Убийство – дело житейское

– Вот так номер! Оказывается вы, Алкис – свободный человек, а Фрося здесь полноправная хозяйка! Понятно… Все понятно… Действительно, почему бы Ефросинье Павловне не поваляться в кровати у себя дома, мобилизовав обслуживать себя невестку? Почему бы ни изобразить умирающую, благо под рукой день и ночь находится доверчивая провинциальная дуреха?

– Как Вам не стыдно, Лина! Вы сами столько пережили и так ерничаете по поводу больной женщины!

– Клянусь, возьму свои слова обратно и извинюсь перед Вами, если окажусь не права. Обещаю, Ал! Умоляю, снимите с моей души камень, позвоните ее лечащему врачу и спросите, с каким диагнозом Вашу супругу направили в санаторий. Прошу, узнайте! Я так устала от подозрений. Просто не могу жить с такой тяжестью на душе!

Рийден долго молчал, потом встал, вышел в прихожую, достал из кармана пальто записную книжку и пошел звонить. Через открытую дверь Эвелина Родионовна слышала, как он разговаривал сначала с их лечащим врачом, потом с заведующим терапевтическим отделением правительственной поликлиники, а после с главврачом санатория, где жена проходила реабилитацию. Судя по ответам Алкиса, Лина поняла, что все утверждали одно и то же: мадам необходим щадящий режим и постепенный переход к здоровому, активному образу жизни. Об инфаркте никто и не заикался. Говорили о скачках кровяного давления, неврозе и прочих возрастных изменениях, но не более того.

Рийден вернулся к столу чернее ночи, залпом осушил фужер водки, и тихо спросил:

– Объясните, Лина, зачем нужен был весь этот театр? Сказала бы мне, что ей тяжело, что нервы не в порядке. Я бы приходящую домработницу нанял, врача нашел… Не Миликова, конечно. Пригласил бы ту же Загорину. Зачем было изводить Татьяну? Выходит, Таня правду говорила, что Фрося симулянтка, а Миша спит с Валентиной! Все равно в эту связь я не поверю. Такое запрещалось даже египетским фараонам!

– Только при живой жене, а при мертвой – нет! Ну, а потом еще надо доказать, что Валя кровь и плоть Миши. Рассудите, в кого она такая уродилась, если в роду Носовых все темноглазые шатены? Может в Полину?

– Поля была рыжей… Ну не красной, конечно, но рыжей. Ладно, что об этом сейчас судить да гадать, до правды все равно не доберешься. Главное, что Валентина вруша и представлюха. Могла изобразить перед мачехой, что у нее связь с отцом, лишь бы выгнать ее из дома. Танюша женщина доверчивая, видимое может принять за истину. Но моя благоверная… Ей то зачем понадобилось устраивать подобное? Да при Тане ее сын был, как любимое чадо при сумасшедшей мамочке – накормлен, ухожен, а в доме такая чистота, о которой я никогда и не мечтал. К тому же, наша невестка привлекательная женщина, хороший специалист, зарабатывала прилично… Чем не пример для ленивой и вздорной внучки… Что еще было нужно Фросе?

– Вы, Алкис, такой же прямолинейный человек, как моя Таня – что видите, в то и верите. Хотя, возможно, с вами это происходит только дома. Вы же сами здесь и сейчас ответили на этот вопрос. Кто такая моя дочь по сравнению с женами Миликова и Агина? Бедная, глупая провинциалочка без связей и денег. Обыкновенная милая клуша. Эту роль Фросе было куда приятнее оставить для себя. Зато все остальное отдать на откуп богатой и влиятельной невестке. Теперь скажу о болезни Танечки. Вы сами только что охарактеризовали мою доченьку, как отменную хозяйку. Да разве может такая женщина мочиться на собственную мебель и мазать калом стены своей квартиры? У такой безумие будет протекать по-другому… Ей, скорее всего, везде будет видеться грязь. Она станет сутками бродить с мокрой тряпкой в руках, приговаривая, как ей это осточертело. Кстати, о Вашей супруге…Ей, действительно не помешал бы хороший невропатолог и аккуратная домработница. Конечно, для этого надо раскошелиться, но это, как я понимаю, выше ее сил.

– Зато вы, Лина, форменная транжирка! Я не о тратах на эту квартиру. Здесь Вы управились по минимуму. Для нас с Мишей Вы просто клад. Но Ваш гардероб! А подарки? С такими замашками никакого наследства не хватит! Что Вы будете делать, когда все промотаете? На что станете содержать Таню? Я уверен, не пройдет и года, как они с Михаилом разведутся. Я полагаю, Вы приехали сюда, чтобы подтолкнуть их к этому. Разве не так?

– Думаю, если Таня останется нетрудоспособной он даст ей развод. Ну, а если оправится от болезни, то, наверняка, откажет. Другую такую терпеливую и глупую рабочую лошадь ему днем с огнем не сыскать! А насчет моего наследства Вас правильно информировали. Оно, действительно, тает с неимоверной быстротой. Но у меня еще есть выбор. Могу, вернувшись домой, набрать частных учеников. У нас в республике педагогов равных мне пока еще нет! А, возможно, найду себе мужа… Официального, разумеется.

Открыв рот от изумления, Алкис Степанович уставился на свою собеседницу.

– Простите, а что есть кандидат? – после долгой паузы выдавил он из себя, слегка заикаясь.

– Пока нет, но буду искать… Ну, к примеру, могла бы выйти за Вашего брата вдовца. Разумеется, если он похож на Вас. Вы, кажется, говорили, будто он постарше Вас.

– Да, старше, на два года… Но он недавно женился. Поехал в гости к нашему папаше – тот его и пристроил. Отец живет в Канаде, бросил нас еще перед войной. А пять лет тому назад разыскал и вызвал Николаса к себе. Даже невесту приискал – хотел, чтобы хоть один сын был поблизости. Отец уже одряхлел… Видимо, на старости лет совесть заела, вот и вспомнил о родственных узах.

– Ну вот видите, женился же Ваш брат! И, наверняка, не на молоденькой!

– Не на молоденькой… Взял женщину нашего возраста.

– Вот и пример сыскался для подражания. Да Вы и сами по всем нашим законам человек свободный. Заботитесь о Михаиле с Валентиной, и никак не можете сообразить, что этот сорокадвухлетний эстетствующий профессор – сын Вашей бывшей жены от первого брака, а Валя ее, без пяти минут совершеннолетняя внучка. А может и не внучка… Скорее всего – будущая невестка!

– У Вас, Лина, какой-то дикий, невероятный взгляд на вещи! Полное смешение всех понятий!

– Полное смещение наблюдается у Вашего пасынка. А у Вас, дружок, его вообще нет. Бежите по наезженной колее, как зашоренный конь и не видите, где находитесь. Небось, всю жизнь гоняетесь за контрабандистами, наркотики изымаете, а сами их ни разу и не попробовали.

– Да, что у Вас за мозги, Лина! Зачем мне это? У меня и без них голова идет кругом!

– В этом вы, конечно, правы, Ал. Но я полагаю, дома у Вас они есть. Вы вроде моего Жени. Он сам не пил, но выпивки держал в баре столько, что можно было споить целый полк. Мой Вам совет – припрячьте их как следует. Оглянуться не успеете, как кто-нибудь их Ваших домочадцев подменит их либо на чайную соду, либо на подорожник – в зависимости от их внешнего вида.

– Задурили Вы мне голову, дорогая, вконец. Я уж и забыл за чем пришел! Я ведь принес Вам два билета на субботу в оперу на премьеру «Фауста». Николай донес, будто Вы с Загориной хотели ее послушать… Скажите, а Вам нравится Анна Петровна?

– Мне Аня очень симпатична, и я ей очень благодарна. Она здесь единственный человек, кто отнеслась с должным вниманием к Тане. К тому же, я ее уважаю. Она классный специалист, что встречается крайне редко. А если говорить о нравиться… Ну, так мне нравится Ваш шофер Николай. Чем мне не жених? Ему сколько лет? Я уверена, мы ровесники!

– О чем Вы говорите, Лина! Коля женат уже 30 лет!

– Это, по-вашему, он женат, а на самом деле он старый холостяк. Его супруга уже три года живет у младшей дочери в Омске, где нянчит внуков. Он же с ними общается всего три недели в году во время отпуска. И эти отношения Вы называете браком? Еще пару лет и Коля вообще забудет, что такое интимная жизнь. В нашем возрасте самое опасное – делать такие паузы. Как говорит о своей технике моя подруга – концертирующая пианистка, что не тренируешь, то атрофируется. Так что намекните ему об этом в допустимой для Вашего круга форме.

– Вы, Лина, хуже всех, кого я знаю! Хуже Фроси! Хуже Вали! Вы подстать этому извращенцу Мише… Были бы моложе лет на двадцать пять, я бы сосватал Вам его. Чем не пара? И вообще, Вам бы в их компанию. Были бы там своей в доску! – расшумелся Алкис Степанович.

– Не понимаю, чем плохо быть своей в кругу самых блистательных умов столицы? Все знают, что Рийден-младший, Миликов и Агин – цвет нашей интеллигенции. Куда больше? Но я себе не льщу. Как Вы слышали, я вполне согласна выйти замуж за простого шофера!

– Да не нравитесь Вы Коле! Он Вас боится. Ему куда симпатичнее Загорина. Говорит – добрая, милая женщина, не то, что вы. Он и прозвал-то Вас «Змей– баба»!

– Да, мне действительно не повезло, раз я не приглянулась Вашему водителю! – рассмеялась Пазевская. – Что ж делать, непременно теперь впаду в уныние… Да и правда, куда мне до Ани? Она с любым мужиком управится, все-таки профессиональный психиатр. К тому же у нее огромная практика, плюс талант. Придется мне спуститься с небес на нашу грешную землю и пригласить в театр лично Вас, Ал, чтобы Вы составили мне компанию… Простите, я пошутила. Естественно, не мне одной… А правда, приходите к нам в ложу! Приезжайте, когда сможете. «Фауст» – такая опера, что ее можно слушать с любого места. Содержание известно, а музыка – сплошное удовольствие!

Прощаясь, Эвелина тихонько прикоснулась губами к щеке гостя. Уловив горьковатый запах духов, он вопросительно взглянул на Лину.

– Мой друг, я не транжирка, – грустно улыбнулась она. – Духи рижские, а не французские!

Окончательно смешавшись, Рийден поспешно ретировался, чувствуя, что полностью проиграл сражение этой кошмарной «Змей-бабе». Николай и не думал так обзывать Пазевскую. Это прозвище было импровизацией самого Алкиса, пытавшегося смутить Лину. Однако, увидев ее реакцию, он окончательно потерял почву под ногами и решил, что сошел с ума, впав на старости лет в откровенное мальчишество.

5

Алкис Степанович пошел домой пешком. Вдыхая чистый морозный воздух, он внезапно взглянул на себя глазами Пазевской, и от этого ему стало нестерпимо холодно.

– Похоже, я действительно твердолобый солдафон! Прошел войну, остался жив… Что еще нужно? Должен был обустроить свою жизнь как-то порадостней. Попалась бы заводная бабенка, да еще с добрым, хорошим малышом, вот было бы счастье. Такая радовалась бы, что нет хлопот с контрацепцией и держала у себя под боком. А Фросе кроме денег никогда ничего не надо было. Убежден, ей и второго ребенка не нужно было. Просто использовала мою контузию, как повод меня унизить.

Алкису пришло на ум досье, которое он запросил в органах на Пазевскую, прежде чем поехать к ней за Таней. Припомнил, как вытаращил глаза, когда прочел, что тетку, которой за пятьдесят, обвинили не только в диссидентстве, но и ославили, как даму легкого поведения, которая привезла в Союз СПИД. Тогда он решил, что в провинции все просто спятили, но сейчас…

– В это могли поверить, могли, – рассуждал он. – Уверен, эти слухи распускали те, кто ее близко знал. Чувствовали ее бунтарский дух и невероятное жизнелюбие… Нет, здесь не это. В ней кипит какое-то неукротимое творческое начало, которое вне возраста. Оно проявляется во всем – в поведении, в одежде… А какой она дом сделала для Миши! Из такого в жизни не захочешь переться в командировку к черту на рога ловить бандитов… А мой брат – молодец. Не то, что я. Послал все к куськиной матери, и начал свою жизнь сначала… И это в шестьдесят лет! Вот это жизнелюбие, куда мне до него!

Неожиданно для себя, Рийден остановил такси, поехал на работу, забрал из сейфа досье на Эвелину и вернулся домой. В гостиной Фрося и Валентина смотрели телевизор, а в кабинете расположился Михаил – проверял студенческие рефераты. Увидев отчима с папкой в руках, он, не говоря ни слова, забрал свои бумаги и пошел на кухню. Свалив в раковину гору грязной посуды, оставшейся после ужина, Миша протер стол, разложил на нем то, что принес и с головой погрузился в работу.

Алкис Степанович открыл досье на Пазевскую, пробежал его пару раз глазами и взялся за телефон. Он хорошо знал человека, составлявшего это документ, а потому счел возможным побеспокоить его в этот неурочный час.

Собеседник Рийдена был на редкость сообразительным, он сразу понял, что столичного начальника интересуют не вырванные из контекста события из жизни Эвелины Родионовны, а вся система ее взаимоотношений в семье и в коллективе, где ее знали много лет. Алкис, услышав обещание получить всю интересующую его информацию через час – полтора, повесил трубку. Взяв газеты, он вышел в гостиную и, сделав вид, будто углубился в чтение, принялся наблюдать. Старая жена, насквозь провонявшая дешевыми сигаретами, вдруг перестала вызывать у него сочувствие.

– Злая и скаредная лгунья, – думал Ал. – Ловкая притворщица. Миша был прав, утверждая, что она живет со мной только по расчету. Ей всегда было выгодно и лестно считаться супругой преуспевающего офицера, тем более что после войны половина женщин страны оказались одинокими. Жадина! Могла бы хоть выглядеть прилично – ни элегантных шмоток, ни приличной косметики, ни красивого белья…

В комнату вошел Михаил.

– Этот такой же наглый и лживый, как мать, только красивее, породистее и вальяжнее, – продолжал анализировать Алкис. – Все похоже: и крепкая фигура с коротковатой шеей, и смуглая кожа, и карие глаза, и густые, вьющиеся темно-каштановые волосы. А пальцы – просто слепок с рук матери: плотные с округлыми ногтями.

Рийден-старший перевел взгляд на Валю и закашлялся. И как он мог не замечать, что она – существо другой породы? Стройное, с изящными формами тело, белоснежная кожа, прямые платиновые волосы до талии, прямой, чуть коротковатый носик, руки с тонкими пальчиками, заканчивающимися удлиненными розовыми ноготками, и глазами, будто небо после захода солнца.

Алкис медленно поднялся с кресла, сказал, что ему надо еще поработать и ушел в кабинет. Заперев дверь, он вытащил из книжного шкафа один их картонных переплетов и извлек из него спрятанные от Валентины фотографии, сделанные на свадьбе Миши и Полины. Фотокарточек было много. Отложив те, что были сделаны во время банкета в ресторане, Рийден принялся их изучать. Через пятнадцать минут он нашел то, что искал. Рядом с Полиной – яркой, полноватой, рыжеватой шатенкой был запечатлен с рюмкой в руках парень, подошедший ее поздравить. Он был похож на древнегреческую статую – высокий, стройный, белокурый, с длинными прямыми волосами, со светлыми, как осеннее небо глазами и ровным прямым носом. Алкис Степанович нашел еще несколько фотографий, где этот молодой человек попал в кадр. На одних был схвачен его насмешливо-ироничный взгляд, устремленный на разряженную, самодовольную невесту, на других проскальзывала сочувственная улыбка, обращенная в сторону счастливого жениха. Рийден прекрасно помнил, как Полина уверяла всех, будто Валя родилась семимесячной, но он явно запамятовал, велись ли тогда разговоры о боксах, в которых обычно держат недоношенных детей. Порывшись в записной книжке, он обнаружил только пометку – число, когда у Миши родилась девочка весом в два с половиной килограмма.

Размышления Алкиса прервал телефонный звонок. За четверть часа ему кратко и по-солдатски четко сообщили о Пазевской массу любопытного, включая детали, о которых он и не подозревал. Он узнал все, от обстоятельств смерти ее матери, сестры и супругов, до деталей компании по организации ее травли. Несколько минут разговора ушло на то, чтобы звонивший растолковал Рийдену нюансы профессиональной карьеры выпускника Эвелины Родионовны Урманова, которая бесславно оборвалась после самоубийства его матери – начальника и ближайшей подруги Лины. Далее Рийдену были даны еще две справки – одна о ядотерапии, на которую решилась его умирающая сваха, другая – о самочувствие невестки, чье здоровье в настоящее время медленно, но верно идет на поправку.

– Татьяне не место в моем гадюшнике, – подумал Алкис и решил, что добьется от Миши согласия на развод. Потом, вспомнив насмешливые речи Эвелины, открыл сейф: там, кроме нескольких пакетов с конфискованными наркотиками, он хранил еще и «Вальтер», вывезенный его другом в качестве трофея из Германии и накануне своей смерти подаренный Алу в знак их боевой дружбы. К ужасу Рийдена, пакеты оказались заполнены какой-то безобидной дрянью, а в коробке, вместо незарегистрированного пистолета лежал завернутый в ветошь игрушечный металлический кольт из коллекционного набора, выставленного на продажу в ГУМе в отделе подарков. Впервые после окончания войны Ал почувствовал себя, как в тылу врага.

В создавшейся ситуации он не смел даже пригласить своих подчиненных снять отпечатки пальцев. Алкис рисковал головой, узнай кто-нибудь из них, сколь серьезно он нарушил закон. Любой из его сослуживцев, оказавшись в курсе случившегося, в тот же миг превратился бы либо в шантажиста, либо в доносчика.

– Тут уж не мне надо помогать Пазевской, а у нее просить помощи, – решил Рийден и набрал ее телефон.