Смерть под вуалью

– Ну-ну… – Дубовик внимательно посмотрел на него из-под прищуренных ресниц.

Из-под кровати был извлечен фибровый чемодан, в котором оказались коробки с таблетками и надорванная упаковка сигарет «Winston». На полу возле платяного шкафа валялась перламутровая пуговица, очень похожая на ту, что была найдена на пожаре.

– Иван Леонидович, посмотри, скольких пуговиц не хватает у покойной на блузке? – Калошин подошел к эксперту и вместе с ним стал разглядывать застёжку. – Двух не хватает?

– Одну она сорвала, когда началось удушье. Вторая, по-моему, отсутствовала и раньше. Даже ниток нет, – говоря это, Карнаухов демонстрировал Калошину и подошедшему к ним Дубовику две небольшие дырочки внизу блузки. – Но можно поискать, – он оглядел беглым взглядом комнату.

– Поищем, – Дубовик похлопал его по плечу, – а ты, Иван Леонидович и ты, Валерий Иванович, – он повернулся к Гулько, – постарайтесь, как можно быстрее, предоставить отчеты.

Поработав ещё какое-то время в квартире Жуйко, оперативники нашли в сенях на вешалке за старой одеждой синий плащ. Прихватив все вещественные доказательства, отправились на совещание к Сухареву. По пути Калошин заехал в аптеку и сообщил ошарашенной Марте о смерти её напарницы.

– Что же получается? – Сухарев удивленно вздернул брови, когда ему доложили все обстоятельства дела. – Эта самая Лидия Жуйко и была агентом «Виолой»? Всё сходится на ней? И Арефьев был у неё? Андрей Ефимович, как думаешь? Не поспешим с выводами?

– Никодим Селиверстович, выводов пока никаких нет. Давайте дождёмся хотя бы заключения экспертов. Мало того, у нас не все свидетели допрошены. Дело совершенно мутное.

– Вы что же, сомневаетесь, что это самоубийство? – с вызовом спросил Моршанский.

– У меня нет пока причин ни сомневаться, ни быть убежденным. Да, всё говорит о самоубийстве, но мы совершенно ничего не знаем о самой женщине. Была ли она действительно знакома с Богдановой? Если да, то где их пути пересекались? Да и вообще, – разгорячившись, Дубовик стукнул кулаком по столу, – вопросов так много, что мы не вправе делать таких скоропалительных выводов.

– Хорошо-хорошо, но вы уж… – Сухарев погрёб руками в воздухе, – … давайте, не тяните… Помощь нужна? Дадим любую!

– Не беспокойтесь. В средствах я стесняться не стану. От вас требуется одно – не дёргайте ни меня, ни ребят. От тебя, Герман Борисович, – Дубовик повернулся к Моршанскому, – прошу того же. Всё, что откопаем, сразу, без задержки, ляжет к вам на стол.

– Товарищ майор, только не забывайте, что дело на контроле там! – следователь потыкал указательным пальцем вверх. Чувствовалось, что его раздражает независимое поведение комитетчика. Кроме того, и внешностью Дубовик был полной его противоположностью, что ещё больше усугубляло отношение Моршанского к красавцу майору. Даже очки, которые, по его мнению, умаляли мужественность, Дубовику придавали особенный шарм. – Как бы… – следователь сделал выразительный жест пальцами, как будто стряхивал пыль с плеча.

Дубовик неожиданно для всех громко рассмеялся:

– Вы за чьи звёзды боитесь? Герман Борисович? На мой век их хватит! – и, не дожидаясь ответа, спросил Сухарева, прекращая тем самым пикировку: – Думаю, нам пора работать.

Тот поспешил согласиться, боясь продолжения неприятного разговора, и, видя, что Моршанский, глядя исподлобья на майора, тщетно пытается найти достойный ответ, примирительно сказал:

– Перестань, Герман Борисович, будь мудрее… – и, подмигнув оперативникам, сделал выпроваживающее движение руками.

Выводы экспертизы относительно смерти Жуйко были однозначны: отравление барбиталом.

Сам Карнаухов подробно описал картину отравления:

– Таблетки барбитала хорошо растворяются в спирте, но не в воде, и фармацевт об этом знает. Кроме того, Жуйко страдала алкоголизмом, перед смертью несколько дней пила, а это очень усугубляет картину отравления, при хроническом алкоголизме эти таблетки противопоказаны. Мало того, доза была ударная – два с половиной грамма. Примерно столько же осталось в стакане. От такого отравления произошло отслоение кожи, что ещё раз подтверждает наличие барбитала в крови. Смерть была неизбежна. Так что, Жуйко не оставляла себе ни единого шанса. У неё произошла аспирация рвотными массами, то есть занос частичек пищи в лёгкие, что вызвало нарушение функции внешнего дыхания – асфикцию. Хочу обратить ваше внимание на то, что в рвотных массах я обнаружил остатки той же колбасы, что и у Капустиной: «Деликатесная», твёрдокопчёная, высший сорт. Именно от неё мы обнаружили в мусорном ведре у Жуйко шкурку с остатками мяса и жира. – эксперт пробежал глазами по листку: – собака профессора Полежаева была усыплена тем же препаратом. Так, что ещё? Да, водка в стакан налита была из той бутылки, что стояла на столе.

Гулько добавил картину смерти своими экспертизами:

– На бутылке, стакане, дверном крючке, на упаковке «Winston», на чемодане – отпечатки пальцев только самой Жуйко. В комнате есть разбросанные отпечатки пальцев других людей. Я их классифицировал, есть мужские и женские; как будут необходимые отпечатки для идентификации – скажу чьи. Обе пуговицы – от блузки, надетой на трупе. Губная помада и в доме, и на губах, и на окурке, найденном на пожарище, одна и та же. Пока всё.

– А что, отпечатки пальцев Капустиной не идентифицируются с теми, что обнаружены в доме Жуйко? – спросил Калошин.

– Да нет там её отпечатков, – пожал плечами Гулько. – Я и сам удивился. Где же тогда Капустина угощалась такой колбасой?

– Я думаю, что нам необходимо взять реванш: Доронин с Воронцовым идут к участковым с фотографиями всех фигурантов, привлечете дружинников; обходите все улицы, дворы, особенно охватываете район универмага и домов, прилегающим к месту убийства Капустиной. Всем участковым поставьте чёткую задачу и следите за исполнением, чтобы никто не просиживал штанов в кабинетах. К делу привлекаем оперативников ОБХСС. Необходимо проверить аптеку, узнать каким образом лекарства в таком количестве оказались у Жуйко. Также, надо узнать, где торгуют из-под полы дефицитной колбасой, кто из наших фигурантов имел возможность её купить. Проверять надо будет и все кафе, закусочные, забегаловки. Я еду выявлять все связи Арефьева по месту жительства и работы – у нас теперь есть фотографии его знакомой. Возможно, это поможет нам приблизиться к разгадке убийств. Геннадий Евсеевич, на тебе соседка Жуйко – Самохина и Марта Гирш. Поработай с ними, вытащи из них всю возможную информацию. – Дубовик помолчал, потом сказал, чётко разделяя каждое слово: – С нами «играет» серьёзный противник, не меньшего ранга, чем знакомый вам Вагнер. Дело об убийстве Арефьева затрагивает сферу деятельности закрытого предприятия. Но оно же связано и со смертями Богдановой, Капустиной и Черных. Таким образом, я буду требовать у прокурора объединения этих дел. Вы, наверняка, обратили внимание, что противник обходит нас на шаг. Думать, что среди нас завёлся «крот», я не могу. Во-первых: верю каждому из вас, во-вторых: слишком профессионален тот, кто совершает эти преступления. Когда речь идет о бандитах, такое ещё можно допустить. Да и бороться с ними проще. Но тут… – он поправил очки: – Кто из вас за время расследования этих дел хотя бы раз открыл кобуру? – Внимательно оглядев присутствующих, утвердительно пристукнул ладонями по столу: – Во-от… Это-то и есть самое сложное. Мы не видим и не чувствуем врага. Вроде бы стоит перед нами, а лица не видать: прячется под вуалью. Поэтому наша с вами задача – содрать её и открыть это лицо.

– Товарищ майор! А разве не Жуйко совершила все эти злодейства? Ведь не зря же она покончила с собой? – поинтересовался Костя Воронцов.

– Всё это, может быть, и так, но мы должны отсечь все вопросы, которые у нас пока ещё не разрешены, и все улики, найденные в ходе расследования, привязать к Жуйко. Поэтому – работаем! – Дубовик ещё раз припечатал ладони к сукну стола и встал.

Выходя из кабинета, повернулся к Калошину:

– Геннадий Евсеевич, я к Сухареву, потом жду тебя у машины. Есть пара вопросов.

Глава 12.

– Хочешь съездить на квартиру Жуйко? – Дубовик пытливо смотрел в глаза Калошину, когда они стояли на улице у машины.

– Ты угадываешь мои желания? Каким образом? – Калошин с ожесточением пнул, валявшуюся на дороге, консервную банку.

– Нервничаешь? – Дубовик проследил взглядом за отлетевшей в пожухлую замерзшую траву банкой. – У тебя, Геннадий Евсеевич, всё на лице написано было ещё тогда, когда ты возле трупа вертелся и всё под стол заглядывал. Я, честно сказать, попытался разгадать твои мысли, но решил, что ведь ты всё равно мне расскажешь, – он мягко потрепал майора по плечу.

– Психо-олог… – Калошин вдруг улыбнулся: – А ты мне, определенно, нравишься всё больше и больше. Да, я не чувствую спокойствия. Могу объяснить, почему. Только, в самом деле, лучше там, на месте. Хочу убедиться, что не ошибаюсь. – Натягивая перчатки, махнул рукой: – Поехали!

Уже по дороге Калошин вдруг спросил Дубовика:

– Слушай, Андрей Ефимович, а чего это ты так развеселился, когда тебе этот толстяк про звёзды намекнул?

Дубовик, улыбаясь, махнул рукой:

– Да он, можно сказать, в цель попал: мне вчера мой генерал заявил, что если не раскрою это дело, отдаст меня на растерзание самому Серову, а к вам пришлет «десант» из «более компетентных товарищей из комитета и прокуратуры».

– Так и сказал? – Калошин недоверчиво покосился на Дубовика.

– Слово в слово. Только ведь я не боюсь: мои заслуги останутся при мне, а у меня их немало, и со своей головой, скажу без ложной скромности, не пропаду. А вообще, понимаю, что это всё генеральское словоблудие: не так он кровожаден, как пытается порой показать. Просто сам боится. Но усилить нашу команду прокурорскими – может. А если честно сказать, смех – это реакция такая у меня, в целях самозащиты. Стоит только дать слабину, этот «пингвин» заглотнет, как рыбёшку. Не доставлю я ему такой радости, пусть не ждёт. Я ещё жениться хочу, – Дубовик посмотрел на Калошина. – Как думаешь?

– А чего это я должен за тебя думать?

– Не за меня, а со мной. Я Варвару твою хочу взять в жёны.

Машина резко затормозила. Калошин, разволновавшись, до белизны в костяшках пальцев, сжал руль, осипшим голосом спросил:

– А она?

– Ну, откуда же я знаю, что она?.. Я с ней об этом пока не говорил.

– Тьфу ты, чёрт! Напугал. Я-то уж решил!.. – Калошин облегченно вздохнул.

– Погоди, Геннадий Евсеевич, – Дубовик развернулся к нему всем телом, – ты что же, против?

– Это вам решать без меня. Просто что-то я испугался, что, вот так, вдруг, и свадьба!.. Я с Вариной матерью два года женихался…

– Через два года мне будет сорок! А вообще, у всех по-разному!.. Да, возможно, спешу! Я тебя понял, но пойми и ты меня! – горячась, Дубовик ударил кулаком по приборной доске.

– Ну, хоть для приличия подружите! «Ромео»! – рассмеялся, наконец, Калошин, и обоим сразу стало вдруг легко, а Дубовик даже негромко приятным баритоном спел: