Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Я понимающе кивнул головой. Вернулась хозяйка с полным кувшином и стала разливать по кубкам красное вино. Веселье в самом разгаре, как на празднике. За всё заплачено, почему бы не порадоваться? Когда ещё занесёт судьба в эти дальние края богатых гостей?..

Юный музыкант и маленькая танцовщица пользовались всеобщим одобрением и даже получили денежные вознаграждения в этот вечер.

То и дело я поглядывал на лестницу, ожидая, что Патриция вот-вот появится в сопровождении падре. Но никто не выходил из покоев. Это раздражало, я начал нервничать, и, чем больше переживал, тем дольше тянулось время. Сколько было выпито, не помню, но поднимаясь наверх, я уже покачивался. Остановившись у порога, прислушался. Чего я ожидал услышать? Любовные стоны? Страстную возню? Ревность уже вовсю играла моим воображением. Резким толчком я отворил дверь, чтобы увидеть всё собственными глазами. Священник с необыкновенно-синими глазами и колдовством своих прикосновений сидел напротив моей жены и держал её ладони в своих руках.

Патриция от неожиданности вздрогнула и выдернула руки. В её глазах отразился испуг и недоумение.

И я, как последний идиот, рассмеялся от этого зрелища, а затем ушёл, хлопнув дверью. Сердце громко билось где-то под горлом. «Возможно, я помешал таинству исповеди. А может быть, мои внезапные подозрения оправданы?! Как он смотрел на неё! Сколь трогательная духовная близость возникла между ними!.. Невыносимо здесь больше оставаться!» – я накинул зимний плащ и вышел во двор. Ветер обжигающим холодом ударил в разгорячённое лицо. Но именно этого и хотелось! Вру. Я желал большего, чтобы кто-нибудь по-настоящему ударил меня, а лучше – убил, скопившаяся желчь, злость и обида на весь белый свет искали выход и не находили. Каким убогим я показался самому себе, каким безумцем и дураком! Всё вдруг опротивело. Я потянулся за склянкой и с трудом достал её. «Уж лучше уйти к Эделине!» – меня штормило, как на палубе корабля.

– Не надо! – услышал я голос священника за спиной. – Хватит пить и тем более травиться. То, что вы увидели сейчас, не более чем человеческое сочувствие. Ваша жена чиста, как Ангел, и очень любит Вас. Не делайте глупостей, Эрнесто! За них приходится расплачиваться.

Он стоял в своём тонком облачении на ветру, и сутана трепетала, как натянутый чёрный парус.

– Дайте мне это! – голос спокойный и уверенный, власть имеющий, глубокий.

Я повернулся к нему лицом и покачал головой:

– Не имею права, отец Венченце. Это часть договора, который мне уже не расторгнуть. Я могу лишь отсрочить его, но не нарушить, нет!.. Я не хочу потерять их обеих. Не могу. Не имею права. Эти две женщины – часть меня самого! – я говорил, словно он и так всё знает. «Откуда взялась такая уверенность? Кто этот человек? Зачем пришёл? Откуда взялся на мою голову? Почему имеет на меня такое воздействие?..»

– Хорошо. Оставьте это. Положите на место. И вернитесь! Мы вместе спокойно поговорим.

Я последовал его советам и вернулся в дом, как нашкодивший сорванец. Он дотронулся до моего плеча и стало так тепло и спокойно, всё негативное куда-то ушло, будто его и не было.

– Пойдёмте к ней! Не нужно волновать и без того израненную душу. У вас всё будет хорошо, я знаю. Вы оба справитесь, Эрнесто!

– Как ты мог?! Ведь не имеешь права вмешиваться, Эрик, и тебе это хорошо известно. Представляешь, какие могут быть последствия?! Прошлое остаётся в прошлом, оно неизменно, любое вмешательство может перевернуть мир! Не смей перекраивать историю, – женский голос, похожий на Эделину, тревожил мой слух.

– Что ты предлагаешь? Молча смотреть, как он, то есть я, то есть мы, друг друга погубим? – звук мужского голоса вызывал во мне вибрации, как при землетрясении.

– Одно дело разобраться во всём, вспомнить, другое – изменить! – не унималась женщина.

– Но у нас же всё получилось! Внедрение произошло. Он слышит меня, и даже чувствует!

– Ты стал таким, каков ты есть, благодаря пережитым испытаниям! Что будет, если ты их предотвратишь?! Кем ты очнёшься в следующий раз? Что будет с ней?! Ты о Наташе подумал? Чует моё сердце, добром всё это не закончится. Мы зашли с тобой слишком глубоко!

– Агнешка, ты никогда ничего не боялась, в чём же проблема теперь?

– Не могу и не хочу потерять тебя снова! Немедленно возвращайся!

Они говорили на каком-то неизвестном мне языке, но я всё понимал. Во сне самое нелепое воспринимается естественно и нормально. Я перевернулся на другой бок.

– Возможно, существует множество параллельных реальностей, но все они, так или иначе, переплетены между собою…

Я не видел говорящих, только слышал их голоса.

– Изменив прошлое, ты перекраиваешь настоящее! Что я тут вообще делаю?! Это самая бредовая идея из всех! Разве тебя не устраивает то, что ты имеешь сейчас? Эрик, пойми, мы оба попали на крючок. Наташа права, нужно прекращать все эти эксперименты, пока Эрнесто умом не тронулся вместе с тобой!

– Я не могу их оставить… Я проникся к ним любовью. Ты права, я увяз, по самое горло.

– Дай им свободу действий, ты – только наблюдатель, даже Сам Бог не вмешивается в происходящее, если его не попросят. Оставь священника в покое, для него это тоже целое испытание. Ещё не хватало, чтобы он влюбился в Патрицию, так же, как и ты.

– Кто бы говорил?! Зачем ты заставила Эрнесто дать тебе обещание и руками Филоретты создала это страшное зелье?

– Во-первых, не я, ну вернее, она это ещё не я, тьфу тебя, язык сломаешь! Во-вторых, возможно, благодаря этой склянке, мы и не потеряли друг друга. И ты, мой дорогой исследователь, сейчас находишься под спасительным контролем твоей возлюбленной сестры, благодаря чему до сих пор не впал в кому!

– Опять твои колдовские штучки, Агнешка-а-а!..

Очнулся ещё до рассвета. Странные голоса исчезли вместе со сном. Я вспоминал вчерашний вечер и задушевный разговор с пастырем. «С какой любовью на него смотрела Патриция, впитывая в себя каждое слово, как нектар небесный, с восхищением и обожанием! Сейчас она сладко спит, чуть слышно её дыхание. За окном дальним таинственным светом сияет неизведанная звезда, возможно, Сириус (он ярче всех на ночном небосводе). Хотя могу и ошибиться, астроном из меня никудышный. О чём вчера говорил с нами падре Венченце? Что-то о мире в семье, безусловной любви и гармонии, всепрощении и милосердии…

Очередная проповедь священника, у которого хорошо подвешен язык. Поэтому к нему все и тянутся, как нищие за подаянием. Что может сделать любовь против удара мечом? А сострадание против предательства и коварства?.. «Венченце» – впервые слышу такое имя, есть Винченцо, Винсенте, Винцензо… Такое чувство, что кто-то решил подшутить надо мной и разыграть! Странные голоса на непонятном языке, которые я, как это ни удивительно, понимаю… А цвет его глаз? Ещё ни разу не видел такого. Дались мне эти глаза! И какого чёрта он лезет не в своё дело?!

Вздохнув, вновь закрыл глаза и попытался заснуть. Придвинулся к Патриции, обнял её, свернувшуюся в клубочек, стало на сердце тепло и спокойно. Кажется, она с облегчением вздохнула. Завтра будет новый день. Вот тогда я и подумаю обо всём».

Больше мне ничего не снилось этой ночью. Ветер стих, и дом безмятежно почивал. Не понимал я тогда, насколько был счастлив в эти тихие заснеженные дни у подножия гор Тосканы.

Часть 3. Глава 5

Танец огня в камине. Эделина погибла, но не исчезла. Её волшебство осталось. Оно пропитывает всё вокруг сияющим светом. Пляшущие языки пламени напоминают мне о ней. Я смотрю на их движение и переливы, размышляя о том, что случилось вчера.

Патриция перед зеркалом неспешно расчёсывает свои длинные пшеничного цвета локоны, мечтая о чём-то о своём. Грезятся ли ей сейчас тёмно-синие глаза великолепного падре или новые горизонты, им же открытые, этого мне никогда не узнать. За прошедший день она не пролила ни одной слезинки. Как же этому служителю Божьему удалось совершить такое чудо?! Впрочем, о чём это я? Я ведь и сам ощутил на себе воздействие его магии. Губы Патриции теперь изображают довольство, таинственно, чуть уловимо улыбаясь. Подобное выражение женского лица хорошо удалось передать Леонардо Да Винчи (я видел его работу, будучи ещё подростком). Сейчас передо мной находится живая Мона Лиза во плоти, только намного красивее и загадочнее. И я не ведаю: радоваться мне или печалиться?

Ещё один день вынужденного ожидания прошёл буднично и незаметно. Никаких изменений: всё так же падает снег, подвывает бродяга ветер. Не проехать, кони, даже без кареты передвигаются с трудом в рыхлой ледяной пудре.

Помнится, что я видел этой ночью странный сон, как мне тогда показалось, очень важный, но смысл его стёрся из памяти, будто ничего и не было. И как я не силился вспомнить, всё было безрезультатно.

Жена не торопится в объятия мужа, и в сотый раз расчёсывает волосы, мило улыбаясь своему отражению в зеркале. Моё терпение не безразмерно.

– Может, хватит тянуть время? – не выдержал я.

– О чём ты, любимый?

– Ты уже битый час расчёсываешься!

Патриция оглянулась и посмотрела на меня всё с тем же мечтательным видом:

– Прости, я наверное задумалась… – она положила гребень и подошла ко мне, её вечерний наряд бледно-розового цвета украшен кружевом и золотой вышивкой. Такой красивой я её давно не видел!

– Нравится? Я берегла этот рокетти* для особого случая, к счастью, он остался в замке, и не пропал, как всё остальное… – она опустила ресницы, и тень грусти омрачила её черты.

– Иди ко мне, любимая! – я притянул её в свои объятия и заглянул в глаза. – У тебя ещё будет всё то, о чём ты мечтаешь! – мне неудержимо захотелось вернуть себе её любовь, чтобы она и думать забыла об отце Венченце. – Сними его, пожалуйста! Твой халат бесподобно хорош, но меркнет рядом с тобою. Она посмотрела на меня затуманенным взором и ничего не ответила.

– Иначе я буду вынужден его порвать! – я бы, конечно, не стал этого делать, но уж очень хотелось обратить её внимание на себя.

Она послушно исполнила мою «просьбу» и осталась под единственным покровом – своих золотистых, прекрасных волос. Я отвёл локоны в сторону, увлёк её на кровать и стал покрывать нежное хрупкое тело страстными поцелуями. Она не сопротивлялась, но и не взволновалась от моих прикосновений.

– Патриция, очнись, я здесь! – прошептал тихо ей в самое ухо.

Её безмятежный взгляд остановился на моём лице и вспыхнул целой зарницей эмоций.