Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– Он говорил.

– Что он говорил?

– Вопросы разные задавал.

– Какие?

– Где Сады Мечты находятся, что есть снаружи, и так далее.

– Что далее?

– Ну, всё про то, что в мире делается.

– Что ты ему говорила?

– Да почти ничего. Смеялась над ним, говорила, что голышом ему там всё равно делать нечего.

– Почему не донесла, что он говорит об этом?

– А меня никто не спрашивал. – Дерзко ответила Марта. – Это дело стражника, который должен был со мной сидеть, а он тут сидел? Этот великан здоровый был, как дракон, что, если б он разозлился, да и прибил меня на хрен?

– Значит, что-то ты сказала? – Зловеще нахмурился Шторм.

– Сказала… – Неохотно бросила Марта. – Что если что, то лучше места, чем эльфийское побережье, ему не найти. И что ближе всего здесь Таурин.

– Что ещё?

– Ещё я ему вина давала. Он требовал.

– Почему не попросила стражника, чтобы охранял тебя?

– Потому.

– Отвечай, уродка, – отвесил ей пощёчину Шторм, – почему не пожаловалась стражнику?!

– Он издевался надо мной! – Огрызнулась Марта. – Всячески меня…

– Пошла вон! – Скривился Шторм. – Десять плетей, и больше на кухне тебе делать нечего! Будешь убирать навоз, там тебе самое место!

Марта и испугалась плетей, но и почувствовала злорадство: так тебе, скотина! Так вам всем! Они и не заподозрили её истинной роли, и она испытала огромное облегчение. На кухне она и сама не собиралась оставаться, она хотела как можно скорее свалить отсюда.

День этот показался Иво бесконечным. Устроив голову и плечи Алисы у себя на коленях, он сидел, чутко прислушиваясь к каждому звуку и шороху, с ужасом ожидая, что их найдут. Очень страшно было за Гэбриэла – как и Алиса, он почти уверен был, что его схватят и убьют, уже это сделали, и он напряжённо ждал Марты, уже почти не надеясь, и всё-таки… Алиса то впадала в забытьё, то приходила в себя и начинала тихо плакать, и Иво, пытаясь отвлечь её, рассказывал ей о себе, спрашивал про то, как это началось у них с Гэбриэлом, и правда ли, что она учёная? Он жалел Алису очень. Он не был, как Гэбриэл, наделён чувством ответственности и благоговением к слабости и нежности, но зато был сам по себе существом добрым, полным сочувствия и жалости ко всему живому – как и положено Фанна. К тому же он очень сильно ощущал особенность Алисы, инстинкт Фанна подсказывал ему, что с нею связано что-то очень важное, совершенно особенное и даже… сакральное; что она – не простая девушка, она нечто большее. И он заботливо ухаживал за нею, уговаривал пить, правда, так и не уговорил поесть; успокаивал. Алиса за этот день прониклась к нему самыми тёплыми чувствами, доверием и благодарностью, и почувствовала себя немножко лучше, ободрённая его присутствием и заботой. Под вечер она уснула, и Иво, уставший от тревоги, бессонницы и ожидания, задремал тоже… Разбудил его голос Алисы. Она уже могла говорить, не очень внятно, но вполне доходчиво. Попросила пить. Иво дал ей воды, и Алиса, жадно выпив, спросила:

– Вы не знаете, что с Гэбриэлом?..

– Не. Марта должна знать. И чего ты мне выкаешь?.. Обращайся «ты».

– Я не привыкла. – Прошептала Алиса.

– Я тоже не привык. – Ласково улыбнулся Иво. Вошла Марта – они прятались в крохотном чулане за кухней.

– Пошли ко мне. – Сказала хмуро. – Ох, и связалась я с вами на свою голову! Одно утешает: завтра я с деньгами буду уже далеко. Что с малюткой?

– Мне лучше. – Сказала Алиса, и прижала кулачки к груди:

– Что с Гэбриэлом? Умоляю… скажите правду, пожалуйста! Я с ума сойду… Если он умер, – продолжила она, и глаза её наполнились слезами, – я тоже умру. Я не хочу… не буду жить без него. Я умру, и не буду вам обузой…

– Я не расспрашивала, боялась. – Сказала Марта. – Но ушки на макушке держала. Вроде, его ранили, и думали, что убили, но тела не нашли, и теперь ихний главный выспрашивает, куда бы он мог отправиться.

– Вы сказали?!

– Ну, сказала… Сказала, что он собирался бежать к эльфам, в Таурин. Надеюсь, они поверили.

– Я чувствовала, – прошептала Алиса, – что он жив. Но мне при этом так страшно, так тяжело… Он ранен! Он ранен, и где-то, может быть, умирает, один, без всякой помощи…

– Успокойся. – Иво неумело, но ласково погладил её по голове. – Успокойся, пожалуйста! Пошли… – Поднял её на руки, поразившись тому, какая она лёгкая.

В кухне Марта уже приготовила две котомки, маленькие и неприметные, в которые положила по маленькому ножу, хлеб, сыр, пироги, огниво, трут и две бутылки с каким-то травяным отваром. Испачкала и Иво, и Алисе волосы и лица сажей, заметила:

– Больно вы приметные… Так-то лучше будет. Обыкновенные крестьянские замарашки, никто и внимания не обратит. Ты, красавчик, только глаз не поднимай, они тебя мигом выдадут. Да и не принято это, на господ и стражников пялиться! Убегать будем отдельно. Я и так с вами рискнула, не знаю, как. Ну, вот! Сидите тихо и ждите. Крестьяне вот-вот здесь будут; их телеги и мулы весь двор заполонят, столпотворение будет то ещё. Я ещё постараюсь свинушку какую упустить, прибавлю суматохи… Вы в это время спрячетесь в телеге. Ты, мелкая, забирайся сразу в сено и забивайся под доски, на которых возница сидит; стражники, даже если будут для порядка в сено тыкать, туда не полезут. А тебе, красавчик, лучше под телегой схорониться. Там, на осях, можно устроиться и продержаться до ближайшей харчевни. Вчера гроза была, и сегодня собирается, так что повезло нам, просто не знаю, как сильно повезло. Под дождём из телеги выберетесь, и в лес бегите…

– А дальше? – Нерешительно спросил Иво.

– А дальше, – отрезала Марта, – сами справляйтесь. Я и так много для вас сделала. Жизнью рисковала, между прочим!

Уже к вечеру еврей, которого звали Мойше, или Моисей, Левин, лесными тропами добрался до сгоревшей и заброшенной деревеньки, где в старой трёхэтажной башне, в которой прежде стоял отряд стражи, жил со служанкой Тильдой и немым полукровкой Гансом. Мальчишку этого Моисей подобрал в ноябре: кто-то оставил его на перекрёстке привязанного к столбу, избив, отрезав язык, раздев и облив водой. Моисей долго выхаживал его, так как помимо прочего тот ещё и сильно простыл, но так и не узнал, кто и за что поступил с пареньком так жестоко. Ганс помогал по дому, делал всю мужскую работу и уходить не собирался. Тильда поначалу Моисея ругала, но на самом деле к найдёнышу привязалась, сама дала ему имя и даже баловала… Не смотря на внешнюю сварливость, Тильда была женщиной доброй и не очень умной, но весьма добродетельной. Они с Моисеем прибыли в Нордланд из Силезии, где в погроме погибла вся семья Моисея; Тильда, хоть и не была еврейкой, тоже потеряла всю свою семью – она имела глупость выйти за поляка, которого тоже прикончили погромщики, вместе с сыном Тильды. Моисей, чудом тогда выживший, подобрал её на пожарище, чуть живую, выходил, и это спасло его самого – после гибели семьи он не хотел жить, и только Тильда, раненая и отчаявшаяся не меньше него самого, помогла ему выстоять, как он помог ей. Так они и приехали на этот остров, вдвоём, и поселились в деревне Гремячей, пока её не спалили за какую-то провинность. И в этот раз уцелев, они так и остались здесь. Моисей, прекрасный врач и аптекарь, готовил зелья, сушил травы, приготавливал декокты и мази, и продавал их в Найнпорте довольно дорого; теперь, когда их хорошо знали, он пользовался большой популярностью, но не открывал места своего обитания, и отказывался от самых заманчивых предложений – даже от предложения самого барона, стать его личным врачом. Он предпочитал свободу и возможность помогать тем, кого здесь ненавидели, пожалуй, даже больше, чем евреев на его далёкой родине, в Европе. Он находил, выхаживал и помогал скрыться на эльфийское побережье многим из них. Тильда страшно переживала, что это может погубить его, утверждала, что полукровки сами виноваты, но всё же тех, кого подбирал Моисей, жалела, ворчала, но помогала выхаживать.

Увидев Гэбриэла, она сначала ахнула, потом возмутилась:

– Матерь Божья, ну, тут ты сам себя превзошёл, старый ты олух! Ты посмотри, это же бандит с Красной Скалы, наёмник, убийца, и поделом ему досталось!

– Не шуми, женщина, лучше помоги! Ганс! Ганс!

– Ну, зачем он тебе?! – Не сдавалась Тильда. – Ты знаешь ведь, кто они такие, насильники, убийцы, живодёры! А ты его в дом! А?!

– Он не один из них, Тильда. – Подоспевший Ганс помог Моисею, и Тильда присоединилась к ним.

– Осторожнее… – Хрипел Моисей. – Я унял кровь, но в любой момент…

– А тяжёлый какой! Просто великан! Наверх мы его не затащим! Погодите, я внизу приготовлю… – Тильда метнулась, отодвинула от окошка под лестницей стол, при помощи Ганса на широкие чурки уложила две крепкие доски, и на это импровизированное ложе они уложили Гэбриэла, сняв с него изорванную, окровавленную одежду.

Тильда перекрестилась, увидев израненное тело Гэбриэла, её светло-голубые глаза увлажнились от жалости.

– Он не из них. – Повторил Моисей, склоняясь над своим приобретением. – Судя по его коже, он много лет не был на солнце, может быть, никогда. Местные евреи говорят, что в ТОМ замке есть тайные подземелья, где с молоденькими полукровками делают страшные вещи, насилуют, избивают, сдирают живьём кожу. Тильда, я думаю, этот юноша оттуда, а одежду он использовал для побега.

– Тем более! Его же искать будут! Забыл, почему Гремячее сгорело?! Да с нас со всех шкуру сдерут, если найдут его здесь!

– Он уже здесь, Тильда, он-таки уже здесь. – Моисей приготовился извлекать остатки болтов, и Ганс помогал ему. – А прятать беглецов, за которых больше, чем убивают, нам уже не впервой. Посмотри на него! Молодой, красивый и сильный, как Самсон, но что ему пришлось вынести! Разве не кощунство – так терзать живое существо? – Он извлёк первый болт, бросил на подставленное Гансом блюдо. – Тем более, такое молодое и прекрасное!