Убийство – дело житейское

– Лина, я перед Вами в долгу…Вы ясновидящая. С сейфом произошло все так, как Вы и предполагали. В пакетах – фальшивка, вместо трофея – муляж.

– А что, был и трофей?

– Был, Лина. Будьте провидицей, подскажите с чего начать розыск?

– А есть ли кто-то, с кем Вы делились своими тайнами. К примеру, Коля или жена?

– Нет, и еще раз нет!

– В таком случае, ничего не ищите, а проведите в сейфе дезинфекцию. Да такую, чтобы ни одна собака не учуяла, что там было. И первым делом, смените код. Представляете, если похититель воспользуется игрушкой и зарисуется? Что может быть для него естественнее, чем вернуть ее на старое место и подставить Вас? В жизни не отмоетесь. А сейчас примите снотворное и ложитесь спать. Главное, зазубрите себе на носу – у Вас в сейфе никогда не было ничего оригинального, а наша беседа – это страшилка, которой развлекаются на ночь пожилые люди. Ясно? Я предполагаю, что Ваша собственность может осесть у одного из профессорствующих гениев. Они будут в восторге от возможности поиграть в солдатики. Но они взрослые люди и имеют полное право развлекаться так, как им нравится. Причем здесь вы, дорогой? Я бы на Вашем месте сейчас хорошенько отдохнула, а с утра пораньше занялась бы уборкой.

– Спасибо на добром слове, Лина.

– Да ради Бога, не терзайте себя, Ал! Здесь не фронт, и сейчас не война. Каждый сам выбирает свой путь. Вы это лучше меня знаете. А я ночью здесь поработаю, поищу укромный уголок. Сюда Ваша внучка заглядывала, вдруг что-нибудь и притащила. Результат сообщу завтра. Да, кстати, а когда Вы в последний раз делали инвентаризацию?

– Я приехал из командировки… Таня лежала в больнице… Сейчас скажу точно… За пять дней до того, как ее увезла Ваша сестра.

– Вот и чудненько. Уверена, если Вашу безделушку сюда еще не доставили, она непременно здесь появится сразу после вселения хозяев. Главное, Вам надо иметь дома чистый сейф. Лично я боюсь шантажистов больше, чем разбойников с большой дороги.

– Утром жду Вашего звонка, Лина. Заранее благодарен… А в субботу я буду в театре. Если не успею к началу спектакля, так появлюсь позже. Пока.

Эвелина Родионовна заварила кофе. Затем, включила телевизор и убрала звук. Потом зажгла новый торшер и погрузилась в огромное кресло. Она хотела в комфортной обстановке обдумать сложившуюся ситуацию.

– Предположим, у Фроси или Миши есть ключ от сейфа. Если им требуются наркотики, они их заберут, а пушку не тронут. Если же кто-то из них задумал убийство, то ничего не возьмут. Вытащат пистолет, воспользуются им, а потом положат на место. Оружие не стоит на учете, так что считай, все сделано чисто. Другое дело, если воровство дело рук Вали. Что может быть естественнее для девчонки, желающей отомстить за то, что ее соблазнили, оскорбили, а потом бросили. Такая стащит все: и наркоту, и оружие. Поначалу, спрячет это в доме Рийденов, и только накануне запланированного возмездия принесет пистолет на место преступления. Теперь надо подумать о тайниках. У такой хозяйки, как Фрося, его можно спрятать где угодно – от полки со старыми сумками, до чемоданов с продранными халатами…У меня дома можно упрятать даже пулемет. Постройка старая, есть подпол, сарай, чердак и гараж… Кстати, после возвращения домой его надо будет обследовать. Вдруг у Жени там осталось что-то заслуживающее внимания. Я там не рылась ни при его жизни, ни после его кончины. Было не до этого. Интересно, а где бы я сделала здесь тайник, имея в доме такую хозяйку, как Таня… Разве что в полу, под паркетом, где-нибудь под батареей отопления, рядом с трубой, спускающей воду на нижний этаж – там всегда есть пустоты и плинтус легко снимается. Ну, а где бы я прятала что-нибудь недозволенное, будь я девушкой, попавшей в беду? Разумеется, в шкафу, где хранятся старые игрушки, школьные дневники и исписанные тетради. Кстати, о тетрадях! Пока еще в школах несовершеннолетние девицы скрывают свои связи – боятся сплетен, а потому помалкивают. Для тринадцатилетней соплячки роман с собственным отцом такое потрясение, которое удержать в себе просто невозможно…Остается дневник… У Вали должен быть дневник, и он находится здесь! Не зря же она приходила сюда приводить в порядок свое барахло. Перебрала старые тетради, часть из них выкинула, остальные сложила в коробку, которую задвинула в стенной шкаф, а сверху навалила каких-то облезлых кукол. В этой коробке есть место и для пистолета, если, конечно, она успела его сюда принести. Миша-то ей ключи от входной двери так и не дал!

Пазевская медленно встала с кресла, потянулась и неторопливо принялась за работу. Дела пошли успешнее, чем она предполагала. В кабинете, который с согласия зятя она переоборудовала в обитель для Валентины, Лина под батареей отопления обнаружила тайник. Там находилась коробка со старыми фотографиями и две общих тетради, исписанных бисерным почерком. Полистав страницы, Эвелина Родионовна расхохоталась – это был черновой вариант детектива с интригующим названием «Убийство – дело житейское». Потратив на его просмотр несколько минут, она решила, что держит в руках довольно занимательное чтиво, которое при соответствующей корректуре сможет заинтересовать эстетствующих бездельников. Пробормотав: «милая литературщина, непонятно только, зачем ее держать в тайнике», она углубилась в разглядывание фотографий.

Ее внимание привлекли два снимка. На одном, судя по подписи, сделанном на свадьбе Бориса, Лина увидела всю знаменитую троицу вместе со своими подругами: циничный Агин со своей пышнотелой рыжекудрой невестой, облаченной в элегантнейший белый костюм, самодовольный Миликов с Софой – тогда еще довольно фигуристой и не слишком юной, и приторно сладко ухмыляющийся Рийден-младший с тоненькой, чуточку испуганной Таней. Агина и Ми-Ми Пазевская видела только на свадьбе дочери, и если бы не дамы, она так и не узнала, на кого смотрит.

Чем больше Эвелина всматривалась в физиономии этих мужчин, тем притягательнее они ей казались.

– К сожалению, Алкис прав. Я из этого же круга, и с ними была бы на равных. Их можно обожать, можно ненавидеть, но остаться равнодушной невозможно! В любом случае, это очень яркие личности…Ум, воля, амбиции, сексуальность, порок, всего, хоть отбавляй. А какой масштаб… В глазах – водоворот страстей. Куда моей Танюше до них? Она – игрушка в их руках. Как я с самого начала до всего этого не додумалась? Скорее всего, потому, что сама попала под обаяние Миши… В этой чертовой провинции, где я провела две трети своей жизни, таких ярких людей, как эта троица нет. Одна только Азарханова имела настоящий масштаб, ум и волю… Да, в этом я не ошиблась. Их она мне продемонстрировала в полном объеме… Поделом мне. Держалась бы на расстоянии, так не влипла бы в эту кошмарную историю.

Второй фотографией, на которой остановила свое внимание Лина, оказалась та, что заинтересовала и Алкиса – за свадебным столом Полину поздравляет высокий длинноволосый блондин с греческим профилем. На снимке, что держала в руках Пазевсеая, его лицо было обведено красным фломастером, а в углу, словно кровью, было написано: Валентин Ассовский. На обратной стороне фотографии тем же подчерком значилось: Ассовский Валентин Владиславович, поляк, был направлен на работу в СредАзпроект после окончания Московского Архитектурного Института. В столице республики жил в общежитии, имел много беспорядочных связей, в том числе и с чертежницей Сифаевой Полиной. Отработав положенные по закону три года, отбыл по месту постоянной прописки. Тут же стоял московский адрес и номер телефона Ассовского.

– Понятно. Михаил отдавал фото какому-то легавому, и тот все разузнал о родном отце Вали… Значит, я не ошиблась. К Носову наша барышня не имеет никакого отношения. На самом деле она пани Ассовская.

– Весьма сочувствую Вам, мой дорогой зятек! Вам, явно, не повезло! Польская кровь – это не шуточки! – воскликнула Эвелина и в ее голове промелькнули страницы, написанные во славу непокорной, бунтарской польской души Каролиной Витгенштейн – подругой Листа, чьи перлы по этому поводу он включил в свою книгу о Шопене, а в придачу, перед глазами возник образ амбициозной гордячки Марины Мнишек, чьи холодая жестокость и коварство так гениально выписаны сумасшедшим алкоголиком Мусоргским. Нервно передергивая плечами и автоматически мурлыкая ее знаменитую арию, Эвелина переписала в свою записную книжку анкетные данные отца Вали, после чего водрузила на место коробку с фотографиями и тетради Рийдена-младшего. Литературное творчество зятя ее не занимало.

– Мне куда любопытнее взглянуть на эпистолярное наследие нашей пани Валевской, то бишь Ассовсой, – пробормотала Лина и пошла разбирать Валины игрушки. Минут через двадцать ее дневник уже лежал перед Эвелиной Родиновной. Первые страницы пестрели текстами популярных песен, потом шли описания школьных вечеров, затем появилась первая запись об отце. «Миша меня так балует! Делает дорогие подарки тайком от Тани и от мамы Евы. Все время шепчет, что обожает меня больше всех на свете. Клянется всю жизнь любить меня и как отец, и как мужчина. Говорит, что он у меня единственный близкий человек на свете, потому что Таня мне мачеха, мама Ева – жадная бабка, а папа Ал – чужой человек».

Лина раздраженно отложила дневник.

– Вот подонок! Девчонке только тринадцать, а он уже пошел в наступление. И как тонко. Понимает, что сирота, а рядом ни одной родственной души. Росла-то под присмотром эгоистки Фроси, моей инфантильной Тани и этого прямолинейного Алкиса. Естественно, после таких серенад, она, как спелая ягодка, сама упадет в пасть этого прохвоста. Возраст Джульетты. Но Миша, естественно, не станет изображать Ромео… Ну, конечно! Он же графоман! Не удержится, чтобы не разыграть сцену из Куприна! Изобразит царя Соломона и соблазнит девчонку на виноградниках так, как это описано в «Суламифи». Ну, а после станет читать ей «Песню Песней». Суламифи, если мне не изменяет память, было неполных тринадцать лет. Не зря же наш ловелас себе такую бородку отрастил. Под библейского царя работает!

Лина читала дневник до утра и страшно нервничала. Поначалу, все происходило так, как она и предполагала: в то время, когда Таня приезжала к ней помогать ухаживать за умирающей Ларисой, Рийден-младший возил юную пани в предгорья, на дачу к друзьям. Провел с ней две недели на виноградниках. Они купались на водохранилище, он читал ей стихи, философствовал, объяснял, что физиологически она уже созрела для любви, что ровесница Джульетты и находится в том возрасте, когда страсть становится смыслом жизни. То, о чем твердил девочке Миша, Эвелина могла и не читать – она и без этого догадывалась, какую песенку он будет напевать. Однако продолжение этой истории стало для нее абсолютной неожиданностью. Михаил убедил девчонку, что у нее задатки выдающейся личности, раз в свои тринадцать лет она уже поднялась над всеми общечеловеческими заблуждениями. В дневнике Вали после страниц, посвященных счастью, которое захлестнуло ее, когда она была возлюбленной развращенного интеллектуала, последовали листы с подробным описанием того ада, в котором она оказалась после возвращения домой мачехи.

Девчонка еженощно выползала на балкон, подкрадывалась к открытым окнам спальни родителей и подсматривала, как они занимались любовью. Кончилось все это дикой истерикой, успокоительными таблетками, после чего Валентина перебралась жить к Фросе. Позже интимные встречи Миши и Вали стали проходить у них дома в то время, когда Таня была на работе.

Страницы с комментариями девушки в адрес мачехи были пронизаны такой ненавистью, что Лина пришла в отчаяние. Тон записей изменился, когда Фрося, изображая тяжело больную, осталась лежать у невестки. Весь этот период Рийден младший и его возлюбленная прожили вдвоем на квартире Алкиса. Валентина, вообразив, что они уже семейная пара, надумала изгнать мачеху из их жизни и, как-то под утро, пока Михаил спал, позвонила ей. К удивлению девушки, все закончилось совсем не так, как она рассчитывала. Когда Татьяна оказалась в сумасшедшем доме, Миша сообщил своей юной подруге, что пришло время ей образумиться и понять – он не юный Ромео и ей не ровня, а потому девочке пора занять свое место в их семейной иерархии, прекратив соваться в дела взрослых. Михаил объявил своей совершенно обалдевшей любовнице, что ничьи уловки не заставят его развестись со своей сговорчивой и хозяйственной супругой, и сказал, что понимает, как страстно его мать мечтает о другой невестке – богатой и со связями, такой как Софа или Катя. Но ему подобные особы не нужны – на выходки таких жен у него нет ни денег, ни здоровья. Эту информацию с холодной учтивостью Рийден-младший выдал прямым текстом обезумевшей от ревности Валентине. В дневнике девушка писала, будто заявила отцу, что Татьяна, после пребывания в больнице, превратится в жирную корову, на что Миша ей ответил: – «Пусть Таня будет, как две коровы, лишь бы дома было тихо и чисто, и в кровать никто не лез, когда я раздражен или работаю».

Эвелина могла предположить, что угодно, но только не это. Однако, немного успокоившись, сообразила – эти байки зять наплел девчонке для того, чтобы она не строила никаких планов относительно их будущего.

– Танюша, родная, ты просто фишка в игре этого монстра! С тобой обращаются, как с наивным ребенком! Уж я бы такого обращения с собой не допустила!

Лина долго топталась по дому возбужденная и расстроенная, а потом разразилась в свой собственный адрес гневной тирадой.

– Льстишь ты себе, старая маразматичка! С тобой в ту же игру сыграла Азарханова. И ты была столь же беспомощна, как сейчас Таня. А все потому, что в это действо было втянуто твое сердце! И не тебе критиковать дочь, старая индюшка! Вы похожи до тошноты. Обе не сумели ничего доказать! Не смогли отстоять свое человеческое достоинство, потому и отправились за справедливостью к Создателю, на тот свет. Благо, не дошли. Обе получили от ворот поворот. Он, видимо, хочет, чтобы мы здесь, на земле сами за себя постояли.

Последние признания в дневнике были написаны уже на обложке. Тетрадь заканчивалась записью, сделанной через несколько дней после приезда Пазевской. В ней Валя, проклиная Мишу за распутство, описывала свое отчаяние, когда обнаружила в их квартире следы пребывания какой-то шлюхи, а после отзывалась о Лине, как о нормальной женщине, которая, скорее всего, приехала для того, чтобы вывести зятя и его мамашу на чистую воду. Писала, что Эвелина – баба с головой, но все равно так же наивна, как и ее дочь. Поверила, будто Валя и вправду не видела фотографий своей матери. Не такая уж она простушка, чтобы не выследить отца и не узнать, где у него тайник.

– Все правильно. Валентина принесла сюда дневник в тот день, когда разбирала свое барахло. Тетрадь закончилась, и она спрятала ее здесь. Интересно, что будет в следующей? Если девчонка обчистила деда, то там будет об этом. Ей с отцом въезжать сюда не позже, чем через неделю. Непременно найду ее записи, и если там об этом есть хоть слово, сообщу Алкису… Господи, как же хочется домой к Тане. Не поклянись я, что освобожу ее из лап Миноса, завтра бы уехала. Но, похоже, этот мерзавец ей, действительно, развода не даст. Может, стащить дневник Валентины и пригрозить, что отдам его в их парторганизацию? Он от страха с ума сойдет, согласится на что угодно, лишь бы его заполучить. Эта тетрадь – его волчий билет. Одно мое слово, и его вышвырнут из вуза и отдадут под суд за растление несовершеннолетней. В этой истории только Ала и жалко. Он ведь тоже лишится всего. Скажут, не сумел воспитать сына – катись в отставку.

Эвелина легла отдыхать только на рассвете, проспала менее двух часов, как раздался телефонный звонок. Это был Рийден-старший.

– К сожалению, здесь все чисто! – ответила она встревоженному собеседнику. – Я нашла тайник, но там только фотографии и рукопись Мишиной повести.

– Так наш родственник еще и графоман? Любопытно, как он пишет… Читать-то можно?

– Я пробежала глазами несколько страниц. Разбираюсь с трудом – почерк чересчур мелкий.

– Ну и Бог с ним! Меня его перлы не интересуют.

– А зря, – проворчала Пазевская, когда повесила трубку. – Умному отчиму не помешало бы поинтересоваться, что твориться в голове его чудо-пасынка. Выходит, Алкису так же, как и мне даже думать о Миносе противно. Вообще-то, на деле ситуация абсолютно банальна, но как витиевато Михаил это преподнес Вале. Что невероятного в том, что физически созревшая девушка становится возлюбленной женатого мужчины? Старо, как мир. Так, нет же! Убедил впечатлительную дуреху, будто она незаурядная личность и служительница порока, что она выше всех моральных устоев человечества, раз решилась на связь с отцом… Весьма опасный эксперимент над неокрепшей психикой глупой девчонки! Сам-то он чувствует себя вполне нормально. Знает, что она ему чужая по крови. Однако этот самодовольный пингвин и не представляет, что натворил! Убеждена, с ним произойдет то же, что случилось с Гетевским учеником чародея. Там маг-недоучка вызвал к жизни неведомые силы, а после сам от них и пострадал… А я непременно сделаю копию с дневника Вали. Если Таню пошлют на медкомиссию для подтверждения Миликовского диагноза, я там покажу записи девчонки и докажу, что моя дочь всегда была в своем уме. И ее слова – это не «галики» сексуально озабоченной женщины, убежденной, будто видела своего муже и его дочь в одной постели. Я еще и пару страниц вырву – там все это изложено ее почерком с обозначением дат. Валя этого не заметит. Ей сейчас не до того, чтобы перечитывать собственные откровения двухлетней давности.

Не откладывая свои намерения надолго, Пазевская в то же утро поехала в Институт Искусств к Гиликовой. По просьбе Эвелины та договорилась с девочками, обслуживающими копировальную машину, что они сделают Лине копию с принесенной тетради. Без протеже приятельницы те не взялись бы за эту работу – использовать машину разрешалось только для нужд, возникающих во время учебного процесса: запрет был связан с тем, что власти боялись размножения литературы не прошедшей через органы государственной цензуры.

Получив на руки копию дневника Вали, Эвелина всей душой устремилась домой. Эти материалы вкупе с откровениями, написанными девушкой собственноручно, открывали Пазевской реальную возможность вырвать дочь из рук Миши. В этот момент Лина выбросила из головы мысли о мести «мушкетерам» – так она в душе называли Михаила, Митрофана и Бориса. Зная, что здоровье Татьяны идет на поправку, Эвелина Родионовна уже мечтала о внуках, которых ей сможет родить дочь, выйдя вторично замуж. Она даже подумала об Исмаиле, как о кандидате на роль нового зятя, и эта идея ей показалась очень заманчивой. После этого Пазевская с новой энергией приступила к работе. Под ее руководством Николай вместе с помощниками, прикомандированными Алкисом в течение суток, довели дело до конца: оборудовали на лоджии столовую, установив там огромный электрокамин. На следующее утро, аккуратно законопатив там щели, Пазевская угомонилась, она решила, что теперь момент ее возвращения целиком зависит от желания Тани…

В тот же день она посетила Фросю. Явилась Эвелина, как всегда, с подарками: принесла две пачки душистого табака «Золотое Руно», коробку пустых папирос и машинку для их набивки. Просидев около часа у неухоженной и хныкающей свахи, она удостоилась чашки жидкого кофе и утомительных причитаний о тяготах преклонного возраста. Чтобы немного разрядить обстановку, Лина предложила хозяйке потренироваться в набивке папирос. Полковница справилась с этой задачей блестяще, и вскоре с удовольствием потягивала «Золотое Руно», выпуская душистые колечки.

6

На следующий день, в субботу, после телефонного разговора с дочерью, Пазевская пришла в отличное расположение духа, она поняла – дочь выздоравливает и ни в чем не нуждается – ее по-матерински опекает Ира.

– Вот и прекрасно! Пока Таня в больнице, я ей не нужна и могу делать все, что найду нужным.

К началу спектакля Эвелина, модно причесанная и элегантно одетая, подошла к театру, где ее уже ждала только что подоспевшая Загорина. Не успели возбужденные женщины перекинуться несколькими фразами, как прямо к мраморной лестнице, ведущей к входу, подкатил шикарный лимузин, за рулем которого находился Миликов. Открылась задняя дверца, и из нее вылез одетый с иголочки Рийден-младший. Он молодцевато подскочил к передней дверце, распахнул ее и из машины, опираясь на протянутую руку Михаила, вышла моложавая дама с черными волосами, собранными на затылке в замысловатый пучок, и в роскошной норковой шубе до пят.

– Это Караева! Та самая Караева! – зашептались присутствующие, тараща глаза на подъехавшую знаменитость. Прошла минута и из задней дверцы лимузина при поддержке Миши, появилась юная, тонкая, как тростинка, женщина в декольтированном черном платье с накинутым на обнаженные плечи боа из писца. На ее изящной шее и в крошечных ушках сверкали крупные бриллианты, оправленные в платину.

– Боже мой! Это же Софа! Какая же она красавица, – прошептала Эвелина, схватив за руку свою спутницу. Тем временем Кира, Михаил и Софья поднялись по лестнице и остановились неподалеку от входа. Миликов, помахав им рукой, отъехал.

– А вы, Лина, оказались правы. Ми-Ми и Караева, наверняка, очень близки… Возможно, даже друзья, – с расстановкой прошептала Загорина.

– Не торопись, Аня! Давай досмотрим этот спектакль до конца, – пробормотала Эвелина Родионовна.

Шедшие на премьеру зрители, увидев у входа в театр Караеву, узнавали ее, здоровались, а отходя, перешептывались. Вскоре к ним подошел и Миликов. Отогнав машину на стоянку у театра, он влился в оживленную компанию, которая не торопилась заходить внутрь. Было ясно, они хотят до дна испить чашу собственной популярности.