Если у блондинки проблемы с головой и два автомата – это не ее проблемы, или Мечты массового поражения

Ладно, заснуть уже не удастся, особенно после Димкиного рассказа. История презанятненькая. Помимо секретных бумаг везут образцы в московский филиал Института? Нафига? Оборудование здесь, хвала субботникам, прекрасное, москвичам по нонешним временам такое и не снилось. Оно, отделение это, вообще создано в основном для вербовки и переправки в Зону новых научных сотрудников. Полковник что, настолько любезен и согласился передать подарок – научное оборудование из Зоны в Москву?

Крысуля почесала затылок и опять потянулась к телефону. Если переполненный впечатлениями Димка недавно был в профессорском кабинете, значит он сейчас на работе, не так ли? А тогда и Док, скорее всего, там же. Сегодня воскресенье, но, как известно, понедельник начинается в субботу… у тех, кто выспался, по крайней мере. Где Док, в кабинете или в лаборатории? Вероятно, в лаборатории – не стал бы Димка при нем читать разбросанные по столу черновики секретных документов. Скорее всего, Док послал Димку в кабинет за какой-нибудь ерундой вроде авторучки. А рядом с ней на столе эта бумага и обнаружилась. Крысуля сложила в сонной голове этот нехитрый кубик Рубика… пардон, в наших широтах следует говорить кубик Веприка, провернула барабан телефона и вызвала лабораторию туманологии:

– Док, – спросила она в лоб, – Я правильно понимаю, что секретную информацию из твоего кабинета надлежит оперативно растрепать по всей Зоне?

– Просекла, – рассмеялся искаженный переговорной мембраной голос на том конце Иглы. Качество звука у телефона оставляло желать лучшего. Много чем плох этот аппарат. Можно сказать – всем. Но перехватить разговор никакая вражина не может в принципе. Мечта всех секретных контор и лавочек, да и для нас, грешных, вещь не лишняя.

– Чего ж тут не понять, – меланхолично ответила невыспавшаяся Крысуля. – Док, а посылка-то в московский филиал нафига?

– Внимательная! Но вот про посылку никому говорить не надо.

– Я так и поняла, что дело именно в ней. А в чем фишка?

– Извини, но этого я пока рассказать не могу. Это действительно секретная информация. Пока. Скоро все узнаешь.

– Как вы все достали меня своими идиотскими тайнами, – раздраженно буркнула Крысуля и отключилась. Ладно, Институт энтузиаст Димка и сам обзвонит. А раз так, то на ней, Крысуле, Склиф и военная часть. Она крутнула барабан, переходя на другого абонента.

– Здравствуйте, Сепола Лашмидаровна. Новость слышали?

* * *

Дверь с шумом хлопнула и в кабинет ввалился Шерстяной, возбужденный до выпученных глаз и оскаленной пасти. Аж слюна капала.

– Маня! Новость!

Маня развернулась в компьютерном кресле. Почему она выбрала своим «троном» именно его, было загадкой для всех ее сподвижников и соратников. Добро бы еще солидное кожаное, а тут… какая-то хлипкая фитюлька с сетчатой спинкой. Впрочем, Маня вообще предпочитала стиль «модерн»… ну, как она его понимала. И вообще всякую изящную эстетику… пусть и хлипкую, но именно что изящную… опять же как она это понимала. Со своими бойцами Маня изъяснялась по фене – профессиональные обязанности, что ж вы хотите. Но в ближнем кругу она пользовалась исключительно литературной речью и вообще всяческим словесным рафинадом. От этого советники балдели, а некоторые даже пугались. Но Шерстяного не беспокоили причуды предводительницы – по роду работы ему приходилось общаться с очень разным народом, и он одинаково хорошо владел и благородной феней, и жалким лепетом лохов.

– Так ты слышала новость?

– Какую именно, лапа? – лениво поинтересовалась Маня. – Новостей в мире много. Охолони, дружок. Говори толково и как бы… с чувством, с толком, с расстановкой, вот…

Маня любила цитировать классику. Она была образованной дамой, и гордилась этим.

– Новости – во! Первый класс! – гаркнул Шерстяной во всю свою нехилую глотку. – Полковник намылился отправлять экспедицию на Большую Землю. Вся Зона бурлит и булькает как водка в глотке.

– Во-на?.. – заинтересованно протянула Маня. – И на кой э-э… пенис? На, лапа, хлебни для успокоения нервов, а то ты взвинченный какой-то.

Маня осторожно – не сломать бы своими лапищами – поставила на маленький стеклянный столик пузатый графинчик и набулькала до краев большую чайную кружку. Китайскую, с синими драконами. И сунула ее Шерстяному. Тот выхлебал залпом и, судя по тому, как он характерно крякнул, для успокоения ему выдали не водички и не корвалолу. Впрочем, требуемый эффект был, пожалуй, достигнут. Шерстяной вроде бы успокоился и плюхнулся в кресло напротив Маниного. Это было обычное крепкое и устойчивое кресло, а не ажурная фитюлька на одной ножке и колесиках – Маня не задавалась целью привить своему окружению тягу к прекрасному. Делать ей больше было нечего!

– Официально считается, что везут секретные документы, – заговорил Шерстяной уже более уравновешено. – Отчеты, информацию о нашествии котроллеров и разгроме ихней колонии во второй локации. И всякое такое.

– Ха! – Маня крутнулась в кресле. Хлипкая конструкция жалобно скрипнула под ее весом и опасно накренилась на бок. – И в это кто-то верит?

– Гы! – Шерстяной рыкнул, выставив кривые желтые клыки – Над этим ржет весь Зажарск, все Болота сколько их не наберется – Большое, Гнилое, Желтое и прочие. Склиф тоже со смеху помирает в полном составе. Маня, душевно тебя прошу, кончай вертеться – свалишься!

– Не свалюсь, я уже приладилась, – отмахнулась Маня. – Ну, ты меня порадовал, дружище. Я думаю, нас эта экспедиция очень даже интересует.

– А то! Информаторы говорят, мужиков посылают дюжее некуда. Поволокут, значится, много и тяжелого. Что бы это могло быть, а, Маня?

– Ха! Даже безмозглый псевдочервяк поймет – артефакты. А информаторы твои… – Маня аристократически поморщилась и сплюнула на пол. – Все чистюли сволочи, но эти – всем чистюлям чистюли.

– Они полезны, – пожал плечами Шерстяной. – Кстати, они говорят,что на экспедицию уже положила глаз куча всяческого делового народа. Серьезного, я имею в виду. И нашего… в смысле – измененных, и чистюльского. Даже те сталкеры, которые никогда и боже упаси, и они задергались. Этот ихний Петр Иваныч, зря он что ли в тайные чуланы столько лет артефакты стаскивал? Да это же вся Зона знает! Недаром вокруг его складов последнее время какая-то возня началась. К чему бы?

– Не измененных, а отмеченных, – поправила его принципиальная Маня. – Глаз они положили, ха! Пусть эти твои… – она проглотила какое-то бранное слово и продолжала. – Пусть разобъяснят всем этим глазастикам – на экспедицию положила глаз не кто-нибудь, а Большая Маня! Так что свои блудливые буркала они могут засунуть себе под хвост. И поглубже – там они будут сохраннее.

– Обижаешь! – опять рыкнул Шерстяной. – Уже сделано. Но это отпугнет не всех. Жадность сильнее ума.

– Ты у меня умница, – одобрила Маня. – Давай так. Бери Короеда, Шестилапого и Кривонога и через полчаса в мой кабинет. Обсудим детали.

– Можно и раньше.

– Я сказала – через полчаса, – отрезала Маня. – Ты что, меня не понял?

* * *

Это был типичный монстр, криворожий и корявый. При взгляде на него у свежего человека с Большой Земли возникло бы устойчивое заикание. Но Маня искренне воспринимала своего гостя как особу приятной, но не запоминающейся наружности. Гость смотрел на нее гневно, сердито раздувал ноздри широкого кривого носа. Маня же глядела благостно и предельно невинно.

– Ты, между прочим, отвлекла меня от дел, – сказал гость сердито. – И если по пустякам…

– Уступить тебе кресло? – спросила Маня. – Ой, да что ж ты так смотришь? Я что-то не то сказала? Извини, я простой бандит и не знаю слов политеса.

Маня, разумеется, кокетничала. Она считала себя отнюдь не бандитом, а Борцом За Идею.

Гость свирепо глянул на кресло и машинально потер бок.

– Что б я не видел здесь больше этого кресла! – рявкнул он.

Да… Валяться с задранными вверх ногами, как прошлый раз… кажется, ему это категорически не понравилось.

– Как скажешь, начальник, – покладисто согласилась Маня. – Буду его уносить перед твоими визитами и ставить другое. Но… Я ведь правильно понимаю, что по вашему этикету я как подчиненное лицо должна уступить тебе свое любимое место? Именно любимое?

Маня давно усвоила, что на вопрос, заданный неожиданно и в лоб, чужие невольно говорили правду. Для существ, безошибочно чувствующих ложь и привыкших к таким же собеседникам, вранье было вещью непривычной, требующей умения и значительного внутреннего усилия.

– Да, – невольно брякнул гость. Поморщился и рявкнул. – «Простому бандиту» таких слов, как этикет, знать невместно!

– Как скажешь, начальник. Я буду приносить другое кресло. Но… как же это… ведь тогда получится, что ты все равно не сидишь на моем любимом месте? – обеспокоилась Маня. – Мне-то нравится именно это кресло, оно такое изящное.

И ведь не врала, что характерно.

– Это что ж выходит, я не буду оказывать тебе уважения? И… ох!… даже может быть… э-э… хамить?

Если бы Маня прибавила, что это ее искренне огорчает, собеседник с легкостью поймал бы ее на наглом вранье. Но дураков нет – Маня прервала свою мысль на середине и уставилась на гостя с наивной озабоченностью.

– Зараза! – с чувством выругался тот и плюхнулся в устойчивое гостевое кресло. И принялся сверлить ее свирепым взглядом. Маня смотрела невинно и преданно.

– Мы сделаем так, – постановил наконец гость. – Я буду сидеть здесь. Но и ты в этом кресле сидеть не будешь! Ты сядешь на пол, поняла, стерва? Действительно, свалишься еще с этой фитюльки посреди серьезного разговора, с мысли меня собьешь… нехорошо получится.

Гость уже вспомнил, что собеседница лжи не видит, и он может нести любую дичь в свое удовольствие и без потери достоинства.