Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»

Все вставало на свои места, шло своим чередом. Энергетический баланс в мире был немного восстановлен, полицейские ехали на вызов, обыватели проникались страхом перед беспощадностью и жестокостью корпорации по контролю смертности. А пес чувствовал себя профессионалом и полноценным мужчиной.

Душа Фауста понемногу успокаивалась, тоже приходила в равновесие, видя, что все еще может наверстать упущенное было спокойствие.

Так и началось перевоспитание Судьи. Снейк отнесся к проблеме друга с пониманием, и хотя не переставал его подначивать, в помощь включился с большим энтузиазмом. Конечно, отпуск в солнечной Панаме долго длиться не мог, и Фауст вернулся к исполнению, чувствуя, что не должен оставлять кошку без присмотра. Но теперь освеженные старым учителем правила поведения занимали большую часть сознания пса.

– Всегда помни о цели, – вещал Снейк, потягивая бразильское пивко. – Если твоя цель трахнуть – делай все, что приведет к этой цели. Если твоя цель понравиться до такой степени, чтобы тебя трахнули – делай все то, что влюбляет в тебя женщину. Какая у тебя цель?

Фауст решил, что для начала хочет нравится. Просто нравиться людям, чтобы те, кому приходится с ним общаться не испытывали к нему неприязнь. С Волфтейном было достигнуто соглашение о том, чтобы Судья мог свободно брать отгулы для выполнения косвенных поручений, в основном с грифом F – женские. Как значилось в официальной докладной Снейка – «В целях психологической реабилитации и переобучения коммуникативным навыкам». Начальник был доволен, Снейк радовался возможности оживиться и развеяться от опостылевшей стабильности этими играми, а у Фауста был намечен четкий план обретения себя.

И первым пунктом в этом плане было помириться с кошкой. Киру он закономерно избрал объектом для тренировок, понимая, что его к ней все равно уже прикрепили, а с другой стороны его подстегивало желание разобраться с черной непонятной тварью, которая вывела его тело из строя с такой же легкостью, как и сама кошка вывела его самого.

Он стоял перед дверью ее номера в очередном мотеле и снова и снова проигрывал в уме возможное развитие разговора.

– Правила просты, малыш, – всплывал в голове голос Змея. – Все люди тщеславны и честолюбивы. Достаточно проявлять к ним интерес и бурно радоваться любым их достижениям – смеяться над шутками, поздравлять с получением должности, задавать вопросы об их жизни и их мнении так, словно для тебя более ценной информации не существует. Думай об их желаниях и старайся их выполнить.

«Чего она хочет? Хочет, чтобы вся эта хрень прекратилась, и я исчез из ее жизни. Этого только говорить не надо. А что тогда говорить? Так, главное извиниться за грубость и пригласить поужинать».

Он, наконец, постучался. В глазке мелькнула тень и затем после некоторой паузы,

«Видимо решает, открывать или нет»

…дверь осторожно приоткрылась.

«Смотреть в глаза, говорить коротко, не оправдываться, быть внимательным…»

Но выполнить он не успел даже первого условия из этого списка, потому что слова разом высыпались из его головы.

«Так вот что было в ней не так! Волосы!»

Она выглядела иначе. Теперь вместо лохматого бесформенного одуванчика на голове ее красовалась стильная укороченная стрижка, полная острых уголков, воздуха и свободы. Сразу стали так заметны ее огромные, от природы подведенные светлым контуром глаза, обозначились острые скулы. Пепельно-белые локоны наслаивались друг на друга, создавали тени и объем. Одна единственная длинная прядь челки светлой искрой спускалась на правую сторону, слегка завиваясь на кончике, делая отчетливо заметной и привлекательной тонкую длинную шею и подчеркивая женственность своей хозяйки. Теперь все встало на свои места – такая форма гораздо лучше отвечала содержанию, по крайней мере, в той степени, в которой Фауст был знаком с девушкой.

– Что-то случилось? – наконец, Кира прервала молчание.

«Вот идиот»

– Ты что-то сделала с волосами? – выпалил пес. Кошка невольно улыбнулась и иронично сложила тонкие брови (внезапно ставшие такими заметными и выразительными).

– Да, я что-то сделала с волосами. Подстригла. Ну, знаешь, – ножницами. Ты за этим стучишься в половине десятого вечера?

– Да. То есть, нет. Это очень классно. Выглядит. Ты выглядишь очень классно. Правда.

«Все-таки идиот»

Кошка усмехнулась и сконструировала скептичность на лице (которое вдруг стало так очевидно миловидным, живым и ярким), но большие, подсвеченные естественной светлой обводкой глаза лучились и выдавали озорство и удовольствие. Пес собрал в кулак свою решимость и все-таки заговорил.

– Кира, я понимаю, что ты хочешь, чтобы все это поскорей закончилось, и я исчез из твоей жизни. Поверь мне – я этого тоже хочу. Очень. Но без твоей помощи я не смогу ни защитить тебя, ни убить эту тварь, которая тебя преследует. Я пришел мириться. И в знак примирения… эээ… возможного, примирения, если ты согласишься… приглашаю тебя поужинать вместе, – выпалил он на одном дыхании.

Кошка недоверчиво следила за этой сумбурной, наполненной непонятным ей смущением речью, слегка наклонив голову.

Он опять почувствовал неприятное ощущение, что не знает, куда девать руки.

– Ты так много не-матерных слов в первый раз в жизни говоришь?

На эту колкость он неожиданно обезоруживающе улыбнулся и как-то по–мальчишески пожал плечами.

«Все страньше и страньше…» подумала она. Но пес уже зажег своей чудной выходкой и такой непривычной неловкостью в ней самый главный двигатель – любопытство.

– Ладно. Есть я не хочу, но предложение разумное. Давай знакомиться заново. Только у меня одно условие: для меня самое главное – это честность. Так что не пытайся вызывать у меня больше симпатии, чем это нужно для пользы дела. Идет?

Фауст потупился. Он обрабатывал то, что она сказала. С одной стороны, она разбила вдребезги все его потуги ее очаровать, а с другой – она предложила облегчить задачу. Он решительно кивнул и посмотрел кошке в глаза.

– Идет. Я не самый приятный человек на свете, но постараюсь хотя бы перестать вызывать тошноту.

Она кивнула в ответ и, задорно тряхнув челкой, протянула руку.

– Кира.

– Фауст, – пожал ее пес и почувствовал, что тяжелая груда камней наконец-то ссыпалась с его плечей.

*      *      *

Он проснулся. Зверь в темноте открыл глаза и, прислушиваясь к ночным звукам, стал искать то, что разбудило его. Сегодня Кира осталась у Джекоба, своего парня. Он работал в каком-то министерстве и имел двухэтажный особняк в престижном районе. Она всегда оставалась у него, если бывала неподалеку. Бабье лето уже наступило, и спокойная безветренная ночь, усыпанная желтыми листьями, окутала улицы бархатным теплом. Зверь трусцой пробежался вдоль шоссе и обратно, мимо богатых, но однообразных аккуратных домов. Клацание костяных когтей далеко раздавалось по ровным асфальтовым дорожкам. Принюхиваясь и сканируя все вокруг черными глазами, он пытался определить, что насторожило его. Неслышно обошел дом, прислушался к сонной тишине внутри. Все было спокойным и умиротворенным. Даже мыши не шуршали в подвалах, а посапывали в своих мышиных домах. Фауст нахмурился и вернулся в машину. Что-то же его разбудило. Какое-то смутное беспокойство.

– Значит, вся семья… в одночасье, – он покачал головой. История жизни кошки действительно оказалась довольно печальной. – И ты ничего не помнишь.

– Ничего. Только уже потом, как училась. И то, обрывки.

– А тогда, ну на палубе… То, что ты видела было…

– Очень похожим на то, что я увидела в театре, да.

Фауст откинулся на спинку стула и задумался.

– И сколько раз в целом ты встречала эту штуку?

Кошка начала разгибать пальцы, из которых при этом показывались острые крюки когтей.

– На корабле, в первой школе пару раз, в Зеленом Доме на выпускном, в джунглях во время практики на Сестру Леса… Потом большой перерыв и вот, в театре.

Официант принес еще один молочный коктейль для девушки и горячий чай псу. Она удивленно приподняла бровь.

– Спасибо. Ты сегодня решил побить все рекорды галантности.

Пес усмехнулся.

– Ты же любишь молочное. У меня было достаточно времени, чтобы заметить это.

– Интересно, что еще ты обо мне узнал… – сонно пробормотала она, расталкивая шарик мороженого в стакане.