Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Потрескивали свечи, напоминая о присутствии потусторонней силы. Появление Эделины (я уже заметил), тоже всегда сопровождалось характерным подрагиванием огня. Но в этот раз её здесь точно не было. Постепенно Церковь заполнялась людьми, пришедшими на вечернюю службу. Многие с интересом нас разглядывали, как какую-нибудь редкостную диковинку. Мой внешний вид отличался от здешних, Валентино же был частью такого же простого люда, как они. И всё же стоял рядом со своим господином. Вот все и гадали, кто же он мне, как попал в свиту? Шёпот за спиной то и дело доносился до слуха обрывками фраз, отвлекая от молитв. Кто-то даже предположил, что ребёнок мой бастард.

«Да нет, слишком молодой получается папаша, – отпарировал другой, – Да и своего одел бы побогаче…»

«Об одежде я подумаю в первую очередь, как бы не промёрз малец.»

Наверное, я должен был пригласить Патрицию с нами, но не хотел раскрывать истинной причины, почему и ради кого мы здесь. Имя Филоретты ей бы ни о чём не сказало, а вот Эделину она бы вспомнила точно, к тому же мы не говорили друг с другом со вчерашнего вечера.

Пытаясь настроиться на молитву, я всё равно не переставал думать, и мысли путались в голове.

«Женись обязательно. Если повезет, станешь самым счастливым человеком на свете, если нет – философом», – гласит изречение Сократа. Повезло ли мне? От чего я стал таким несчастным? Я ведь искренне люблю Патрицию, как никого и никогда. Но мрачное состояние её духа стало неподъёмным бременем для нас обоих. Как помочь, если она сама ничего не хочет? Как воскресить убитое в ней чувство покоя и чистоты, в котором раньше пребывала она? Мне казалось, что я сделал уже всё возможное и невозможное ради этого. Даже призвал душу Эделины и вступил с нею в сделку, за которую могу сам быть сожжён на костре… Силы кончаются. А где их взять, никто не объяснит.

Когда заупокойная служба закончилась, священник поинтересовался, желает ли кто-нибудь исповедоваться?

«Надорвёшься, если узнаешь о моих грехах», – подумал я и вежливо отказался.

Валентино же с радостью пошёл за отцом Венченце и появился после исповеди с лицом заплаканным, но просветлённым.

– Мальчик мне сказал, что супруга Ваша больна, я бы мог помолиться о её выздоровлении, – священник посмотрел на меня с тревогой.

Я достал монеты.

– Нет, Вы не так меня поняли, синьор, я делаю это бескорыстно, просто желаю помочь. Мне нужно знать её имя.

– Валентино не сказал? Её зовут Патриция, – я посмотрел на него с удивлением.

– Позволите ли Вы, барон Гриманни, навестить Вашу дону сегодня вечером и поговорить с нею. Возможно, я смогу быть полезен.

– Будем рады! – ответил я, а про себя подумал: «С чего бы такое великодушие?»

Он как будто считал мои мысли:

– Вы пожалели простого деревенского мальчика и облагодетельствовали его. Мне бы хотелось сделать что-то доброе для вас.

– Какое вам дело до ребёнка, он ведь не Ваш? – это было совсем невежливо с моей стороны, раздражала его неожиданная заботливость и то, что он совал нос не в свои дела.

– У Бога нет чужих детей.

– Поэтому вы сжигаете их на кострах?

– За время моего служения здесь не было ни одного сожжённого.

– Как же так? Лишаете народ зрелищ, или с ведьмами проблема?

– В Вас много боли, а у меня есть лекарство от неё, но я не могу заставить больного вылечиться, если он сам того не желает.

– Скажите лучше это моей жене при встрече! Возможно, она будет более сговорчивой.

– Не зря Вас Господь привёл сюда, господин Гриманни. Моё сердце подсказывает, что дороги заволокло снегом, ради того, чтобы мы сегодня встретились. Я не стану Вас торопить. Но помните, у меня есть средство, гораздо более сильное, чем то, что Вы носите у себя за поясом.

– Откуда вы знаете? – у меня округлились глаза. – Я никому не говорил…

– Свет истины доступен тем, кто его ищет. Не опускайте голову! Всё ещё можно исправить. Итак, до встречи! Дайте мне Вашу руку! – от его прикосновения по моему телу разлилось странное ощущение умиротворения и покоя.

«Кто он? Кто этот человек?»

– Потом Вы сами всё поймёте, он улыбнулся.

«Какие потрясающие глаза, где я мог их видеть? Я уже многое испытал на своём веку, но чтобы так: провидец в сутане?!»

Он попрощался и ушёл к прихожанам, многие из них целовали ему руку, словно епископу или самому Папе Римскому.

«Странный, какой же странный всё-таки человек, где же я мог раньше встречаться с ним?» – до меня не доходило очевидное…

Часть 3. Глава 4

Священник не заставил себя долго ждать. Когда он появился, все в доме оживились, будто пришёл святой или мессия. Племянницы не сводили с дяди влюблённых глаз, сестра, души в нём не чаявшая, обняла так, как если б они не виделись тысячу лет. От приглашения поужинать отец Венченце сразу отказался, сославшись на нехватку времени. В его худощавом силуэте угадывалась энергичная натура проповедника, фанатично преданного своему призванию, не любящего терять времени без пользы. Он зачем-то сбрил бороду и сразу же стал выглядеть намного моложе, лишь седые волосы по-прежнему напоминали о том, что человек многое пережил и повидал на своём веку.

Увидев меня, он приветственно поклонился и дружественно протянул руку, я ответил взаимностью, непонятная сила тёплой волной вновь прошла по мне.

– Счастлив видеть Вас, синьор Гриманни! Позвольте без промедления и лишних церемоний поговорить с Вашей супругой.

Именно в этот момент я заметил, что глаза у него необычайно тёмно-синего цвета, как у новорождённых.

Я проводил его в наши покои и представил Патриции. Венченце благородно поклонился, как вельможа в присутствии королевы. Супруга держалась несколько отстранённо, но её напускной холод скорее относился ко мне, а не к падре, ему она как раз, благоволила. В течении дня мы всего несколько раз встречались с нею взглядом. Слёзы высохли, но появилось упрямство. Словно жена выставила между нами щит. Зачем? Ведь я безоружен.

Выслушав обмен любезностями, я откланялся и оставил их наедине, позвав с собой Маркелу. Странная надежда затеплилась в моей груди: показалось, что этот человек способен помочь Патриции, но для этого нужно, чтобы никто не мешал им. Спустился вниз, где играла музыка. Соседский мальчик играл на флейте печальную мелодию. Голоса присутствующих становились всё тише, пока не смолкли вовсе, все взгляды были обращены к юному дарованию и прониклись сопереживанием.

Амато сидел за столом, на его колене застыла Амелия. Сегодня на ней было новое платье, не такое, как носят крестьянские дети, а господское, розового цвета, украшенное обильным кружевом. Опекун не пожалел денег, это был по-настоящему щедрый подарок малышке, теперь она выглядела настоящей принцессой. И где он успел обзавестись гардеробом для неё? Я вновь подумал о Валентино. В чём ушёл он из дома, в том и ходит. Маркела перестирала его одежду и починила, поставив, где нужно, заплаты. Но разве так должен выглядеть воспитанник барона? Решено: в первом же городе одену мальчонку с ног до головы, а пока нужно поспрашивать деревенских, где раздобыть ему тёплые вещи. Сидя возле камина, Валентино переживал свои утраты. Ему было не до того, как он выглядит, музыка ещё больше разбередила его душевные раны. Потеря двух самых дорогих в его жизни женщин тяжелым грузом легла на детские плечи.

Я не стал беспокоить его и тем более утешать. Лучший лекарь здесь – время. Нужно, чтобы непоправимое улеглось в сознании, дабы смириться с тем, что есть. Любое проявление доброты сейчас расклеит парня. А плакать он не хочет, и я его за это уважаю.

Присев рядом с Амато, я потянулся за кубком, в который хозяйка тут же услужливо налила вина, оно отличалось от привычных мне сортов и на вкус было терпко-сладким, будто с примесью мёда. Я поймал женский взгляд, глаза у неё обычного, тёмно-карего цвета, как у всех окружающих меня людей, кроме Патриции и таинственного человека в сутане.

– Я бы хотел спросить Вас, синьора, о Вашем брате!

В этот момент раздались бурные аплодисменты юному дарованию, заглушив мои слова. Хозяйка, видимо, не расслышала их. Похлопав вместе со всеми в ладоши, она вышла на кухню. Зазвучала другая мелодия, веселая, танцевальная и подопечная Амелия пустилась в пляс. Солдаты и домашние хлопали девчушке в такт музыке и даже притоптывали ногами. Мой друг улыбался, но глаза его были грустны. Похоже, предыдущая мелодия глубоко проникла в его сердце.

– Какой живой ребёнок! – искренне восхитился я, отпив хороший глоток вина.

– Ты прав, в ней много куража. Она ещё всем вскружит голову, когда подрастет…

Я наклонился к его уху и спросил:

– Как же ты решился на это?! Зная о твоих чувствах к женщинам, мне до сих пор трудно в это поверить.

Амато пронзил меня тяжёлым взглядом:

– Возможно, это последний шанс что-то исправить?!