Прости мне мои капризы

Помедлив, я взял с ее ладони одну ягодку и, не зная, что с ней делать, стал катать между пальцами.

– Ты должен ее съесть!

– Она еще не созрела – горькая!

– Ну и что, что горькая? Ешь!

– Это приказ?

– Да!

– Слушаюсь, барышня!

Я положил рябинку в рот. Стараясь, чтобы ни одна черточка на лице моем не дрогнула (рябина действительно оказалась очень горькой и твердой…), – разжевал и проглотил.

– С первым заданием ты справился на отлично! – воодушевленно сказала Ирина. – Объявляю тебе благодарность!

– Рад стараться, барышня!

– Задание номер два…

Ирина снова предъявила мне свою ладонь.

– Давайте, барышня, все! – сказал я, намереваясь покончить с угощением одним махом.

– Нет!

Она убрала руку.

Подумала.

Затем поднесла ладонь с рябинками ко рту и, выпятив приоткрытые свои губы, – одну за другой – словно птица, «склевала».

Жевала и пережевывала незрелые эти плоды Ирина долго! Давясь и морщась, как от сильной зубной боли. Даже бусинки слез выступили на ее глазах! Но – мужественно дожевала.

– Да, барышня, это вам не конфеты сладкие кушать! – сочувственно произнес я.

– Не кон… фе… феты! – согласилась со мной барышня (от неприятного, вяжущего действия разжеванных и проглоченных ягод – ее всю передернуло…). – Кстати, о конфетах, точнее, о шоколаде. Я, вот, о чем сейчас подумала. Мне ведь ты тоже даришь шоколадки. Я их так люблю! Это любимое мое лакомство, просто не могу без него жить!

– Ну, и что же? Живи, то есть лакомись, себе, на здоровье! В магазине шоколада – сколько угодно.

– Мерси! Но получается, что я у тебя в долгу?

– Помилуй Бог, Ирина! Как можно! – я едва сдержался, чтобы не закричать. – Думай головой, а не… не… прежде чем говорить такие вещи!

– Я пошутила! Пошутила! – поспешно отступила Ирина. – Не тем местом подумала! Извини!

Она повернулась ко мне и повторила:

– Извини!

– Принимается…

– А если без шуток…

Ирина взяла меня за руку и крепко сжала. Затем, понизив голос, произнесла:

– Я хотела бы, чтобы ты был моим первым мужчиной!

Это уже не горячая, накрывшая меня с головой, штормовая волна, а огромный вулкан – с вырвавшейся наружу массой клокочущей, кипящей лавы! Которая меня пожирает, растворяет в себе, как ничтожную, микроскопическую пылинку…

Браво, Джульетта!

Браво!

Во сколько, вы говорите, годочков милая эта девочка – дочь синьора и синьоры Капулетти, свела с ума, несколькими летами старшего, достойного юношу Ромео – сына синьора и синьоры Монтекки?

В тринадцать?

Четырнадцать?

То-то оно и есть!

Точно-точно!

Право же!

И никуда от очевидного этого факта – не деться!

А мамаша – мамаша-то ее какова? Далеко позади оставила юную свою дочь! В ейном возрасте, то есть в возрасте дочери – дама знатного рода синьора Капулетти – уже успела родить! Право же! И «теперь» достойнейшей этой женщине было – всего двадцать восемь лет от роду, или около того!

Что это означает?

Это означает то, что высказанное Ириной намерение, которое, конечно же, пришло в светлую ее голову не вдруг и не теперь, является – вполне нормальным!

Естественным!

И самое главное – жизнеспособным…

– Что ты, там, шепчешь? – прервала сумбурные мои мысли Ирина.

– Я… Ничего… Ничего…

– Только, знаешь, – не сейчас. То есть, я хочу сказать: не в этот мой приезд. Если можно, не буду объяснять – почему… Да, забыла тебя спросить: а ты этого хочешь?

Лучше бы она этого не говорила! Промолчала! Отчего немота не сковала вольные ее уста? Разве мало мне выпало сегодня испытаний? И, вот, еще…

– Я хочу тебе сказать одну важную вещь, Иринка! – глуховатым, как будто севшим, голосом, произнес я.