Хроники Нордланда. Грязные ангелы

– Кончай придуриваться, жирдяй! – Нахмурился белобрысый. – Вали давай отсюда!

– Я бы пошёл. – Сказал Нэш, снимая с седла узел, и вынимая оттуда боевой топор – прекрасное оружие с великолепно выделанной рукояткой. В другую руку он взял круглый щит. – Но что поделать, не люблю я, когда всякая деревенщина командовать мною начинает!

Его ленивые, неспешные движения и внешнее туповатое добродушие обманули налётчиков: они не ожидали стремительной профессиональной атаки. Белобрысый получил щитом по лицу, а топором по ногам так быстро и точно, что никто даже не понял, как это произошло. Остальные и напасть не посмели – поняли, что имеют дело с профессионалом, и мгновенно исчезли, словно и не было. Белобрысый, живой, но с окровавленными ногами, хрипло орал и матерился у ног Нэша.

– Я не убийца. – Сообщил ему Нэш, аккуратно вытирая топор краем его одежды. – Наёмник, но не убийца. Не вынуждай меня, и жив останешься. А ноги… Ноги заживут.

– Я понял, господин! – Залебезил белобрысый. Нэш подышал на сверкающее лезвие и протёр его насухо мягкой тряпочкой, которую достал из кармана. Не обращая больше никакого внимания на незадачливого налётчика, Нэш тщательно упаковал оружие обратно и двинулся по дороге дальше, как ни в чём ни бывало.

– Господин! – Через несколько минут Иво перестал оглядываться, и переключился на Нэша. – Господин, вы так дерётесь!

– Я пиво хорошее варю. – Добродушно возразил Нэш. – И этим горжусь. А драка…

– Научите меня драться, господин! – Иво не захотел слушать про пиво. – Я все деньги вам отдам, только научите! Я должен уметь защитить Алису, я поклялся!

– Вы на самом деле-то куда идёте, в Лисс, поди?.. Да ладно вам, все полукровки туда бегут. Так вот что я вам скажу. Если погони боитесь, лучше вам пойти через Гранствилл и Ригстаун; людей эльфы дальше не пускают, а вас пропустят. Так что пошли до Блумсберри вместе. Я вас сумею защитить, а вы мне компанию составите. Как вы на это смотрите?

– Спасибо вам большое! – Вмешалась Алиса с высоты седла и сумок. – Мы с удовольствием вам составим компанию, вы не сомневайтесь!

– Вот и славно. А защитить… Научу, чему смогу, почему бы и нет? Только деньги свои спрячь, мне они не нужны.

Хозяин примчался уже на третий день, и никто в замке не сомневался, что будет плохо. К этому моменту Шторм мог рассказать ему в подробностях, как всё произошло; всё казалось связным и логичным. В целом он был прав: как именно смог сбежать Гор, он расследовал досконально, нашёл тех стражников, кто не дождался смены на Южной башне, что и позволило беглецу выиграть время, нашёл даже тайник Марты в заброшенной башенке в старом крыле, где обнаружилась кровь – подтверждение того, что один из беглецов был ранен.

– Я считаю, что ранен был Гор, – говорил Шторм своим низким глуховатым голосом, – крови было много, с такой раной Гор просто не смог бы сбежать; и он подставился, чтобы сбежал второй.

– А уродка? – Скрипнув зубами, спросил Хозяин.

– Она сбежала отдельно – мы уже выяснили, её видели в порту, но на какой корабль она села, не смогли узнать. Нас не очень… любят. Я думаю, – продолжил он, – что всё-таки Гору кто-то помогал извне. Иначе куда делось тело?.. И куда делся Эрот? Он не мог уйти никуда, минуя хоть одну деревню; его ждали везде, но он словно испарился. Их кто-то подобрал. Кто-то, кто организовал и оплатил побег извне.

– Кто-то… извне. – Хозяин закрыл глаза, стараясь успокоиться. – Но кто?! А?! Какая тварь?! Его братец?

– Исключено. – Сказал Гестен, который тоже присутствовал. – Мы следили за ним и его итальянцем, не выпуская из вида ни на минуту. Он ни с кем не встречался, а его итальянец расспрашивал о Дикой Охоте и о связях Барр.

– Но разве может быть, чтобы его приезд сюда и побег этого засранца были совпадением?! – Хозяин встал и прошёлся. Волнение не проходило, наоборот. Противное чувство в груди усиливалось и мучило, страх стыл в животе, панический, мерзкий страх, которого он не знал уже давно.

– Может, и нет, но как они смогли бы договориться?! Они точно никак не могли пересечься, и никто из тех, кто мог бы донести, ни с герцогом, ни с Марчелло не общался.

– Это точно эта тля, Гелиогабал. – Прорычал Аякс. – Он же постоянно ныл, что это грех, держать здесь крещёную душу…И выкупить его пытался, помнишь?..

– Он не посмел бы!

– Или Бель. Эта тварь шибко хотела заполучить засранца, распутница старая, помнишь, сколько за него предлагала? А эта ни перед чем не остановится, если чего-то хочет.

– Может быть. – Драйвер приостановился, надежда затеплилась в его сердце. – Если это она, она ни слова никому не скажет. Никто не узнает… Шторм! – Он повернулся к нему. – Ты показал себя исполнительным и сообразительным. – Шторм чуть покраснел от удовольствия и гордости, глаза засияли. – Я доверяю это тебе. Он не должен, – задыхаясь, Хозяин рванул ворот рубашки, – слышишь, не должен попасть в Гранствилл, ни в коем случае! Ни в Гранствилл, ни в Лисс. Обложи все дороги, пошли кого-нибудь в окрестности самого Гранствилла, чтобы муха не пролетела!

– Он, возможно, уже там… – Заикнулся Шторм, ещё не смея поднять головы.

– Нет. – Прошипел Хозяин. – Он не там. Он не может быть там. Но если его похитил Гелиогабал, он может попасть в Гранствилл, а этого ни в коем случае нельзя допустить. Нельзя! Если он, конечно, жив.

– Это легко узнать. – Аякс бесцеремонно вырвал у Шторма окровавленные тряпки, которые тот нашёл в тайнике Марты, лизнул и пососал кровь – Шторма передёрнуло при этом. – Он жив. – Сказал Аякс уверенно, глаза его горели мрачным огнём. – Жив, тварёныш. Всегда был живучий, как собака! Я дам вам своих людей, а ещё советую нанять парочку головорезов, которые раскопают его и во дворце, и у самого папы Римского под кроватью! А сам прослежу за его братцем. Зашлю шпиона на его корабль, и если щенок там, убью их обоих.

– Займись этим. – Кивнул Хозяин. Посмотрел на Шторма. – Ты всё слышал?

– Да, господин. – Шторм ещё ниже нагнул голову. – Сделаю.

– А мне нужны эти уроды, – хриплым от бешенства голосом произнёс Хозяин, – которые ушли с Южной башни.

Гэбриэл никак не мог очнуться; терзаемый болью и жаром, мучился сам, мучил тех, кто ходил за ним. В башне стоял тяжёлый запах гноя, мочи и лекарственных снадобий; Тильда, причитая, рвала на повязки новые холсты один за другим. Потерявший столько крови, с гниющим бедром, Гэбриэл просто должен был умереть, но он упорно цеплялся за жизнь, и Моисей столь же упорно боролся вместе с ним. Он спал урывками, забросил все свои занятия и дела, и менял повязки и компрессы, по часам давал Гэбриэлу лекарства, вскрывал гнойники, протирал его настойкой от пролежней. Из глубины своего беспамятства Гэбриэл отвечал тихим шёпотом и тихими же стонами – сил не было больше ни на что. Разобрать, что он шепчет, кроме частого «Алиса!», было уже невозможно. В такие мгновения Моисей печально вглядывался в бледное, осунувшееся лицо, всё ещё прекрасное, не смотря на печать страдания, нечеловеческую бледность и тени вокруг глаз. Боль мучила его день и ночь, морфий почти не помогал; Моисей вскрывал гнойники в ноге, но их оказывалось больше, чем он думал, или какого-то, самого глубокого, он не мог найти – воспаление не проходило, раненый метался в жару. Тильда, в который раз подойдя к Моисею, чтобы посмотреть на Гэбриэла, вдруг покачала головой и со скорбной уверенностью произнесла:

– Не сможешь ты его у смерти отбить, бедный мой Мойше.

– Всё в руках Господа. – Моисей и сам уже начинал смотреть на Гэбриэла, так сказать, «в прошедшем времени». – Но пока бедный мальчик дышит, надежда таки есть!

– А ты заметил, туман какой? И страшно стало в лесу. Я ведь никогда не боялась, а тут отойду от башни, и жуть какая-то находит.

– Туманов в эту пору года не должно быть, Тильда.

– Вот и я о том же! – Понизила голос Тильда. – Помнишь, Ганс нам собаку, птицу и елку нарисовал? Так вот, ястреб над башней то и дело кружит, здоровенный такой, и волчьи следы я уже второй день нахожу совсем близко. Что-то здесь не так, Мойше, с мальчиком этим что-то не так. И парень странный приезжал, и сам он странный. Такой красивый, посмотри, разве бывают такие красивые, даже полукровки? Ему всё хуже, бледный, губы белые – а всё равно красивый.

Моисей покивал, сменил компресс на лбу Гэбриэла, полотенцем, смоченным холодной водой с уксусом, вытер лицо, шею и ключицы. Гэбриэл отреагировал на минутное облегчение: ненадолго прекратил качать головой, сморщился, тихонько застонал, сглатывая. Сухие, белые, с тёмными трещинами, губы приоткрылись, показав краешки голубовато-белых зубов. Моисей осторожно приподнял его голову и влил лекарство. Гэбриэл чуть сморщился от горечи, но в себя не пришёл. Он никак не мог выбраться из паутины бреда, хоть порой и понимал, что бредит, даже почти приходил в себя, но боль была такой, что очнуться окончательно было невозможно. Ему казалось, что если придёт Алиса, то ему станет легче, он сможет освободиться, боль станет терпимой – и он звал её, когда мог, то тихо, то громко, в надежде, что она услышит и придёт…

– Гэбриэл! – В который раз уже проснулась ночью Алиса с громким возгласом, и Иво проснулся тоже, гладил её по голове, успокаивая.

– Ему плохо! – Заливалась слезами Алиса. – Он меня зовёт! Я знаю, знаю, что я ему нужна!

– Но как мы его найдём? – Иво верил ей и тоже мучился. – Чем мы ему поможем?..

– Мне кажется, я могу его найти. – Всхлипнула Алиса. – Мне кажется, что это очень просто, только я ещё не знаю, как… А ему так плохо, так плохо! Иво, ему очень плохо!!! А что, если они его схватили и мучают?!

– Что это вы? – Сонно спросил Нэш. Они ночевали в лесу, вот уже вторую ночь подряд, потому, что Нэш не хотел вести их в человеческие гостиницы.

– Алисе опять кошмар про Гэбриэла приснился. – Сказал Иво. – Всё нормально, уже всё.

Им, конечно, несказанно повезло, что они встретили Нэша: с ним, под его защитой, они без помех и приключений, не торопясь, добрались уже до деревни Городок, и назавтра, до обеда, должны были быть в Блумсберри. Нэш много рассказывал им по дороге о тех местах, где они идут, про Элодисский лес, про деревни, про города… Наивные Иво и Алиса полагали, что деревни, которые они миновали, это и есть огромные города – столько людей за раз они никогда не видели! – но Нэш смеялся над их наивностью и говорил, что это всё были маленькие деревеньки, а завтра они увидят город, правда, тоже маленький.

– Гранствилл, – рассказывал он утром, собираясь, – вот тот город куда больше, но и он не такой уж и большой. Вот Константинополь – вот это да, малышня, вот это огромный город, его ни за день не обойдёшь весь, ни за два, и красиво там так, что и не выскажешь. Тепло там, куда теплее, чем здесь, и цветёт всё так, что дух захватывает. Цветы огромные, не то, что здесь, и пахнут… Эх. Такая красота!

– А это далеко? – Спросил Иво. – Посмотреть бы…

– Далеко, парень. Очень далеко. Года три добираться, через Англию, Францию, Италию.

– А это что? – Спросил Иво.

– Это другие страны. – Ответила Алиса. – Про Англию я почти ничего не знаю, Мадмуазель мне больше про Францию рассказывала, а Италия – это где Венеция и Рим, про это мне рассказывал Учитель. И про Константинополь я знаю, только мало. Он на Востоке, великое восточное царство, наследник Рима…

– Точно, девочка. – Кивнул Нэш. – Тамошние схизматики в больших контрах с Венецией; венецианские дожи здорово провернули эту аферу с Латинским королевством… Только зря они, право слово. Дальше своего носа не видят, а мы сталкивались на востоке с этими демонами, сельджуками, а ведь только Византия их и держала на расстоянии… Мы там… – Нэш вздохнул. – Это страшное зло – война. Это страшное, злодейское зло. – Они вышли назад на дорогу, с которой свернули поздно вечером, и она вскоре вывела их на самый берег Фьяллара. Когда Алиса и Иво впервые увидели эту реку, они визжали, кричали и прыгали от восторга, как дети: это была очень большая и очень красивая река. Каждый раз, когда дорога возвращала их к ней вплотную, река удивляла и восхищала их новым, совершенно не похожим на прежний, по-своему прекрасным видом. Сейчас она текла меж меловых холмов, поросших лиственными лесами, буками, клёнами, ольхой, орешником и дубами. Перед Блумсберри путники вошли в дубраву, похожую на парадный зал: вековые стволы-колонны, изумрудно-золотистый потолок и зелёный ковёр мягкой травы под ногами с ярко-жёлтыми, белыми и синими брызгами цветов. Алиса любовалась древесными стволами, запрокидывала голову и любовалась мощными ветками, широченными кронами, игрой солнца в листве… Апрельские ароматы окутывали их, кружили голову. Это было так здорово, и если бы не мысли о Гэбриэле, не тоска по нему и не страх за него, Алиса была бы абсолютно счастлива.

Почти по самой кромке воды дорога привела их к южным воротам Блумсберри, через которые они попали в порт: шумное, людное место, с деревянными настилами, грудами ящиков, мешков и корзин; у деревянных причалов стояли корабли, большие и маленькие, одни разгружались, другие загружались, грузчики носили товары, кричали, ругались, смеялись. Иво, как ребёнок, жался к Нэшу, по-настоящему напуганный таким столпотворением, пока Нэш, потрепав его по плечу, не сказал весело: