Один билет до Савангули

– Вы прекрасно понимаете, что это символическая стена – нельзя же поставить памятник каждому!

– А что, на этой стене будут выбиты фамилии всех… ну хотя бы расстрелянных?

– Не знаю, по-моему, там не будет вообще фамилий. Это памятник всем жертвам политических репрессий.

– А почему на месте, где Сталин похоронен, есть его имя, и ему на день рождения тысячи гвоздик несут, а тех, кого убивали по его приказу, тех имена искать не спешат. Вот Вы говорите, что нельзя поставить каждому. А что, имя каждого известно? Кому ставить-то? Да я и не предлагаю памятник каждому… В Москву… Я в Москве был всего два раза в своей жизни… Зачем в Москву? Ещё одно развлечение для туристов? Мало там достопримечательностей? Да там нужно законом запретить что-то новое строить. То, что построено, привести в порядок, а строить нужно за пределами Москвы. Нужно страну заново строить – не один мост и не два, а всю страну! Зачем делать вид, что Москва – это и есть Россия. Это даже опасно может быть. Россия ведь от Московского княжества может и отделиться. Не дай бог, конечно!.. Замечательно, конечно, что Москва отмывается наконец от всей этой мерзости запустения – и советского времени, и девяностых… И почему «Стена плача»? В суд за плагиат ещё исков не поступало?

– Не «плача», а «скорби».

– …Может Вы и правы… хорошо, что хоть что-то происходит…

У нас теперь только чипсы

– …Вода, напитки, чипсы, конфеты, шоколад!

– Баночку фанты, пожалуйста!

– Пожалуйста, сто рублей.

– Пожалуйста. А бутербродов у Вас нет?

– Нет, это в вагоне-ресторане. У нас теперь только чипсы. Возьмёте?

– Нет, спасибо.

– Пожалуйста. Вода, чипсы, конфеты!.. конфеты, напитки!..

Приятные подробности

…Был ли это сериал? Тот фильм, который они смотрели по ночам? В шесть подъём, но они всё-таки находили ещё силы смотреть и телевизор. Эммеральда? Эсмеральда? Нет… Эммануэль! Во французском фильме, дублированном на польский язык, было немного слов, которые они понимали (Илья не помнил, чтобы кто-нибудь из ребят-поляков из Литвы переводил), но в фильмах такого сорта для понимания много слов и не нужно, если вообще нужны. Из памяти уже стёрлись имена всех ребят, с которыми Илья служил, к тому же имена были такими разными: Збигнев, Павел, Ричард, Зуфар, Димка, Рудольф.

Как же было имя того парня? Того, который умер, наглотавшись во сне угарного газа на учениях? Фамилия была русская, но с литовским окончанием. Нет, Илья не помнил имени. Тот вернулся домой раньше времени – в цинковом гробу. Збигнев и Ричард провалялись в госпитале много месяцев. Збигнев приехал оттуда почти лысым. Ну он занимался борьбой, а борцы и так лысеют рано. Так что – ерунда! Странное дело, но нашему капитану всё было нипочём! Как он это с гордостью объяснял, помогли его совершенные немецкие рефлексы! Он автоматически натянул во сне простыню на голову, и это помогло! Живучий, сказать нечего!

Гонял же их этот чёрт! Однажды, в самом начале службы Ильи, капитан поднял их по тревоге ночью и устроил марш-бросок в полном обмундировании и с оружием, ну чтобы сразу поняли, что предстоит впереди! Илья бы тогда испортил все показатели роты, но помог Рудольф, парень из Риги. У него, вроде как, была какая-то болезнь лёгких. Была ли это астма? Несмотря на это он ещё и Илью смог поддержать. У него был опыт – его призвали на год раньше, и он понимал, что лучше помочь желторотому, чем капитан придумает ещё какое-нибудь развлечение на десерт.

Когда Илья думал обо всём этом спустя время, то понимал, что лучше так. Капитан всё-таки думал о них. В их роте был порядок. Хм! Немецкий порядок! В Калининградской области на бывших немецких землях в немецких казармах немецкий порядок! Ох-ох-ох! А танковые батальоны, стопроцентно укомплектованные низкорослыми экземплярами из восточных советских республик, капитан, будучи дежурным по полку, поднимал по утрам из горизонтального положения в вертикальное при помощи табельного оружия, стреляя в аккуратно отштукатуренный немецкими ремесленниками потолок. Так-то!

Капитан и бегал вместе с ними всю дистанцию, и это правильно. В конце службы Ильи капитан, правда, уже не мог бегать, а ходил хромая с палочкой. Был дежурным по полку, что ли, и случился пожар (а может, на учениях?) – пожар в танке. Так капитан спас там кого-то, вытащил из горящего танка, ну и сам пострадал.

Очень был похож мужчина, с которым Илья столкнулся в Российском консульстве, на Зуфара. Илья даже пытался заговорить. Но нет – обознался. Интересно, что Российское посольство в Хельсинки находится на Заводской улице[74 - Перевод финского названия улицы Tehtaankatu, на которой располагается Российское посольство в Хельсинки.]! – в переводе, конечно. Кроме того, что после войны Советский Союз мог, наверное, сам выбирать место для своего посольства, так оно ещё и занимает целый квартал! Вряд ли может быть случайностью, что именно на Заводской улице. По мнению Ильи, иначе и быть не могло! Ты мог бы себе представить Российское посольство на Стокгольмской улице[75 - Перевод финского названия улицы Tukholmankatu в городе Хельсинки.]? Илья не мог.

В роте Зуфара называли Татарином. Илья не был как-то очень дружен с ним, но почти всю службу, от начала до конца, они были вместе. Илью призвали почти что со школьной скамьи. Он был совершенно зелёный и неприспособленный к жизни мальчишка из Эстонии. Зуфар был из совершенно другого мира. Такой, знаешь, смуглый, всё видевший, хитрый татарин. Он не был плохой, нет – просто другой. Они были вместе в сержантской учебке в Латвии, на уборке картошки в северном Казахстане и Воронежской области (всё больше в нарядах, конечно), ну и в танковом полку в Калининградской области. Даже в Чернобыль их с Зуфаром (видимо, как самых «нужных» специалистов ремонтной роты по части ремонта автомобилей) решили отправить вместе. Что они знали тогда про Чернобыль? Информация об аварии была, мягко говоря, очень неопределённой: дескать, где-то, какая-то там авария, и нужно ехать в командировку. Вот и всё! Несколько подуставшие и одуревшие от постоянной немецкой дисциплины, они были рады ехать куда угодно и желательно на подольше. Всё было готово, они были собраны, ждали лишь приказа. Что их уберегло от этой «спасительной» командировки? Для них и эта информация осталась недоступной. Может всё тот же капитан, которому было не всё равно, а может где-нибудь выше (или даже совсем высоко) решили, что ещё не их время. Так что, к счастью для них, приказа к отправлению так и не поступило, и разгребать лопатами чужое радиоактивное дерьмо «повезло» другим. Может, Татарин и в Чернобыле бы не пропал – всегда ведь он умел находить место потеплее. Про себя Илья не был так уверен… Хотя… Какая разница, всё ведь всё равно решается «наверху».

В Ригу, правда, Илью отправили без Зуфара. Там ремонтировали на танкоремонтном заводе старые танки – заваривали пробоины, устанавливали лазерные прицелы и продавали за бананы (или дарили за спасибо?) разнообразным «лучшим друзьям» по всему миру. Где они те друзья, и где их спасибо? Илья в своём детстве один раз пробовал ананас и пару раз бананы. Спасибо и на том? Достойная ли это цена? Не за танки, а за страну, которую так щедро раздарили «друзьям» бездари и неучи, дорвавшиеся до власти. Видимо, «друзья» понимали всё несколько иначе и не считали себя должными.

Командировка в Ригу была лучшим воспоминанием за два года армии. Жили там на заводе – никаких сержантов, кушать их возили в офицерское училище. Конечно, завод военный, и всё начальство были военными, но вели себя они всё-таки иначе, чем в армии. Там была обычная работа, как и везде на гражданке, только зарплату солдатам не платили. Ну они были и тому рады! Они-то там просто работали! Спать давали, кушали вкусно – день да ночь, время тикало в сторону дома! Да-а! Еда в офицерской учебке была, с точки зрения гражданского человека, может быть, и простенькой, но с точки зрения солдата, прибывшего из танкового полка танковой бригады, стоящей на границе в самом военнонаселённом районе Советского Союза, была просто замечательной, а главное – её всем хватало! А Илье было с чем сравнивать. Самые плохие воспоминания были из сержантской учебки. Почему-то в самом начале службы армия хотела показать новобранцам свою самую плохую сторону. Или это только Илье так «повезло»? В учебке столовая была на ремонте, и их кормили под временными, открытыми со всех сторон, навесами. Это бы ничего, но почему-то никогда не хватало времени съесть даже то, что давали, а давали далеко не домашнюю еду. По сравнению с таким издевательством паёк в офицерском училище казался просто пиром. Кормёжка в учебке вообще напоминала больше цирк – не с трибун, а изнутри, с точки зрения тигров. Когда их выпускают на арену, они удивлённо осматривают из-за решётки зрителей, оглядываются постоянно на дрессировщиков, пытаются огрызаться и следят за плёткой. Правда, по мнению Ильи, они в первые месяцы службы напоминали больше котят, чем тигров, а сержанты даже и не пытались выглядеть весёленькими дрессировщиками. Дождливая холодная осенняя погода, плохая еда и малое её количество, злые сержанты – по крайней мере, с точки зрения, только что призванных «маменькиных сынков». Конечно, не так ужасно это всё было на самом деле… наверное… но всё-таки в ряду приятных воспоминаний Ильи армейские годы не занимали очень большого места, да и вообще в ряду воспоминаний… говорят ведь, что человек помнит только лучшее?

Странная это материя – память человеческая. По какой-то причине в памяти остаются какими-то вспышками только самые приятные подробности. Яичница, жаренная на свином сале на дровяной плите, и грушевый лимонад у бабушки с дедушкой на Доке. Бабушка умела делать удивительный фокус – она наливала лимонад в стакан и сверху насыпала ложку сахара!! – и лимонад начинал извергать потоки пены! Или тот компот с огромным персиком в стакане (или он только казался тогда огромным?), который Илья получил в ресторане на Невском, когда ездили в цирк с мамой, тётей Юлей и Ольгой… И те тушёные овощи из офицерского училища. Ничего особенного… а как было вкусно!

Илья не был в отпуске дома ни разу за два года службы. Когда об этом узнали его товарищи по учёбе на профессиональных курсах в Финляндии, то стали называть его Клинтом Иствудом – в их глазах Илья был прямо каким-то Терминатором – два года! и без единого отпуска! По правде говоря, в отпуск он поехал бы, если бы Димка не заснул в карауле перед полковым знаменем. А Илья-то был разводящим! И надо же было проверяющему сунуться именно тогда! Но Илья не держал зла. Димка был хорошим товарищем. Спокойный, как медведь! Ну так и родом он был то ли с Сибири, то ли с Урала. Илья не был уверен, было ли хорошо или плохо то, что он не смог тогда поехать в отпуск домой. Это ведь как на всё это посмотреть! Попасть домой всего на десять дней, а затем ведь нужно вернуться обратно в полк! Чем хуже то место, куда нужно вернуться, тем труднее возвращаться. Эдак лучше вообще не ездить в отпуск!.. Чёртов Димка!..

Запомнилось

…Что-нибудь ещё про армию? Ну хорошо. Не из приятных, но запомнилось. Был такой случай в учебке. Илья был на каком-то уроке (были там и уроки в классе – учебка-то сержантская! а сержант это… ну, не сливки, конечно… это где-нибудь там… простокваша, может быть? или сыворотка?). Ну в смысле – это игра такая, в кавычках – сержанты, которые прослужили уже год, изображают из себя специалистов и рассказывают командирским голосом только что призванным баранам, где у машины руль и где колёса. Но поскольку, где руль, Илья и сам знал, поэтому он писал письмо домой, чтобы не было мучительно жаль – ну помнишь, в общем (хотя, откуда тебе помнить-то!). И куда-то его вдруг, со всем взводом вызвали. А письмо! А письмо-то он в парте оставил! Вот тут уж точно, баран так баран! Или с голодухи не соображал? Или не вырос ещё? А как они вернулись в класс, так сержант решил, видно, помочь молодому товарищу подрасти. Ну, мол, пора уже – это армия, а не садик. Ты думаешь, он отвёл в сторонку и по-дружески отдал письмо, предупредив, что писать на уроке письма домой нехорошо? Не-ет! Ну, во-первых, он прочёл его сначала сам! Делать-то ему нечего, пока салаг там куда-то с урока выдернули! Да и до деревень и весей бескрайней Расеюшки правила приличия, ну и тому подобная высокая муть не всегда и доходит… если доходит. Так что он решил, видимо, в педагогических целях (наверное, про такое он где-то всё же слышал?), прочитать перед всем взводом! Может, и не прочитал бы, но! Но Илья в письме домой решил рассказать (не пожаловаться, а просто как факт обычных армейских будней), рассказать о предыдущем шмоне, который устроили в роте. Ну это, когда вытряхивают тумбочки в поисках хлеба, который голодные ребятишки старались незаконно и преступно прихватить со столовой с собой на чёрный… даже не день, а, может быть, час? Ну и тому подобное идиотское перетряхивание матрасов и портянок в поиске всего неуставного. Ну как тебе такое! Да кто ж такое домой-то пишет? И поделом ему, супостату! Вот уж Мойдорыр так Мойдодыр! Конечно, потом Илья (спасибо, сержантик!) и сам понял, что не стоило бы маму с папой такими-то… пикантными особенностями армейской службы расстраивать! Но сержант… Илья даже не сразу осознал, что это читают вслух его забытое в парте письмо… да он даже и не вспомнил, что письмо-то забыл в парте! (Явно протеинов и углеводов в башке не хватало!)

Нельзя сказать, что Илья как-то впоследствии со злостью вспоминал того сержанта. Нет. Но и забыть такое, ставшее в некотором роде жизненной вехой событие, перевернувшее его внутренний мир, он не мог. Вряд ли тот сержант даже догадывался, что совершил столь значительный поступок в своей жизни. Да и вообще, все эти сержанты были такими же, как и новобранцы из призыва Ильи, только чуть постарше.

А был ещё сержант. Того Илья подвёл! Из-за Ильи того посадили на «губу». И опять всё случилось из-за этой детской наивности и неготовности Ильи к такой школе жизни (хотя, на то эта школа, наверное, и была нужна? ну не для защиты же родины такой детский сад, в самом-то деле!). Такой рыжий был добрый паренёк. Видно, внутри такой же, как и Илья. Илья очень надеялся, что тот не сильно на него обиделся. Илья вспоминал его часто. Хотелось извиниться… Прости, сержант!

А дело было так. Родители, которые, в отличие от Ильи, пытались, но не могли сообразить, что их ребёнок вообще может делать в армии и, естественно, были в тревоге (сам Илья просто не был способен оценивать происходящее) и приехали его проведать в учебку. С пирогами??!! Пожалуй, они, совсем не понимали, что такое Советская Армия (Отец Ильи не служил по причине больного желудка. Его детство пришлось на военные годы – есть было нечего – какое там здоровье?). Так вот, родители Ильи появились в Добеле (теперь там наши заокеанские «партнёры» окопались), сняли комнату без удобств и со вшами на ночь у какого-то прапорщика и попросили отпустить сына с ночёвкой (пироги же!). Капитан роты обещал подумать. Илья ждал до вечера, а капитан – существо, занятое всецело доведением вверенных ему подростков до хотя бы какой-нибудь приемлемой кондиции – забыл и ушёл домой! А может, и не забыл вовсе, а это было глубоко продуманным решением и одной из форм педагогического процесса, при помощи которого доводят «до нужной кондиции». Илья, испытывая дикий стресс, превозмогая природную робость и температуру под сорок – он был очень, и очень невовремя болен – подошёл к дежурному по роте – как раз к тому рыженькому сержантику. Тот выслушал, понял и попросту провёл Илью через КПП за пределы учебки, где Илью весь день ждали родители! То ли по причине высокой температуры, то ли незаконченного процесса армейского образования, но Илья не понял!!! Не понял, что сержант делает что-то неправильное!!! Что-то незаконное, что-то, что заслуживает наказания, ареста, посадки на «губу», ссылки на Сахалин или в Австралию! (Кстати, «губа» – это гауптвахта, если кто не служил в армии. Ну надо же! И тут немецкий дух и Неметчиной пахнет!) Сержанты-то в учебной части только что призванным в армию юнцам казались чуть ли ни высшей инстанцией! Утром Илья в каком-то автоматическом полуобморочном состоянии вернулся в роту. Сержанта посадили на «губу», а Илья отправился в госпиталь. Военврач припугнул, что ещё бы чуть-чуть и Илья бы задохнулся (какое-то воспаление в горле – Илья очень любил в детстве болеть всякими ангинами и гриппами), и даже нашёл в себе какие-то эмоции, чтобы в очередной раз удивиться безмозглости призывников: «Чего же ты раньше-то не пришёл!»

А они не были безмозглыми! Они не были плохими! Ни новобранцы, ни сержанты! Ни даже капитан, который пошёл спать!.. Почему в Советской Армии всё должно было быть так? Почему где-то солдатики съедали всех голубей в округе? Почему присланное из дому сало нужно было прятать от сержантов и офицеров и есть с друзьями по ночам под одеялом без хлеба, разрезая его лезвием бритвы? Почему где-то солдат кормили протухшей капустой с водой на первое, без воды на второе и водой на третье? Почему?.. Почему об этом думал повзрослевший Илья? И почему об этом не думали те, на ком была ответственность за этих детей?.. За армию?.. За страну?.. Почему?.. Почему?.. Почему?.. Почему?..

Две сестры

– …Вы знаете, от насморка сок столетника хорошо закапывать две-три капли. У нас, помню, – я в детстве часто простужался – так весь подоконник был в столетнике. И рос так хорошо! Мама его как-то хитро так поливала: воду на яичной скорлупе настаивала и поливала. А как разрастётся, так она его обрезала и сок выдавливала – мясорубкой, что ли? уж и не помню – и в бутылки заливала напополам с водкой. Так я этим таким вот ещё и горло, помню, полоскал. Не знаю, правда, то ли спирт в горле микробы убивал, то ли сок столетника…

– А я, Вы знаете, воспалением лёгких в детстве переболела. Очень серьёзно. Ну я плохо это помню, я маленькая была. Мама рассказывала, что еле-еле вылечили. После этого мама нас с сестрой отдала в бассейн – закаляться.

– У Вас сестра есть?

– Вообще две сестры. Но про которую я говорю – та младше меня… на три часа…

Те которые прожили эту фронтовую жизнь

«…ну мне в другой рас прихадила такая мысль. ну как-бы. што-та если я фспаминаю. такое на ум. што. как в раду тваево атца у ротствиникаф палучалась с мущщинами. значит дет Гиоргий. он умер па нищщаснаму случаю давольна йищё маладой! иныргичный!.. патом. сын. бабы Пани. Александр. пагип на фронте. маладой.. теперь. Машины сынавья.. Вова. там на Сахалине ево кто-та убил! при каких-та случиях..

…ево там. аткалатили! стукнули. и он ни мок фстать! и он астался на начь. там на улице. замёрс-ли он или ат удара? там трудна была сабразить. и-и патом сматри! Толя средний. маладой. пагип! и Санька тоже. он-же давольна маладой! у фсех. жизнь. у мущщин кароткая.. ну Маша тоже долга ни пратинула. ну у ниё была эта. сахарная балезнь. диабет. ана-же паследнее время была.. ну как эта называетса? дом престарелых или дом инвалидаф?

…а Гриша йиё канешна он был там не чиновникам ваенным не ниским. рангам…

…я.. я раньше канешна не панимала но патом с возрастам я панила. то што. те каторые пражили эту франтавую жизнь ваенную. нармальнава чилавека аттуда ни адин не-был…

…он тоже на фронте был. и вот с фронта сразу ево направили вот как вайна кончилась сразу…

…он был на сколька-та старше.. Маши.. он был на фронте… и именна уже вайна как кончилась и. сначала. он где-та после вайны служил как-бы в Истонии. но тоже видна фсякае. ну ахрана фсякая. а патОм ево! а ваенных направляют туда-сюда! ани-же не сами-же эта! напрАвили на этат. в Магадан… там он в лагере был в ахране. но и не прастым ахранникам а у нево афицерский-же чин уже был. так-што вот так.. а патом он уже уволился из армии и в Нарве ахранникам што-ли? на платине работал. тоже умир рана. как гаваритса мущщин никаво.. долга ни пратинули… и я как раньше Адам Андреича ни панимала. тоже. фсё што. какой идиот! а веть он сначала фсю Финскую!. на фронте. и патом. сразу на этат фронт. эта-же!..»

Как же так?

…Тогда Илья ехал домой в автобусе из Нарвы. Видимо, ездил по делу в российское консульство, которое там открыли через какое-то время после отделения Эстонии от Союза. Сначала мимо Синимяэ, потом – Силламяэ[76 - Силламяэ… (эст. Sillam?e) – город на северо-западе Эстонии.]. Это примерно на полпути от Нарвы до Йыхви. В советское время Йыхви был одной из частей шахтёрского города Кохтла-Ярве. Теперь всё иначе, теперь это отдельный город… как до войны. Теперь всё наносное и чужое выдирается с корнем… Да. Так вот, а в Синимяэ у них проходила когда-то школьная «Зарница». Это в Советском Союзе школьников знакомили со всякими военными штучкам. Так – детский лепет – но товарищам в Москве было приятно, а господам за границей, наверное, даже страшно. У Ильи был деревянный «Калашников» – сам выстрогал – дрожи, Америка! В школе, ну и в техникуме потом, были и ещё какие-то глупости, где учащимся показывали азы строевой подготовки. Это когда всем нужно идти одинаково и по определённым правилам, как роботы. Показывали и настоящие автоматы и как-то даже давали из них стрельнуть в Йыхви на стрельбище за парком. Ну это там, где теперь американцы эстонцев защищают. Почему в войнушку им нужно было играть в Синимяэ? Ну, во-первых, место хорошее – горы, заросшие лесом. Горы – это, конечно, весьма относительно, и звучит громче, чем есть на самом деле. Эстония вообще плоская, как тарелка, а если чуть какая кочка, так уже и гора – Синимяэ и переводится как «Синяя гора». Синяя – это из-за леса, который на расстоянии, как известно, «синеет». Ну, а во-вторых, кочка не кочка, а вполне серьёзное естественное препятствие, которое в случае войны можно использовать, как укрепление. Во время последней войны так и было. Немцы укрепили эти горки, и нашим пришлось приложить немало упорства и положить там немало солдатиков. Там вся земля напичкана до сих пор железом да порохом. Мальчишки с Илюхинова двора, ну те, которые побезбашеннее, ездили туда копать порох, и ещё в какое-то место недалеко от Кохтла-Ярве в сторону Таллина, где поле была пополам с порохом. Так что для школьной войнушки в самый раз. Это проезжая мимо, Илья мог вспомнить всё это, как войнушку. На самом деле это было не так. В войнушку они играли во дворе с друзьями, и это было интересно. На «Зарнице» нужно было по каким-то идиотским командам бежать «куда-то» и искать «кого-то». Никто ничего не понимал, и все бегали беспорядочно, как бараны, туда-сюда – всё для «галочки», как обычно. Удивительно, что за пределами Советского Союза эти «галочки» действительно боялись. Переехав в Финляндию в девяностые, Илья с изумлением увидел в Хельсинки массу бомбоубежищ, которые до сих пор поддерживаются в состоянии боевой готовности. Это ему напомнило строевую подготовку – не в школе, а настоящую, когда нужно, как автоматы, без устали и какой бы то ни было мозговой активности делать то, что кто-то когда-то приказал. Даже во всех новых районах Хельсинки строят эти бомбоубежища до сих пор, чему Илья не перестаёт удивляться, хотя проработал там на стройке уже лет двадцать!

А в Силламяэ Илья учился в Горном техникуме. Если кому-то незнаком шахтёрский жаргон, то «горный» – это не там, где альпинисты, а там, где шахтёры. В Эстонии добывают сланец. Это такой камень, вроде угля, но уголь – это лес, который чем-то засыпало, и он за миллионы лет превратился в горючий камень чёрного цвета, а эстонский сланец – по тому-же принципу образовавшийся коричневый горючий камень, но не из леса, а из остатков морской или речной живности: слой сланца, слой известняка, слой сланца… ну и так далее. Слой сланца – значит жизнь в тот далёкий период процветала, известняк – минимум жизни. Илья, когда работал на шахте, не уставал разглядывать в сланце и известняке всякие ракушки да водоросли. Илья надеялся разглядеть, что-нибудь посущественнее, вроде динозавра, но, видно, динозавры туда не часто заплывали, а может период образования этого сланца был и вовсе нединозавровый.

Что интересно, сланец в Эстонии имеет повышенную радиоактивность, а в районе Силламяэ даже очень повышенную. Так вот в Силламяэ был секретный завод. Въезд в город по пропуска-ам! все дела! – правда, никто эти пропуска никогда не проверял. Болтали, что на этом заводе после войны из этого самого сланца делали уран, который использовали для первых советских атомных бомб. Правда или нет – неизвестно, но завод действительно был секретным, а радиоактивный фон в местах добычи сланца – повышенный. В самом конце советской власти там отгрохали на базе этого секретного производства завод редкоземельных металлов. Илюхин брат двоюродный из Нарвы там даже вентиляцию устанавливал. Это тёти Машин сын. Его потом убили. То ли спьяну, то ли… А брат его старший на Сахалине. Тоже то ли сам спьяну замёрз на улице, то ли ударили. Ну это давно – это ещё в советское время. А младший последним – тот просто от водки помер… Так вот.

Ну и вот, ехал Илья в автобусе, и сел в Силламяэ лейтенант из того самого Горного техникума, где Илья раньше учился. Лейтенант этот там вёл как раз ту самую строевую подготовку! И Илья его узнал, и тот Илью. Поздоровался. Сел рядом. А это было как раз тогда, когда Эстония от Союза только отделилась. Ну и вот, сел – то да сё, где, откуда, что делаешь. Обычный разговор. А лейтенант совсем молоденький, он, наверное, пришёл в техникум к ним сразу с какого-нибудь там училища офицерского. Очень приятный. В подростковом возрасте ведь учитель редко какой нравится, а этот… Может, потому что всего-то чуть постарше их был? А был ещё один – так тот фронтовик. Он им читал лекции о машинах, работающих в шахте. Студенты были хитрые, о машинах было не очень интересно, и они просили учителя рассказать о войне, что тот и делал, плюнув на скучную горную технику – в конце концов, его рассказы о войне были, действительно, важнее всех этих железок. Ну так вот, лейтенант – тары-бары, слово за слово, и начинает Илья понимать, что лейтенантик-то! его вербует в осведомители! Думаешь, он для России старался? Ха-ха! Не угадал! Лейтенантик-то решил, видать, строить карьеру в Эстонии! Понятно, что все старались выживать. Но как-то это было слишком уж скоро! Слишком уж прытко! Как-то это у Ильи в голове даже не укладывалось! Сидеть стало как-то очень неудобно, а ехать ещё минут двадцать! Представляешь?! Ну что такое двадцать минут?! Ну едешь! Ну газетку читаешь! Да глазом ещё не моргнул, статейку не дочитал, а ты уже приехал и даже чертыхаешься – ну что бы ещё минуток несколько-то проехал! статейка интересная – дочитать хочется! А тут! Как будто под тобой обогрев включили посреди лета. И вроде оборвать его неудобно – человек-то хороший. По крайней мере ты так думал раньше! И ведь правда хороший был человек! Как же так? Вот такая вот неожиданная встреча получилась…

Вы что, тоже на поезд?