Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

– Остаётся храм, – Амато пришпорил коня, – как я и думал, он находится в удалении, разведчики Деметрио могли и не подумать о нём…

Я замечал, как ему хочется восхитить меня своими военными навыками, опытностью, мастерством, стать незаменимым, нужным, ценным человеком. Амато решил никогда больше не возвращаться в Венецию, и теперь все его надежды были обращены ко мне. Ночь темна, если не считать редких проблесков луны из-за туч. Вскоре и они пропали, небо заволокло непроницаемой серой пеленой, пошёл сильный дождь. Факелы, взятые с собой, пришлось укрывать под плащами, мы так и не зажгли их по дороге, чтобы не привлекать постороннего внимания.

Амато умел здраво мыслить, просчитывая каждый шаг наперёд: иметь такого человека союзником – большое счастье, а соперником – горе. И хотя мы были почти ровесниками, я чувствовал себя перед ним неоперившимся птенцом, тогда как он уже летал в поднебесье орлом, грозным и мощным. Его тяжёлая судьба тронула меня до глубины души, и я стал лучше понимать, почему он ведёт себя таким образом, а не иначе. Слишком много страданий и лишений выпало на его долю.

Отец во время осады не дал мне ни разу себя проявить, всё время прикрывал спинами других. Единственный наследник должен быть сохранён любой ценой. Но теперь он узнает о том, что я не разделяю его взглядов и готов умереть во имя любви, которую он обрёк на погибель.

Как всё меняется в жизни! Те далёкие годы, когда Деметрио навязывал мне женитьбу с Патрицией, теперь казались безоблачными. И вот, когда моё сердце полностью стало ей принадлежать, он отдал приказ избавиться от невестки. Усмешка судьбы, горькая ирония…

Мрачные мысли одолевали меня под этим осенним дождём. У лошадей пар из ноздрей, похолодало. Мрачно всё вокруг в ночь перед наступлением.

– Если не найдём лаз, придётся вернуться в лагерь…

Амато взглянул на меня, молча покачав головой:

– Сердце мне подсказывает, что мы близки к цели.

– Как ты ориентируешься во тьме?

– Я вижу, как дикий зверь! А ещё помогает интуиция, – он гордо поднял к небу лицо, по которому стекали струи дождя, – уже совсем близко.

И, действительно, спустя мгновение, мы увидели очертания храма, сложенного из светлого известняка, с высоким шпилем и колоколом. Двери заперты, на наш требовательный стук никто не ответил, Амато выбил дверь, войдя внутрь, мы зажгли факелы и начали обследовать помещение. Убранство было скудным, образа поблекшие, подсвечники деревянные, крест, возвышавшийся в центре, из простого дуба, но хорошей работы. Одним словом, небогато.

Я встал у распятия на колени и прочёл «Отче наш». Амато стоял за спиной как застывшее изваяние.

«Господи, помоги! Прости мне мои грехи, прости убиенные души. Дай мне спасти одну-единственную, ни в чём неповинную! Она, как голубь небесный, всегда была чиста пред Тобою. Возьми мою жизнь и весь род мой погреби, только о ней молю тебя, Боже!..»

Амато терпеливо ждал, пока я закончу свою безмолвную молитву.

– Ты не веруешь? – спросил его, поднимаясь.

– Таким, как я, нечего делать в Божьем доме, мой господин, разве что искать тайные проходы в подземелье!

– Зачем ты так?

– Ни один священник не отпустит мне мои злодеяния, синьор, а вот предаст казни с удовольствием.

– Что уж тогда говорить обо мне, когда я собственными руками задушил одного из них… Но я верю, и это придаёт силы.

– Я думал, насчёт Вас привирают… – он, приподняв одну бровь, улыбнулся, тронул каменное изваяние святого, и в стене открылся проход, достаточно большой, чтобы даже проехать верхом на лошадях.

– Не может быть! Боже святый! – воскликнул я.

– Так за что же Вы приговорили святошу?

– Он, подкупленный Деметрио, признал ведьмой и проклял мою беременную женщину, а потом её сожгли…

Амато поёжился:

– Вы были связаны с ведьмой?

– Эделина лечила людей и помогала им, её незаслуженно прокляли.

– Как по мне, так все они – ведьмы, только горе от них! – он привёл с улицы лошадей и, подпёр двери изнутри.

Из прохода тянуло могильным застоявшимся холодом. Мы двинулись вперёд по уходящим вниз широким ступеням.

– Ты не видел Патрицию!

– Слышал, что она необыкновенно хороша, но что это меняет? Через Еву пришло грехопадение!

– Не забывай, что и жизнь пришла через неё. Ты рождён не мужчиной!

– Велика ли заслуга?.. Может быть, я вообще предпочёл бы не рождаться на этот проклятый свет!

– Да, с тобой непросто, и всё-таки я надеюсь, что однажды ты переменишь свой взгляд, встретив настоящую любовь…

Он остановился.

– Тише!

Мы прислушались. Где-то на поверхности земли промчались всадники.

«Возможно это за нами уже послана погоня?» – сердце в висках застучало.

– Но Амато жестом меня успокоил, я вздохнул с облегчением, и мы продолжили наш путь.

Туннель становился всё ниже и раздваивался, мы стояли перед выбором: в каком направлении двигаться.

– Хоть бы знак какой-то оставили! – Амато злился.

Джюсто показал своё нетерпение.

– Судя по направлению, я склонен свернуть вправо.

– Пусть будет так.

Животные нервничали, закрытое тёмное пространство внушало им страх. К тому же вдоль стен появились каменные саркофаги. Судя по всему, старинные, но разглядывать их и читать надписи у нас не было ни времени, ни желания. Я погладил морду Джюсто, успокаивая. Замкнутое пространство даже человек не всегда хорошо переносит. Через какое-то время мы упёрлись в тупик и пришлось возвращаться.

– Проклятье! Вы были правы, синьор, нужно было идти прямо. Похоже, это тот самый выход, что замуровал вчера Ваш отец.

– Амато, зови меня просто, – Эрнесто!

– Нет, мой господин… Я привык. Мы не равные. И это будет неуважительно по отношению к Вам!

– Оставь ты эти дурацкие правила. Если с твоей помощью мы выберемся и спасём Патрицию – я твой вечный должник, Амато!

Возвращаясь к развилке, ощутили колебание земли, по туннелю прошёл гул, и где-то даже посыпался песок.