Истории-семена

– Оставалось одно: раз богу нет дела до живых, то дьявол уж точно не откажется от помощи. Лукавый всегда тут как тут, когда небеса молчат в ответ на твои молитвы. Я обратился к сеньору Эдгардо, и он согласился помочь. Я не умру, и буду вечно молод, но как говорится: за всё есть своя цена. И я с лихвой заплатил. Этот алхимик вдобавок оказался чернокнижником. Он снабдил меня каким-то зельем, которое я должен был принять после прочтения некоего заклинания, что и было исполнено. Но дьявол коварен и лжив в своих обещаниях. Да, я остался жив, но на картине Варгаса. К тому моменту, как я осуществил свой план, художник закончил работу над моим портретом. И когда заклинание было произнесено, а зелье выпито до капли, я испытал дикие муки боли. Моё тело под действием дьявольских чар алхимика перенеслось на полотно и осталось там навеки. Чернокнижник напоследок своего действа добавил, что лишь раз в году в особую ночь буду я способен покидать свою темницу, чтобы с утренними лучами вновь на год погружаться в неё. Сегодня, как вы уже догадались, та самая ночь. Но это ещё не всё.

– Что же ещё? – обеспокоенно вопросил Виктор.

Что-то во взгляде графа его встревожило. Тот как-то странно улыбнулся.

– Знаете, друг мой, позвольте отныне вас так называть. Эти этикетные условности, они всегда были мне чужды. Опять же, влияние моей милой кормилицы. Как я уже высказывался ранее, я за вами давно наблюдаю и успел проникнуться к вам искренним уважением и даже немного привязался к вашей особе. Потому буду честен до конца.

Это «честен до конца» пробрало ознобом Виктора. От этой фразы несло подвохом, прямо-таки смердело лукавством. В этих словах скрывалась угроза Виктору.

– Вы почти догадались, друг мой, – алый рот разошёлся в подобие дружелюбной улыбки, но то была фальшь. – Плут Эдгардо напоследок наделил меня силой, небольшой, правда, но довольно полезной. Она ограничена одной ночью в году, но если попадётся простак, вроде вас, мой друг, то этой ночи мне вдосталь хватит.

Юноша встал со стула, чёрные доспехи хищно клацнули на его теле.

– Мне одиноко там, на картине. Но я могу прихватить с собой того, кто разделит моё одиночество и станет мне наперсником до следующей ночи моей свободы. К сожалению, тот, кого я затащу в проклятое полотно, растворится за год, не утолив мой голод. Но не бойтесь меня, друг мой, с вами я буду нежен и заботлив. Даю слово, что ваша жизнь окончится ровно через год, накануне моей ночи.

Виктор попятился к выходу, но граф встал у него на пути.

«А ведь девицы из моего зала, пожалуй, простушки, и вовсе нет в них никаких тайн», – пронеслось в голове смотрителя.

– Ну, не нужно быть таким наивным. Как вы думаете, сколько до вас пропадало смотрителей? И никто их не хватился.

Свет ламп, что ещё держались, вспыхнул и с надрывным треском канул во мрак. По залам пронёсся вскрик отчаяния и ужаса. А после тишина воцарилась во тьме.

Утром Виктор не вышел на работу. На телефонные вызовы он не отвечал. И присматривать за залом «с тремя девицами» временно поручили соседнему смотрителю.

В дальней комнате музея всё было по-прежнему. С полотен взирали портреты стародавних лиц. И никто не уделял много внимания портрету кисти неизвестного художника, не всматривался в каре-вишнёвые очи благородного юноши со странным, слишком живым взглядом.

Спиритус-потусторонус

Всё случилось из-за окаянного спиритического сеанса.

Линнет вразумляла, настаивала, отговаривала, но шестидесятилетней Алисе, будто бес под ребро заполз и её устами упрямо твердил: хочу и баста! Виданное ли дело – призывать целый мир, когда одного маломальского духа не дозовёшься. А ведь в предвидении беды Линнет как в воду глядела.

Алису словно подменили. Ещё каких-то пару лет назад она со свойственной большинству дам почтенного возраста улыбкой самозабвенно ковырялась в огородике у дома. Цветы и прочая зелень заполняли её досуг от ранней весны до поздней осени. Холодную же пору Алиса предпочитала пережидать на утеплённом чердаке, под шерстяным пледом с неиссякаемым запасом чая и книг.

Всё поменялось в корне неделю назад.

Июль – самый знойный и обманчивый месяц лета. И чего только не примерещится в жаркий полдень в тени пышных кустарников…

Линнет, сморенная размеренным покачиванием гамака, уже погружалась в сладостный липкий сон, её сознание купалось на поверхности подступавшего сновидения, как вдруг цепкими, острыми крючьями из забытья её грубо выволокли возбуждённые крики Алисы. Подруга с перекошенным от возбуждения лицом скакала вокруг гамака, отчего растерянная Линнет едва не выпала из плетёного ложа.

Ей, видите ли, кролик привиделся в человеческой одежде и с громадными круглыми часами на цепочке в лапках. Естественно, Линнет не поверила ни слову, решив, что наперснице всё померещилось, недаром же та чрезмерно много времени уделяла любимым розам, а солнце в тот день пекло на износ. Вот Алисе темечко-то и нагрело, упрямица терпеть не могла шляпок и сроду их не носила.

И потянулась неделя, а одержимая новой идеей Алиса ходила, донимала приятельницу просьбой помочь устроить сеанс спиритизма. Кое-что вспомнила о забытой стране.

Линнет и слышать не желала. Она, в отличие от неугомонной Алисы, превосходно помнила то далёкое из детства путешествие в кроличью нору. Тогда зачинщицей приключения стала несносная подружка, бездумно помчавшаяся напролом в кусты за подозрительным кролем. А что оставалось рассудительной Линнет? Она последовала за Алисой и после долго жалела. Но, впрочем, без Линнет Алиса бы и не выбралась из того места, пропала бы там.

В воскресенье, ближе к полудню Линнет сдалась на уговоры приятельницы и согласилась на сеанс. С трудом дождавшись позднего вечера, Алиса накрыла чистой скатертью стол в гостиной. Линнет зажгла тринадцать свечей и двенадцать из них расставила кругом по комнате. Последняя свеча в старинном бронзовом канделябре водрузилась в центр стола. Дамы наглухо задёрнули тяжёлые шторы на окнах и заперли двери гостиной. Стало тихо и торжественно. И тени от свечей едва вздрагивали, тронутые легчайшими отголосками дыхания.

– Начнём, – с придыханием объявила Алиса.

Женщины взялись за руки и сосредоточили взгляды на солнечном фитиле свечи. Обе взывали к образам из прошлого. Однако Линнет отчаянно надеялась, что их не услышат оттуда. Прошёл час, потом другой.

Полночь была на пороге, и Линнет уже было обрадовалась, что их причуда – пустое дело, как вдруг старые часы на каминной полке, которые давно никто не заводил, стали раздавать на весь дом гулкие, хриплые удары, отмеряя приход заветного часа.

Свечное пламя тут же взбесилось и, окрасившись в голубой цвет, фонтаном изверглось из воска, искря и брызжа на скатерть, отчего её белоснежная поверхность покрылась множеством чёрных дырочек.

Над камином стояло огромное старинное зеркало. Серебряная оправа, некогда серебристая, теперь тускло чернела. Амальгама зеркала так помутнела за века, что отражения в ней проступали расплывчатые и неясные. Да и не смотрелся никто в то зеркало, оно и стояло-то на каминной полке для солидности да памяти ради.

– Смотри, смотри, Лина!

Линнет, сидевшая спиной к камину, обернулась: с зеркалом творилось неладное. Много чудного и странного навидалась Линнет, но такой чертовщины отродясь не видывала. Зеркальный массив дрожал и чуть заметно подпрыгивал на полке. Туманная гладь зеркала перестала быть твердью, напротив, она бурлила и клокотала ожившей толщей воды.

Вскоре зеркальные воды закружили против часовой стрелки и образовали водоворот, из которого потянул ледяной и чудовищной силы ветер. Он-то и подхватил почтенных леди, подняв их над столом. А так как обе с перепуга так и не расцепили рук, их, словно лёгкие пёрышки, сдуло в урчащую глотку клокотавшей воронки.

Визжа и барахтаясь, что есть мочи, Линнет и Алиса шмякнулись на каменную плитку пола комнаты – точь-в-точь вылитой их гостиной. Только стол здесь не был накрыт скатертью, вместо неё покровом служил толстый налёт пыли. Да и внутри всё казалось давно забытым и оставленным. Запах плесени и пыли витал в воздухе, а с люстры под потолком свисали клочья серой паутины, коей тут в избытке имелось по всем уголкам.

– Я хочу обратно, домой!

Линнет бросилась к камину, но зеркало-проводник застыло и отражало лишь её растерянное лицо.

– Я хочу домой! – прокричала Линнет, пальцы её тщетно царапали зеркальную поверхность.

– Оставь, – Алиса нежно перехватила её руки, – идём, всё равно проход закрыт. А там, за дверью, должен быть сад, если ничего не переменилось.

Ничего и не переменилось, кроме самих Алисы и Линнет. Им снова было по одиннадцать лет. Седина ушла из волос, юные головы покрывали золотистые и каштановые пряди, уложенные в изящные локоны. Кожа рук не пестрела пигментными пятнами, её упругостью и ванильным оттенком можно было любоваться бесконечно. А лицо и шея! Никаких тебе морщинок и складочек. Нежные, гладкие и чистые.

А какие чудные платья! Линнет с благоговейным восторгом приглаживала атласную юбку нежно-розового наряда, её подруга довольно хихикнула, пару раз дурашливо присев в реверансе. Тёмно-синий шёлк мягко струился на ней.

Алиса триумфально взглянула на Линнет, а затем звонко рассмеялась таким забытым лучистым смехом и, подхватив подружку, закружила в танце. Линнет поддалась порыву и ответила громкой трелью смешка. И вправду, чудно и престранно.

Так они и хороводили по садовым дорожкам, среди гигантских лилий и гладиолусов, пока не наткнулись на высоченный гриб.

На широком зонтике грибной шляпки сидело существо аморфного вида. Линнет смутно припомнила гусеницу, курившую кальян. Тут же девчушек окутало едкое табачное облако. Существо лениво свесилось с края и уставилось на девочек.

Тут надо заметить, у приятельниц отчего-то был разный взгляд на причудливый сказочный мир и его обитателей. Златовласой Алисе всё мерещилось замечательным и прекрасным, но темноволосая Линнет как ни старалась, видела этот мир с изнанки и, мягко говоря, довольно непривлекательной.

Так и пресловутая гусеница предстала в двух ипостасях: Алисе – жирным неповоротливым, но, в сущности, добродушным червяком, а Линнет – грязной и зубастой личинкой, злобной и к тому же сквернословящей.

История повторилась. Как и в прошлый раз, гусеница мило указала дорогу Алисе и нагрубила Линнет. Как только существо сползло с гриба и скрылось в высоких зарослях травы, девочки направились в сторону леса по указанной дороге.

Линнет уже жалела, что не осталась в доме. Пусть там пыльно и кругом паутина, но зато есть дверь, которая отгораживала от Страны Чудес. Память подсказывала ей следующую встречу, и лишь Алиса с нетерпением первооткрывателя смело и быстро шагала вперёд, не задумываясь о последствиях.

В самой чащобе на ветви дерева им встретился Кот-Который-Сам-По-Себе. И не в себе. Алиса радостно захлопала в ладоши, когда полосатый котяра стал постепенно растворяться в воздухе. А когда от него осталась улыбка-оскал, он напомнил, что неплохо бы девочкам навестить его приятелей, живущих за лесом. До чего же сжалось всё внутри у Линнет. Уж она-то видела, каков Кот в действительности. И вовсе не был он мил и приветлив. Это демоново отродье хитро зыркало в её сторону и облизывалось. Но Алисе было дано зреть иное.

За лесом на поляне стоял жёлтый домик, а прямо перед крыльцом накрыт длинный стол. Неопрятная, заляпанная и засаленная скатерть венчала его столешницу. На столе не было свободного местечка от наставленных и наваленных чайных сервизов, чистых и грязных.

Тут же на двух – из имевшихся двух десятков – стульях рассиживали два типа и спешно прихлёбывали из чашек. Вида они были не то чтобы странного, а скорее очумелого. Молодой бледный мужчина в расшитом золотом сюртуке и импозантной шляпе-цилиндре глупо улыбнулся Алисе, Линнет досталась хищная, клыкастая ухмылочка, от которой хотелось мчать со всех ног подальше.