Табор вернулся на Землю. Детективный роман

В лифте мы вели себя пристойно. Я просто обнял девушку и слушал своим телом её сердцебиение.

– Мы не знаем друг друга, Зара, – сказал я. – Ваша мама права…

– Мама считает, что у цыган первая любовь навсегда. Если же она не обоюдная, то такое увлечение заканчивается страстью. А страсть – сущность сиюминутная. Любовь же – вечна…

– Вчера мы не всё рассказали о себе.

– Да, Максим, – сказала девушка. – И у нас есть время для продолжения диалога. Что бы узнать правду о нас и нашем будущем. Если нет препятствий этому и нет веских оснований скрывать настоящую сущность помыслов в себе, то истина скоро проявится в белом или чёрном свете…

В этот философический миг нашего бытия двери лифта открываются…

Перед нами стоит Крошечка рядом с гудящим пылесосом и улыбается.

Глава третья

Дорога, ведущая к хутору, выглядит неплохо. Похоже, что её недавно отсыпали песком и гравием, отутюжили скрепером и утрамбовали катком. Так что «Хонда» с низкой посадкой могла бы прошелестеть по ней, как по кольцевому автобану. Но я не стал указывать на это Заре.

– Надо же! – словно дублируя мои мысли, восклицает девушка. – В прошлом году здесь плескалось болото! Мы с папой на «Патриоте» с трудом добрались до бабушки.

– Видимо папа посодействовал строительству, – предполагаю я.

– Это не папин профиль. Он как-то обмолвился, что в двух километрах от Озерков находятся заброшенные песчаные карьеры и в них решено построить хранилища для списанных боеприпасов и полигон для их уничтожения. Вот и начали строительство дороги. А строить для хуторян! Да ни за какие коврижки!..

– Действительно, – соглашаюсь я, притормаживая авто перед мутной лужей, разлившейся на пути. – У нас в стране не принято ради жителей, проживающих в заброшенных поселениях строить дороги через заболоченные низины. – Лужа оказалась не глубокой – одна видимость. – А вот снести стоящий на пути строительства хуторок без предоставления населению жилплощади это, пожалуйста. Тем паче, для нужд нашей любимой армии…

– Да вы, Максим, пацифист! – восклицает Зара.

– Нет! – возражаю я. – Я не против справедливых и освободительных войн… Я не против службы в армии. Свой срок по призыву отслужил добросовестно. Но я против милитаризма во всех его проявлениях. А ещё, мне жутко не нравится армейская бесхозяйственность. У нас ежегодно взрываются склады с боеприпасами. Страдает мирное население, гибнут военнослужащие… – Я осторожно проезжаю по жёлтому зеркалу очередной лужи и увеличиваю скорость. – О чём это я?

– О милитаризме! – напоминает Зара.

– Вот именно!.. У нас всё начинается мирно и безмятежно!..

– Да, – соглашается она. – Например, с похищения тапочек из квартиры генерала.

– !!!

– Но мне это безмятежное начало понравилось!.. Максим, через сто метров направо съезд на грунтовку. Вот за этой рощицей с озерцом – наш хутор.

Притормаживаю и вглядываюсь в берёзовые заросли.

Серые шиферные крыши строений замелькали между деревьев. До них от военного тракта метров пятьсот.

Дорогу к приютившимся на лесной поляне домам, конечно же, никто не благоустраивал. И оставшийся до них отрезок пути стал бы для «Хонды» непреодолимым.

Покачиваясь на кочках и ухабах, словно парусник, попавший в шторм, «шестёрка-бригантина» вошла в гавань. То есть на просторную площадь, по периметру которой размещены дома, хозяйственные постройки, гараж. По ней бегают стайки босоногих ребятишек, за ними гоняется игривая вислоухая дворняжка, а возле гаража прогуливаются куры.

Детей и кур для трёх хуторских домов, кажется слишком много.

Путешествуя во время отпуска по русским селениям, я заметил, что в них до ужаса пусто. Нет в них ребятишек. И кур там некому выращивать. Лишь доживающие свой век старушки приглядывают за брошенными их детьми хибарками.

А здесь не видно взрослых. Только дети. Их и не счесть!..

Всё население хутора в возрасте от года до десяти вдруг захороводило вокруг машины, словно потревоженная птичья стая. Цыганята: смуглые, чумазые, весёлые и счастливые щебечут вокруг на русском, румынском, цыганском.

Стоило остановить машину, как её плотно облепили черномазые мальчишки, и огромные чёрные глаза принялись изучать содержимое салона, то есть нас.

Девчонки, наши пассажирки, тут же выскочили на площадь и растворились в общей массе детворы. Всё внимание аборигенов тут же переключилось на них. Словно дети давно знакомы и не нуждаются в представлении друг другу.

И щебечущая стая отклеилась от «бригантины», сплотилась в плотную массу и переместилась в угол двора. Там, под сенью лохматого клёна, распластался самодельный на козлах стол с лавками, где босоногим цыганятам можно как следует изучить приехавших гостей, одетых не по-цыгански, чистеньких, причёсанных и, наверное, умеющих читать и писать.

– Это моя родня, – сказала Зара, открывая дверь машины. – Сейчас я познакомлю вас, Максим, с бабушкой Радой.

Я не помню, какой выглядела старуха Изергиль в рассказе Максима Горького. А бабушка Рада предстала перед нами в виде доброй и весёлой волшебницы.

– О, моя красавица! – услышал я, стоило мне вслед за девушкой выйти из машины. – Моя ненаглядная зоренька, моя радость! Как хорошо, что твои очи сейчас смотрят на меня, а мои видят тебя!

Из какого дома появилась старая цыганка, я не заметил.

Она тихо возникла перед нами и уже обнимает внучку, гладит её худыми смуглыми руками по плечам, целует её в щёки. Ловким взмахом руки освобождает от резинки пушистые волосы девушки и нюхает их, как цветы.

– Уже год как мы здесь, а ты так редко к нам приезжаешь! Васька мой – генерал, ему не до нас! А ты могла бы быть у родной бабушки чаще. Ну да ладно! Как я рада тебя видеть! И мои глаза наполняются слезами радости…

Бабушка промокнула шейным платком глаза, отступила на шаг от Зары и обратила внимание на меня.

– И кавалер у тебя – красавец! Молодой! – Посмотрела на внучку, стрельнула хитринкой из глаз, покачала головой. – И непростой кавалер!.. Видный!.. И что? по сердцу тебе? Или он только подвёз вас до хутора?.. Не опускай глаза! Вижу, что непростой извозчик! А я и у него спрошу про тебя. Он всё расскажет бабушке…

Я стою возле машины и рассматриваю пожилую цыганку. По долгу службы мне приходится иметь с ними дело. Попадаются они в полицию за разные проделки. То обманут кого-нибудь, то продадут что-нибудь не то.

Рада ничем не отличается от соплеменниц. В цветастом одеянии. Под бархатной жилеткой, не смотря на тёплую погоду, несколько кофточек и несколько пышных юбок, из-под которых видны смуглые босые ноги, привыкшие к земле. На руках серебряные браслеты, на длинных пальцах кольца и перстни отражают золотистые лучики. На груди, поверх одежды несколько золотых цепочек и монисто из монет. В ушах дорогие серёжки с большими красными камнями. На голове повязан цветной платок в виде тюрбана, из-под которого выглядывают густые пряди седых волос.

Возраст бабушки Рады определить сложно. Ибо выглядит она хорошо, подвижная, не подвержена каким-либо недугам, сковывающим движения. В больших чёрных глазах светится цыганский ум, напитанный опытом кочевой жизни.

Сладострастные комплементы бабушки Рады в мою адрес меня не смущают. Потому что они исходят от женщины привыкшей говорить их каждому, лишь бы задобрить попавшего на удочку простака. Разумеется, я сделал поправку на то, что эта женщина непросто цыганка, а родной человек девушке, которая мне по душе. И я не исключаю того, что эта бабушка станет родной и мне… А может и не станет… Размечтался, извозчик!..

Макс! Табу на контакт с дочерью от Полины Ивановны получил? – держись от цыган подальше!

«Всё проходит, пройдёт и это…»

– Как зовут тебя, мил человек?

Рада вскинула голову вверх, и это движение мне показалось знакомым. Зара делает так же.

– Максим, – представляюсь я и подхожу ближе.

– Максим, – повторяет бабушка. – А меня можешь называть бабушкой Радой. Или просто Радой. Тебя же буду кликать Ромой, если забуду твоё русское имя. Ты отзывайся. У нас всех хороших мужчин Ромами зовут. А какой ты человек, мы скоро узнаем… Если не увижу тебя больше в моём доме, значит, не понравились мы тебе… Если обидишь мою красавицу, Бог тебя накажет!..

Рада внимательно посмотрела на меня.