Лишний

Треск, и правая нога Лёшки провалилась в пустоту. Алексей успел лишь ухватиться за трухлявый край подоконника и отчаянно тащил себя вверх. Тянул и тянул себя, скребя непослушными пальцами по растрескавшимся от времени когда-то белым доскам, выл сквозь сжатые до боли зубы. Он должен выбраться. Должен. Анька тащила его изо всех сил за одежду, стоя уже на улице, на самом краю окна. Лешка остервенело дергал застрявшую в треснувших досках ногу, ещё и ещё, крича и изворачиваясь от боли. Высвободился, заскочил на подоконник, уцепившись дрожащими руками за край рамы, пошатнулся вперёд. Аня не устояла, и, вскрикнув, зависла над бездной. Её испуганные глаза, её тянущиеся к Лешке руки, её молчаливая мольба о помощи. Он рывком бросился вперёд, ни о чём не думал, растерял все чувства, забыл об осторожности, перехватил Аню за талию, втянул обратно. Не устоял, поехали подошвы кроссовок, ударился о спиной, соскользнули вместе с Анькой вниз, в бездонное.

В глазах у Лёшки потемнело, в голову ударила кровь и невыносимая раздирающая на части боль скрутила его изнутри. Он с размаху упал на что-то жёсткое, ударившись головой и неудачно вывернув больное плечо. Леша, застонав, чуть приоткрыл глаза: яркий слепящий свет бил с идеально белого потолка, делал больно, вдавливал в пол, размазывал сознание. Рядом лежала Анька, свернувшись в клубочек, поджав ноги под себя, закрыв руками лицо, она всхлипывала и вздрагивала. Он всё ещё держал её за талию. Морщась от боли в спине, плече и шее, перекатился на бок, крепче обнял и притянул к себе. Анька уткнулась носом ему в грудь и разрыдалась.

– Говорил же, не зарекайся, Алёшенька, а ты не поверил, – раздался над Лёшкой знакомый голос, а секунду спустя появился и его обладатель. Это он, Лёшка, только старше. Старее. Зажмурился, простонал. Нет. Это не он. Это хуже, чем самое худшее. Это дно. Андрей Андреевич резким движением повернул Лёшку спиной на пол и пощёлкал перед его глазами пальцами. – Живой, Алёшенька?!

Лёшка замер на месте, кажется, забыв просто дышать: увидел оборванца-дворника из родного двора в идеально чистой комнате со светлыми стенами и потолком, совершенно новым пластиковым окном и тёплым полом. Да, ладно! Он всё же сошёл с ума, а это – психушка. Хотя, какая теперь уже разница, ведь здесь просто тихо, тепло, сухо и чисто. Спокойно. Как же всё просто. Почему он раньше всего этого не замечал. Он ничего не замечал.

Неотрывно впиваясь в глаза Андрею Андреевичу, Лёшка начал тихо смеяться. Громче и громче, ещё громче и раскатистей, пока смех не перешёл в истерический хохот. Лёшка уже не мог остановиться. Хотел, но не мог. А может и не нужно сейчас останавливаться. Просто выплеснуть всё, что накопилось, всё, что съедало его изнутри, всё, что мешало жить. Смеяться здесь и сейчас было так глупо, так, наверное, он похож сейчас на психа. И плевать.

– Живой, – улыбнувшись уголками губ, выдохнул Андрей Андреевич. – Главное, что живой.

– Я же говорил – Дефект! – хмыкнул Илья, присев рядом со смеющимся Лёшкой и протягивая тому руку, чтобы помочь встать. – Дефекты они такие. Им веры нет. То истошно вопят от страха, то закатываются от смеха, как сумасшедшие.

– Неадекват, – послышался рядом срывающийся голос Насти. Она тоже улыбалась, сквозь слёзы улыбалась. – Вставай, неадекват. Ты дома.

Глава 4. Не хочу помогать

Алексей сидел на полу в светлой просторной комнате, упираясь спиной и головой в стену, уткнувшись носом в ладони. Приступ истерического хохота прошёл почти час назад, сменившись невыносимой головой болью и ознобом. Смешно больше не было, было пусто внутри. Не мешало бы, просто согреться, только чем, если и вокруг пусто. Ничем. Сиди и терпи. Вот только зачем все это и что происходит – непонятно. Так и терпел, пока перед глазами возникла дымящаяся чашка чая, источающая манящий терпкий аромат черного свежезаваренного чая. Лёшка убрал руки от лица и медленно поднял голову – перед ним Аня, в одной руке чай, другой поправляет растрепавшиеся светлые волосы. Стройная и симпатичная. Пожалуй, всё. Встреть он её где-либо в другом месте – прошёл, и внимания бы не обратил. Обычная. Никакая. Ничем не выделяется, не за что глазу зацепиться, и если больше ее не встретит, то, скорее всего, забудет, как выглядела за неделю. Как все. Странные мысли в непонятном месте среди людей со странностями.

– Выпей чаю, – предложила Аня, осторожно протягивая горячее бодрящее в чашке. – Легче станет. Согреешься, и Запустенье отпустит. Вначале всегда так. Дальше привыкнешь.

– Ешь, неадекват, – буркнула Настя, присев рядом с Лёшкой прямо на пол, ставя тарелку с бутербродами, отхлёбывая горячий чай из своей чашки.

Изящная, яркая и красивая: тёмные длинные волосы, тёмно-карие, почти чёрные глаза, пушистые невесомые ресницы, тонкие черты лица, точёная фигура. Вот оно, то, что Лешка уж точно бы не пропустил – девушка, в истинном значении этого слова. Настоящая красота, притягательная, манящая.

– Вход-выход в Запустенье требует много сил, – продолжила Настя, смерив Лёшку изучающим взглядом. – Не будет сил – не сможешь выбраться. Не сможешь выбраться – тебя поглотит Запустенье. Это жутко холодно и страшно. И больно. Это очень больно.

В тёмных глазах Насти блеснули слезинки, она часто-часто заморгала, не давая им вырваться наружу. Посмотрела на Аньку, а та опустила голову, словно чай в своей чашке рассматривала, молчала.

– Я туда больше не собираюсь, – хрипло отозвался Лёшка, нарушая, на мгновение возникшую в теплом и светлом вокруг, тишину, отхлёбывая горячее из бокала. Обжегся и дёрнулся назад, больно ударившись головой о стену. – И привыкать не собираюсь. И слушать вас всех тоже больше не собираюсь.

– Но… – взволнованно начала Аня, только Алексей не дал ей договорить.

– Я уйти хочу, – твёрдо заявил он. – Могу ведь я уйти? Или нет?

– Можешь, – пожав плечами, ответила Аня, оглядываясь на Настю, словно ждала поддержки. Но Настя не повернулась к ней, не ответила, смотрела перед собой в одну точку, и Аня продолжила. – Домой пойдёшь?

– Куда домой?! – со злостью выкрикнул Лёшка и резко встал. – Нет моего дома больше! Понимаешь, нет!

– Он есть, – раздался за спиной сдержанный голос Андрея Андреевича. – Твой дом есть.

Лёшка обернулся, сверля слишком уж необычного для себя Андрея гневным взглядом. Как ни странно, от так знакомого образа бродяги в Андрее Андреевиче здесь и сейчас не осталось ничего, сменившись идеальностью и стилем, которые беспричинно бесили Алексея. Шикарная выглаженная чёрная рубашка и брюки, лакированные туфли, модная кожаная сумка через плечо, в которой при желании можно носить ноутбук. Все новое, а чёрные кожаные перчатки остались прежние.

– Что?! – недоумевающее, бросил Лёшка Андрею. – Мой дом уничтожен вашей… непонятно чем! Из-за вас…

– Хватит! – громко воскликнул Андрей, ударив ладонью в стену. Настя, сидевшая на полу, вздрогнула и, осторожно поставив бокал на пол, замерла на месте. – Истерику прекратил немедленно! Твой дом в порядке! И из-за нас ничего не произошло! Это ты и только ты в Запустенье попадаешь! Мы здесь не причем. Ты сам себя отправляешь в…

– Что вы несёте! – закричал Лёшка, вплотную подойдя к Андрею и заглядывая тому в глаза. – Я видел, как «это» расползалось и рушило всё в моём доме. В моём, понимаете?! Я сам видел!

– Ты видел переход, – отрезал Андрей, мгновенно сменив тон на более дружелюбный и наигранно тепло улыбнулся.

– Чего? – прищурив глаза, спросил Алексей.

– Переход в Запустенье, – развёл руками Андрей Андреевич. – Я не знаю, как, но ты без всяких знаков переходишь в Запустенье. Подобного раньше я не встречал. Саша предполагал, что ты есть особое явление – Переход, и…

– Всё! Хватит! – яростно выкрикнул Лёша, резко развернулся, поставил чашку с чаем на пол и стремительно зашагал к двери. – Я ухожу!

– Ты не можешь просто вот так взять и уйти, – запротестовала Аня, вскочила и, ухватив Лёшку за руку, потянула его обратно. – Не можешь нас бросить! Ну, пожалуйста!

– Могу, – сквозь зубы со злостью процедил Лёшка, одним резким движением высвободив свою ладонь из рук девушки. – И уйду. И брошу. Как мне попасть домой?

– Может, хотя бы выслушаешь? Тебя всё это тоже касается, – терпеливо и спокойно предложил Андрей Андреевич.

Андрей стоял, прислонившись спиной к светлой стене, скрестив руки на груди, равнодушно глядя на Лёшу. Кажется, на самом деле ему было всё равно, останется Алексей или нет. Что ещё можно ожидать от людей в свой адрес, кроме безразличия, пренебрежения и безучастия. Хотя, если подумать, чем Лешка сам лучше. Анька просила его помочь и сейчас просит, пришла и помогла там, где никто бы уже не помог, а он? Он всеми силами пытается вырваться из чужих сложностей. Он бесчувственный. Без чувств. Хотя, если бы не Анькин брат и острая необходимость срочно вытащить его из непонятно откуда с Лёшкиным обязательным участием, пришла бы Анька Лёшке на помощь? Стала бы рисковать? Это ещё вопрос. И вообще, какое ему, Лёшке, до них, до всей этой команды психов дело. Никакое. Ему нужно сосредоточиться. Ему нужно домой, в своё личное, ото всех спрятанное, закрытое, пусть в безвыходное. Но в своё, в себя.

– Как мне попасть домой?! – настаивал Алексей, пытаясь не думать больше ни о чём. – Выход, где?

Андрей, молча, взмахом руки в кожаной перчатке указал на окно напротив. Там, на белой раме знак разорванного круга. И, кажется, Лёшка разобрался, как это всё работает. Он собрался шагнуть вперёд, как услышал дрогнувший голос Ани:

– Значит, не поможешь, да.

– Чем?! Чем я могу помочь, Аня?! – закричал Лёшка, окончательно и бесповоротно разозлившись. Внутри кипело и парило бешенство. Оно неуправляемо рвалось наружу и обжигало горло. Хотелось кричать. И он кричал. На Аньку. – Я не понимаю?! И не знаю, чем! И не хочу! Я не хочу, слышите! Не хочу никому помогать!

– Пусть уходит, – отрезал Андрей, отвернувшись в сторону. Он больше не смотрел на Лёшу, больше не кривился фальшивой улыбочкой. Он рассматривал свои руки в кожаных перчатках, кажется, потеряв интерес ко всему происходящему и ко всем. – Аня, покажи, как правильно выйти. Лучше проводи, чтобы не утянуло куда случайно.

– Но, Сашка же умрёт, – тихо отозвалась Аня, глядя на Андрея Андреевича. Тот не реагировал, и она повернулась к Алексею. – Он там умрёт, понимаешь? Там же, где и ты вот только что был! Ты хотел бы там остаться, покрыться слоем пыли и быть похороненным заживо среди гор мусора, грязи и холода?! Ответь?!

? Не хотел бы, ? зло прошипел Лёшка, стараясь не смотреть на Аньку, не думать о смерти, ни о своей, ни о чужой, тем более заживо в едкой пыли.

? Он замёрзнет и уже никогда не оттает, ? тихо произнесла Анька, и тут же громко и напористо продолжила. ? Никогда не вернётся, понимаешь! Никогда! А ведь ты можешь помочь! Просто помочь найти его и всё! После, ты свободен!

– Да, замолчи ты уже! – разражено выкрикнул Лёшка.

Нервно сжимал-разжимал пальцы своих рук в замок, выкручивая и заламывая их. Суставы хрустели. Сам себя сейчас ломал, рвался на части внутри и снаружи. Как поступить, сделать или не сделать, правильно-неправильно, и где это самое Лёшкино «правильно». Нет, и не было никогда, и не стремился, не пробовал, не хотел. И сейчас не хочет. Тогда, что его сейчас и здесь держит? Ничего.

– Хвати давить уже на меня! ? продолжал кричать, продолжал злиться, не на Аньку, нет. На себя. ? Свободен! Я и так свободен!

– Ух, ты! У Дефекта истерика, – в дверях показался Илья. Чёрные волосы взъерошены, будто только что встал с постели, улыбался, глаза горели необъяснимым азартом. Неуместно. Не по делу. Глупо. – Да. Дефекты, они такие, чуть, что не так – истерика.

– Илья, заткнись, – фыркнула Настя, продолжавшая сидеть на полу. – Ты утомил меня своей болтовнёй, Илья. И не только меня.

– Прости, малыш, покорно умолкаю. Так сказать, закрываю…

Но договорить Илья не успел. Лёшка в стремительном порыве в пару шагов оказался рядом, ухватил его за ворот идеальной чёрной рубашки и с силой толкнул к стене, зло прошипел:

– Ты, что, придурок, специально это делаешь?! Прошлого раза мало было?!

– Спокойно, мальчик, – фыркнул Илья, едко осклабившись, медленно отодвигая руки Алексея и его самого в сторону, выскальзывая из его цепкой хватки. – Здесь Пустота. Здесь не повторится.