, как Хаким становится Гиваргисом, Жасмин – чтецом, а Ки – Джуди.
Марк Эго сделал короткую паузу, чтобы дать своей аудитории послушать их собственные мысли во все еще хранящей запах свежей краски тишине.
– И они еще много чего скажут. Будьте готовы ко всему, что они могут сказать, и помните, что мы бьемся за каждую душу. Альберт же не сказал ни меньше, ни больше того, что требовалось написать в газете, и главное там – приглашение на повторное представление «Притчи…» и новые спектакли. Филипп, ты хоть понял, что он тебе дорогу открыл? – сказал он, повернув голову к Филиппу, и его примеру последовали остальные.
Последняя фраза дошла до сердца каждого. В сердце же Филиппа кольнуло.
Глава 5. Обретение смысла