Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– А кто его знает. Людишки болтают, тут в подземелье полукровок держут.

– А на кой?

– А на кой тебя сюда привозили?.. Только их тут, говорят, потом ещё живьём кромсают и мясо едят.

– Матерь Божья!

– Видала этих, у ворот, здоровых, в чёрном? С глазами красными? Это они на человечьем мясе такие вымахали-то. Вами-то они брезговают, ни один на тебя не полез. У них-то в подвале полукровочки, чистые, не тебе, дура, чета.

– Так это одна из них сбежала?

– Не, мужик сбежал. Собак заколол, слышь, и туда вон – во-он, туда, – побёг.

Телега приостановилась, доски над Алисой заскрипели – крестьяне смотрели на тропу.

– Ну, и тропинка! Там только козам бегать-то.

– Он, поди, с обрыва – то свалился.

– Ой, смотрите, ещё собака! Ух, здоровая какая!

– Смотрите, туча какая заходит! – Перебила всех женщина. – Щас дождина начнётся, промокнем все!

– До харчевни бы успеть! Пошли, клячи, пошли!

Телега покатила быстрее, грохоча и подпрыгивая на камнях. Алиса зажмурилась и стиснула зубы, Иво, который из-за скрипа и грохота ничего не слышал, цеплялся под телегою за всё, что мог, из последних сил. Ветер поднял пыль, сорвал шапку с возницы, взлохматил гривы мулов. Под первыми тяжёлыми каплями крестьяне остановили телегу возле придорожной харчевни, бросились внутрь. Потемнело, посвежело; ливень хлынул сплошной стеной, порывы ветра швыряли воду на съёжившихся мулов. Под этим ливнем Иво беспрепятственно выбрался из-под телеги, помог вылезти Алисе, и, нырнув под защиту ближайших кустов, они бросились в лес, не разбирая дороги, настолько напуганные тем, что их могли заметить и пуститься в погоню, что не скоро смогли остановиться и перевести дух. Алиса тут же в изнеможении, с тихим стоном боли, повалилась на землю, и Иво подхватил её на руки, понёс вдоль ручья, пока не нашёл нависший каменный карниз, под которым можно было спрятаться. Здесь, глубоко под скалой, было сухо, сюда не проникал сквозняк; здесь лежали рогожи, лежал сушняк для костра на месте старого кострища, и даже огниво, с помощью которого Иво сумел разжечь костёр, хоть и не делал этого уже давно. Небольшой костерок согрел и успокоил их немного.

– Как ты? – Иво бережно устроил бледную и вялую Алису на рогоже.

– Плохо… – С трудом выдохнула она. – Мне больно… Но это не главное, Иво! Он сбежал – Гэбриэл, он сбежал!

– Откуда ты знаешь?

– Люди в телеге говорили… – Алиса теряла сознание. – Собаки… Гэбриэл… Гэб… – Глаза её ушли под веки, она обмякла на руках у Иво. Он стиснул её в объятиях, замёрзший, растерянный… Зажмурился, и сквозь веки полезли слёзы.

– Ты искал меня. – Эльф Килмоэль говорил почти без акцента. – Зачем?

– Двадцать лет назад, – ответил Гарет, – мои мать и брат были похищены. Брат получил большой ожог, и мама повезла брата к нашей эльфийской родне, чтобы вылечить. В пути они пропали. Бесследно. Впоследствии отец нашёл только останки их слуг и охраны в лесном озере. Больше ничего.

– Я знаю об этом. Лара Ол Таэр была любимицей эльфов. Светоч Красоты.

– Что ещё ты об этом знаешь?

– Ничего. – Был лаконичный ответ. Гарет растерялся. «Ничего» значило ничего – с эльфами бессмысленны были подкуп, уговоры и угрозы.

– Но мне сказали… – Он так явно был расстроен, что эльф улыбнулся.

– Мне ничего не известно о похищении твоей матери; но о бесследных исчезновениях я кое-что рассказать могу. Не ручаюсь, что тут есть связь, но похожи они несомненно. Лара была Звезда Эльфов, Светоч Красоты, и если тебе поможет то, что я знаю, я буду горд.

По человеческому счёту, прошло чуть больше пятнадцати лет. У меня был брат, Энлиль. Мы с ним повздорили: он влюбился в полукровку, надо признаться, девушку редкостной красоты, и ушёл с нею из Таурина. Ты знаешь, эльфы берут полукровок в прислуги или для работы на ферме; но если они начнут рожать, они быстро вытеснят нас. Они сильнее. Это серьёзно, и поблажек мы не делаем. И Энлиль ушёл. Они с женой поселились за пустошью, которую дайкины называют «Пустошью старого короля». Брат и его жена, её звали Мария, охотились и добывали янтарь и ониксы; меха и камень они время от времени приносили на рынок в Таурин. Потом у них родился сын, Рил Рамар, что значит, Золотой Дождь, и ещё через семь лет дочь, которой дали два имени: её назвали Мария, в честь матери, и Гуэнда, Серебристый Тополь – так захотел отец. Когда я узнал, что Эрны благословили их союз вторым ребёнком, да ещё девочкой, я смирился с выбором брата и поехал искать его и его детей.

– И… – Выдохнул Гарет. Лицо эльфа было бесстрастным.

– Я опоздал на пару часов. Когда я нашёл его, мой брат ещё жил, но спасти его было нельзя: его изуродовали и посадили на кол. Я воспользовался магией Крови и увидел, как погибли моя невестка и мой брат. Я увидел его глазами, как Мария привела в дом дайкина, который заблудился и попал в капкан; они дали ему еды, лекарств, приняли его радушно, и Энлиль потом проводил его до дороги в Найнпорт. Ночью этот дайкин вернулся. Не один. С ним были рослые, одетые в чёрное молодчики, с закрытыми лицами. Они застали Энлиля врасплох. Марию они захотели сначала изнасиловать, но она сражалась мечом, и им пришлось проткнуть её копьём. То, что она умирала, не помешало насилию. Они насиловали её, а человек, которому она помогла, встал ногой на её голову и почти выдавил ей глаза. Всё это видел мой брат. Но детей они не убили. И мальчика – он тоже пытался драться, хоть ему было всего семь лет, и его ударили по голове, и девочку, которой было всего полтора года, – эти твари забрали с собой.

– Я прервал мучения моего брата. – Таким же ровным голосом продолжал Килмоэль. – А перед этим поклялся ему, что найду его детей и спасу их. Я думал, что это будет легко.

– Ты не смог. – Сказал Гарет. Килмоэль чуть наклонил голову.

– Ни магия крови, ни попытка идти по следам, ни поиски ничего не дали. Они словно канули в ничто. Их нет ни среди мёртвых, ни среди живых.

– Как и мой брат! – Вскричал Гарет, не в силах больше сдерживаться. – Но что-то за это время узнать ты смог?!

– Да. – Глаза Килмоэля свернули куда ярче, чем глаза Гарета. – Узнавать было трудно, всё это покрыто какой-то странной магией. Дайкины этого не видят, но для эльфов она выглядит, как серый туман. И в этом тумане невозможно искать и действовать. Я покупал помощь дайкинов, как бы мне не претило это… Но мои племянники важнее моих амбиций. И узнал от этих дайкинов, что существуют какие-то фермы, где содержат детей-полукровок, которых по всему Острову скупают монахи, называющие себя… Румыния, если я правильно произношу это слово. Эти монахи утверждают, что в их стране к полукровкам относятся очень хорошо, их там примут в добрые семьи, они будут счастливы. Девушки, которые в лице своих младенцев получили огромную проблему, охотно продают их. Или не охотно – мои источники говорят, что если монахи не могут купить такого ребёнка, они похищают его. Я пытался следить за ними, но это невозможно: их прикрывает та же самая серая мгла. Я бессилен перед нею. Но однажды я видел дайкина, предавшего семью моего брата и выдавливающего глаза моей невестке. Я видел его мельком, в Сандвикене, и сразу упустил; но успел услышать обрывок его разговора с другим дайкином, который называл своего собеседника Доктором. Они говорили о партии свежего мяса. Но я понял из контекста, что говорят они о живом товаре, о рабах. Я упустил их в том проклятом тумане. – Повторил Килмоэль. – Но я умею ждать. Я умею ждать и искать. Мои племянники живы, я знаю это. И пока я сам жив, я буду искать.

– Как ты сказал, назывались эти монахи? – Спросил Гарет.

– Румыны, патрон. – Поклонился Марчелло. – Румыния – это страна далеко на юго-востоке. Слишком далеко, чтобы здесь, в Нордланде, кто-то мог уличить этих, якобы румынов, во лжи.

– Не суть! – Воскликнул возбуждённый Гарет. – Я не вижу этого тумана, для меня его не существует. Значит, я могу искать. Покажи мне этого… Доктора. Я знаю, ты можешь.

– Ты не эльф, и не моей крови.

– Я внук Перворожденных и эльфинит. Я смогу.

– Хорошо. – Поколебавшись, сказал Килмоэль. – Я попробую. Но если ты узнаешь…

– Если я узнаю, я сообщу тебе. Если я буду поблизости, я вытащу твоих племянников, клянусь!

– Ему уже двадцать два, а девочке, ей шестнадцать, с половиной. Если они хоть немного похожи на своих родителей, они очень красивы. У мальчика очень тёмные глаза, темнее даже, чем у местных эльфов, и почти белые волосы; а вот девочка… Брат считал, что она вылитая мать, а значит, она вся золотистая: золотистые глаза, волосы, смуглая кожа. Его зовут Рил, а её – Мария. Мария Гуэнда. У Рила, возможно, сохранился шрам на голове. Я буду вечным твоим должником, если ты сумеешь хотя бы что-то узнать! – Килмоэль ловко уколол палец Гарета и выдавил каплю крови, которую растворил в небольшом количестве воды и выпил её. Затем протянул руку, и положил ладонь на лоб Гарета. Марчелло привычно подался к ним, насторожившись, но ничего не произошло. Только Гарет вдруг побледнел и как-то задрожал. Килмоэль убрал руку и сказал:

– Прости. Это то, что я мог тебе показать; но теперь ты знаешь мой кошмар.

– Мне кажется, – Гарет облизнул пересохшие губы, – что мне знаком этот ублюдок. Я точно его никогда не видел – больно противная рожа… И всё же мне кажется, он мне знаком. Марчелло, дай вина. Я, всё же, не эльф… Для меня эта картина…

– Ты её скоро забудешь. – Тихо сказал Килмоэль. – А я буду видеть её вечно. Я хочу только сказать ещё: если понадобится эльфийская помощь, скажи мне.

– Да. Возможно, понадобится. – Гарет сделал эльфийский жест признательности и обещания, и они расстались. Хлоринг залпом выпил огромный бокал вина, закрыл лицо руками.

– Простите, патрон… Но что он вам показал… и КАК?

– Магия крови. Эльфийская. Я видел глазами его брата, на глазах которого его жену, уже умирающую, насиловали и… видел того ублюдка, что давил её голову. – Гарет громко выдохнул, потёр лицо руками. – Господи! Меня аж трясёт. Как не ненавидеть после такого, Марчелло, КАК?!

– А что он говорил о памяти?

– Эльфы не забывают. Понимаешь, люди более страстные и пылкие существа, чем эльфы; они сильнее любят, сильнее ненавидят. Но постоянно гореть невозможно, и со временем человеческие чувства угасают. А эльфы холоднее, но их чувства постоянны. Выражение «Время лечит» – не про них. Он в самом деле будет помнить это всегда. Я забуду… слава Богу. А он – нет.

– Это ужасно. – Содрогнулся Марчелло. – Теперь и я понимаю, за что они так сильно ненавидят нас…