Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

– Вот так-то лучше! Проснись, прелестница, я истосковался по твоей любви! – я стиснул её в стальные объятия и жгучее вожделение овладело мной.

Красота возвращалась к моей голубке. Тело стало упругим, кожа гладкой и приобрела бледно-матовой оттенок, ушла болезненная острота худобы. Сильный молодой организм восстанавливался гораздо быстрее психики. Впрочем, после визита падре и душа Патриции расцвела. Она закрыла глаза и стала отвечать на мои ласки. Блаженная улыбка при этом не сходила с губ, а ещё больше засияла. О чём или о ком думала она в эти минуты? Ревность ещё больше распаляла мою плоть. Я овладел её телом, но не душой, так почему-то мне показалось. Сердцем она была не со мной.

– Открой глаза! Посмотри на меня!

Я вглядывался в любимые черты и не узнавал их, они как будто стали совсем чужими. Отстранив её от себя, я отвернулся.

– Что случилось, Эрнесто?! – она очнулась.

Я не хотел отвечать. Если бы не сугробы, покрывшие землю, я бы прямо сейчас отправился в путь, лишь бы увезти её подальше от этого священника. Патриция всё ещё околдована им. Я и сам не могу забыть об этом человеке, будь он неладен! Ночью и днём меня преследуют его странные слова, глаза, голос, отдающийся внутри меня странным эхом, не то прошлого, не то будущего.

Тонкие пальчики погладили меня по спине.

«Ведёшь себя как капризный ребёнок! Плачет жена – плохо, блаженно улыбается, опять плохо, потому что думает не о тебе. А сам-то ты чем лучше?! – выговаривала совесть. – Когда в самый важный момент близости вспоминаешь черты своей любовницы, пусть и не живой, но очень даже осязаемой?!» – от этих мыслей стало совсем не по себе.

– Я люблю тебя! – тихо прошептала моя избранница.

«К кому обращены эти слова?»

Губы ласково коснулись моей шеи и пробежала волна мурашек по коже.

– Всегда любила и буду любить… – продолжала она. – Вчера мне стала очевидной простая истина. Мы все неидеальны, но можем измениться, можем стать теми, о ком даже мечтать не смели! Отец Венченце открыл мне глаза. Ничто не может осквернить храм духа, кроме нас самих.

«Опять этот Венченце, пропади он пропадом!» – подумал я.

– Тело можно изнасиловать и убить. Но душа неприкосновенна и вечна, она принадлежит только нам и Господу Богу. Впустить в неё боль или счастье – мы выбираем сами. «Вам решать, танцевать или плакать с дождём», – сказал он. И ты знаешь, у меня будто мир перевернулся! Если я хочу быть чистой – я буду такой. Эрнесто, ты молчишь? Ты не веришь мне?

Я повернулся. Её лицо излучало небесную благодать. А я, грешный, воспринял этот свет, как влюблённость. «Пошлый, глупый дурак, всё судящий по себе.»

– Прости меня! Я подумал, что ты мечтаешь об этом падре. Что отец Венченце покорил твоё сердце.

– Покорил. Ты совершенно прав. Я и не скрываю. Этот святой человек навсегда останется в моём сердце, потому что он подарил мне прозрение. Разве можно не любить таких людей?! Ты и сам очарован им, признайся!

Мои глаза застилала ревность, уши затыкала гордыня, но сердце говорило: «Она права!» Я ещё никогда не сталкивался ни с кем подобным, не встречал людей такого духовного просветления.

– Я теперь стану совсем другой, да-да! Вот увидишь, Эрнесто! Ты будешь гордиться мной, и больше не устыдишься своей половинки…

– Родная, я никогда и не стыдился, – прижал её к сердцу и почувствовал уже совсем другое, душевное притяжение, с которого и нужно было всё начинать.

*Рокетти – это дорогой домашний наряд, предшественник пеньюара, появившийся в XVI в. в Венеции. Халатик, сшитый из шелка, бархата, украшался кружевом, вышивкой, драгоценными камнями.

Часть 3. Глава 6

– И зачем мы едем туда? – Амато пришпорил коня.

– Я хочу ещё раз увидеть этого человека.

Снег начинал таять, мокрыми ручейками сползая с крыш.

– Скоро нам в путь, а священник так больше и не появился.

– Дался он тебе, что-то я не замечал за тобой особой набожности! – бурчал Амато, сегодня он был не в лучшем настроении.

– Ты мог не ехать, сам увязался, значит терпи! Есть у меня к нему несколько вопросов…

– Что ты задумал, мой господин?!

– Да так, это неважно.

– Неужто приревновал синьору к синеглазому падре?

– Что, так заметно?! – у меня заходили желваки.

– Я чувствую тебя, Эрнесто, больше, чем хотелось бы. Другие, может, и не заметят… А я сразу же оценил перемены. Только обещай мне не убивать его! А то сельчане нас всех сожгут на костре. Нет, я, конечно, не против умереть рядом с тобой, но совсем недавно обзавёлся ребёнком, не хотелось бы мою принцессу так рано оставлять сиротой.

– Ты рассуждаешь, как почтенный отец семейства!.. – я рассмеялся, похоже, настроение у вассала начало подниматься.

На одном из деревьев, под которым мы проезжали, я заметил белку, рыжая внимательно нас разглядывала, словно прицеливаясь, и попала точно в цель. Прямо за шиворот мне что-то упало. Нащупав рукой, я достал из под ворота лесной орех.

– Спасибо за подарок, красавица! – улыбаясь, припрятал сокровище. А потом подумал, что это возможно какой-то знак от Филоретты. Смертью меня не обманешь! Благодаря Эделине, я знал, что мёртвые чуть ли не живее всех живых. Мысли о ней печалью отозвались в сердце. Она больше так и не появлялась. Я не звал, но если признаться честно, мне её не хватало. Последние дни я полностью посвятил себя Патриции, у нас началось что-то вроде медового месяца. Упиваясь своей любовью, на которую она стала с лёгкостью отзываться, будто и не было всего, что мы пережили, я почти не покидал кровати.

Чувство ревности делало меня отчаянным любовником, а это, как ни странно, пробудило в ней силы к жизни. Благодаря отцу Венченце, наш союз вновь воспламенился и засиял новыми красками. Надо было выразить ему свою благодарность, ну и ещё хоть раз напоследок поговорить. Что-то всё равно казалось мне недосказанным. Ради этого я и отправился его искать, но падре уехал в соседнюю деревню, он обслуживал несколько приходов и был единственным в этой округе действующим служителем Бога.

Заодно разведаем, стали ли дороги видны, пройдёт ли по ним экипаж.

– Что ты опять замолчал, мой синьор. Придумываешь план сладкой мести?!

– Амато, ты бываешь невыносим!

– Ну, дай хоть пошутить, пока никто не видит!

– Ты уверен, что никто? – я поднял голову и увидел снова белку, то ли она бежала за нами, перепрыгивая с дерева на дерево, то ли это была уже другая, проявившая к нам интерес. – И откуда их столько развелось?..

Джюсто почему-то заволновался и тряхнул головой, пофыркивая, это был верный знак того, что он почуял неладное. Я погладил его гриву, успокаивая верное животное. Но вскоре заржал и конь Амато, даже приподнялся на дыбы. Мы остановились и посмотрели друг на друга.

– Что происходит?!

– Может, волки? Прошлой ночью они выли где-то совсем рядом с деревней, – рассуждал Амато.

Я подумал о том, что Валентино бы нам не помешал, его-то Филоретта заговорила от встречи с волками. Вспомнилась белка с метким броском ореха. Предупреждение?

– Не станут же серые нападать среди бела дня на двух всадников?!

– Обычно они охотятся ночью. Но кто их знает! Если очень голодные… – Амато огляделся вокруг. – Может быть, стоит поскорее проехать это место, или ты желаешь вернуться?

– Чтобы Эрнесто Гриманни испугался кучки серых псов?! Издеваешься? Зубы об нас сломают! У меня другие планы и я не собираюсь от них отказываться.

Джюсто вновь заржал, озираясь вокруг испуганными глазами. И то, что я увидел, заставило меня похолодеть. Такого полчища я ещё никогда не встречал. Миграция серых чудовищ на юг или проделки нечистой силы? Это была не стая, а что-то уму не постижимое, серые морды сползались отовсюду, кровожадно и свирепо глядя на нас.