– На танец ты ее пригласил?
– Нет – она меня. Почему – не знаю. После этого начали встречаться. Вот и все…
– Нет, не все…
– Что ты еще хочешь знать?
– Я хочу знать… Хочу знать… Про это… – Ирина выделила слово интонационно. – Как э т о у вас произошло?
(Кажется, она тоже заволновалась…).
– Мне не хотелось бы об этом говорить.
– Почему?
– Я не очень хорошо себя чувствовал, то есть – не очень уверенно.
(Бог с ней – с моей «репутацией»…).
– Почему не очень уверенно? – словно следователь на допросе, допытывалась Ирина. И сама же ответила. – Потому что у тебя это было в первый раз?
– Да! Потому что такого опыта, до встречи с этой женщиной, у меня еще не было.
– Ясно. А она?
– Что – она?
– Как она себя вела?
– Ради Бога, Ирина, давай это оставим…
– Хорошо, больше не буду. Просто мне это интересно… Вы расстались?
– Да.
– И снова вопрос: почему?
– Ну, почему люди расстаются?
– Это я тебя спросила.
– Трудно сказать… Наверное, у нас не было прочной привязанности друг к другу. Возможно, из-за разницы в возрасте.
– Я поняла. Прочной не было – была порочная… Ой, прости! Нечаянно сорвалось…
Ирина хлопнула себя пальцами по губам.
– А кто она была… есть по роду занятий?
– Аспирантка-филолог – пишет диссертацию о поэзии «шестидесятников».
– О чем?
– О поэзии шестидесятых годов. Если честно, то я у нее был не один – как однажды выяснилось. Она встречалась с разными мужчинами. А наши отношения были эпизодическими…
– Я же говорю: проститутка…
– Опять ты за свое!
– Забыла! Прости… Прости… Прости…
Как будто маленький – чрезвычайно колючий и нестерпимо вредный – бесенок вселился в Ирину.
Такою я ее еще не видел…
Она открыто дразнила меня! Задирала! Вела себя демонстративно вызывающе. Настырно. Дерзко. И делала все сознательно. Словно задавшись целью: во что бы то ни стало – вывести меня из себя, спровоцировать на какое-нибудь неадекватное действие, некрасивый, или грубый поступок. По отношению – к ней. Я почувствовал это по прозвучавшим в ее голосе ироничным, или даже саркастическим, ноткам. И сам голос у нее изменился – сделался резким и злым, если голос может быть злым. Все ее взвинченное поведение – демонстрировало это. По всей видимости, Ирине очень хотелось, чтобы в плане «профессиональной принадлежности» женщина, с которой я был знаком, – на самом деле оказалась той, кем она ее себе вообразила (при том, что в мою голову подобная мысль не приходила…). Я только не мог понять: для какой цели Ирине это было нужно?
Может быть, за этим ее – показавшимся мне агрессивным, или, как минимум, недружелюбным, выпадом скрывалось не что иное, как обычная ревность, которая, вероятно, в таком возрасте уже может заявлять о себе в полную, или почти в полную силу, и Ирина не смогла (или не захотела…) это чувство в себе подавить?
– Она брала у тебя деньги? – упрямо продолжала испытывать мое терпение Ирина.
– Деньги? Откуда они у нашего брата-учащегося? Так, конфеты, шоколад. Иногда цветы…
– Тогда все ясно: она делает это из любви… к искусству… к филологии…
– Как тебе хочется…
– Мне не хочется никак! – раздельно, и с не прошедшей еще злостью в голосе, произнесла Ирина.
На этот ее пассаж я не отреагировал. Она совершенно меня запутала! Сбила с толку!
Все острее ощущая неловкость создавшейся ситуации, дискомфорт, при полном непонимании, каким образом из этого положения выпутаться, – я вновь предпринял попытку распрощаться с Ириной и уйти.
И опять она меня остановила.
– Погоди…
Я подчинился и не сдвинулся с места.
– Сейчас…
Ирина как будто что-то задумала.
Далее произошло следующее.
Девушка слегка повернулась гибким своим корпусом. Подняла вверх руку. И, привстав, набрала в ладонь с нависавшей над головой ветки несколько начавших уже покрываться красной краской рябинок. После чего села и протянула руку ко мне.
– Угощайся!