Антиваксеры. Книга 1. Грустный праздник

– Ну только не на площади, конечно, – сказал прокурор, – а где-нибудь неподалеку, чтобы взрыв был оттуда слышен, но не виден. Мы моментально оцепим место теракта, увезем останки террориста, и потом объявим о смерти еще двух человек во время взрыва. Но горожанам и Главе знать про Штыка совсем не обязательно, им хватит и одного Андрея Николаевича.

– Мне совершенно не нравится эта идея с убийством Олега, – сказал полицейский, – бедный парень и так столько всего перенес за последнюю неделю. А мы до кучи еще и взорвем его, хотя он ни в чем не виноват, да вдобавок сделаем из него козла отпущения, выставив террористом? За то, что он не вовремя залез на памятник?

– Жизнь в принципе штука очень несправедливая, – сказал спокойно Беккер, – особенно к тем людям, которые оказались в ненужное время в ненужном месте. Будем считать, Кузнецову просто не повезло. Но, если не согласны, давайте Ваши предложения.

– Может лучше Ивана Ивановича завалим? – спросил Котов, – он и на роль террориста подходит больше, да и заслужил смерти. Это ведь он отправил антиваксеров к Бабушкину и спровоцировал два убийства.

– Ну в той истории с провокацией все хороши, – махнул рукой Сан Саныч, – и Бритвин со своим блестящим в кавычках планом, и Бабушкин, решивший героически умереть, и Иван Иванович со своими шутками и пистолетами. Я тоже думал о том, чтобы террористом сделать секретаря антиваксеров, но увы, нельзя.

– Почему? – не понял начальник полиции.

– Это нарушит равновесие, – объяснил прокурор, – помните, о чем говорил на совещании Соловьев? Сейчас в городе существует баланс между вакцинаторами и антиваксерами. Игроки и с одной, и с другой стороны, стараются соблюдать правила игры. А смерть Ивана Ивановича может все испортить. Ведь никому не известно, кто вместо него придет к руководству партией. И не превратит ли новый секретарь своих антиваксеров в радикальных террористов? А пока прежний секретарь жив, такого не будет.

– А задание Кузнецову, – вспомнил Котов, – которое Иван Иванович обещал дать ему?

– Я тоже помню об этом, у секретаря есть еще время дать Олегу поручение, – сказал Беккер, – но вы с Бритвиным для того и сидите, чтобы выяснить, в чем будет заключаться это задание и предотвратить возможные последствия, если вдруг Иван Иванович задумает что-то серьезное.

– А если задумает, его тоже нельзя будет арестовывать? – удивился Котов, – чтобы не нарушить баланс?

– Вряд ли он решится на преступление, – задумчиво сказал Сан Саныч, – но давайте будем действовать по обстоятельствам. Чужая душа потемки. Возможно Иван Иванович хочет просто избавиться от Олега. Я бы на его месте подумал о ликвидации последнего живого участника операции устрашения. Поэтому секретаря партии сбрасывать со счетов никак нельзя. Но если он что-то задумает, то мы об этом узнаем. Кузнецов, в конце концов завербованный агент полиции. Он должен сразу сообщить куратору, если получит задание. Да и слежка и за ним, и за секретарем ведется.

– Да, – протянул Бритвин, – все так, но остается вопрос, кто же убил старшего лейтенанта?

– Мы подумаем об этом после праздника, – сказал прокурор, – а сейчас надо ехать к Главе и посвятить его в наши планы. Естественно, без лишних подробностей. Все детали ему знать необязательно. Соловьеву скажем так: мы нашли террориста, который убил Бабушкина и хочет устроить взрыв на День вакцинации. Но мы планируем не просто арестовать его, а дать преступнику возможность совершить теракт, списать на взрыв смерть Андрея Николаевича и сделать Евгению Васильевичу доброе дело. Ну и Штыка запишем туда-же. Парень свой орден заслужил.

– А про то, что Андрей Николаевич жив, мы Главе разве не скажем? – спросил Бритвин.

– Да мы ведь сами узнали об этом лишь час назад. А могли бы и не знать пока, – прокурор невинно посмотрел на коллег, – однако давайте уже, поедем к Соловьеву. Надо еще суметь уговорить его. Без санкции Главы мы не сможем осуществить наш план. Иначе не сносить нам голов, если вдруг что-то пойдет не так.

– А вдруг завтра объявится сам Бабушкин, или мы найдем его после праздника в собственном доме, что с ним делать будем, снова убьем? – поинтересовался Котов.

– Бабушкин завтра героически погибнет, – раздельно сказал Беккер, – а если потом объявится какой-то психически больной самозванец и начнет выдавать себя за покойника, разве мне учить полицию, что с ним делать?

Глава 36. Андрей Николаевич Бабушкин (часть 4)

(полтора месяца назад)

Своего двойника Андрей Николаевич увидел на улице совершенно случайно, в тот момент, когда меньше всего этого ожидал. Он пошел выносить мусор и возле контейнеров встретил бомжа, методично проверяющего пакеты в поисках чего-нибудь ценного. Бабушкин изумился, ведь профессиональным репортерским взглядом он мгновенно отметил, что бездомный одного роста и телосложения с ним. Возраст бомжа редактор определить не смог, но на вид тому было примерно столько же лет, сколько и ему самому.

Андрей Николаевич начал незаметно следить за двойником, благо из окна квартиры мусорные контейнеры были хорошо видны. Скоро он выяснил, что бомж инспектировал помойку ежедневно, около восьми часов вечера. И вот, в один прекрасный день Бабушкин купил бутылку хорошей водки, треть вылил в раковину, остальное положил в пакет и побежал в восемь часов к контейнерам караулить двойника. Тот появился в назначенное время, а Андрей Николаевич окликнул его и сказал:

– Слушай друг, мы тут День рождения отмечали, водка осталась, я не пью, а выкидывать жалко. Возьми если надо.

Бомж посмотрел недоверчиво, но бутылку взял, хрипло поблагодарил и пошел своей дорогой. На следующий день Бабушкин в восемь вечера опять подошел к помойке. Проходящий мимо бездомный первым поздоровался с редактором, снова поблагодарил его за водку, и они разошлись. Еще через несколько дней Бабушкин собрал у себя дома пакет с ношеными вещами и при очередной встрече передал их бомжу.

Спустя пару недель Андрей Николаевич уже здоровался с бездомным, как со старым знакомым, периодически отдавал ему еду или ношеную одежду, узнал имя бомжа и наладил с ним почти что дружеские отношения. В коротких разговорах с двойником Бабушкин, легко умевший находить с людьми общий язык, выяснил непростую судьбу бездомного, которого звали Димой, Ему оказалось немного за пятьдесят, хотя выглядел он гораздо старше, жена его трагически умерла, детей у них не было, а новая пассия обманным путем оформила его квартиру на себя и выгнала из собственного жилья. И в течение последних пяти лет Дима бомжевал, влившись в местный коллектив людей без определенного места жительства.

Об этом Андрей Николаевич и рассказал Вилену Егоровичу, при их очередной встрече. Смирнитский долго и пристально смотрел на друга, а потом спросил:

– Ты серьезно решил убить человека и инсценировать свою смерть?

Бабушкин начал нелепо оправдываться, махать руками, уверять, что все это лишь его теоретические размышления и умозаключения, никакого отношения к реальности не имеющие. Да и вообще, какой смысл говорить о убийствах, если он сроду не держал в руках оружия, и даже не знает, где его взять.

– А я вот знаю, где взять пистолет! – похвалился подвыпивший Вилен Егорович, когда Андрей Николаевич выдохся и замолчал.

Бабушкин округлившимися глазами смотрел на друга. А тот продолжал.

– Ты даже не представляешь, чего только нет в музейных фондах. И никто не знает. В том числе и я, хотя всю жизнь проработал в музее и являюсь его хранителем.

Смирнитский стал рассказывать, как он лет десять назад разбирал очередные стеллажи в запасниках и обнаружил там кое-что интересное. В свое время один из горожан, вернувшийся в сорок пятом году с войны, привез целую коллекцию трофейных безделушек, а среди них и личные вещи какого-то безымянного немецкого офицера. Были там и медали, и полевая сумка с картами, и красивый серебряный портсигар и еще куча разных интересных вещиц. В том числе и пистолет, принадлежавший офицеру.

Демобилизованный солдат, который быстро понял, что дома хранить подобные вещи весьма чревато, а выкинуть их жалко, не придумал ничего другого, как уложить трофеи в большую жестяную коробку из-под довоенного монпансье и сдать ее в музей. Тогдашний хранитель написал прямо чернилами на крышке экспоната обстоятельства его поступления, засунул на один из стеллажей, даже не открыв, и благополучно про него забыл. А за долгие годы коробку завалили кучей других единиц хранения, под которыми она и пролежала целой и невредимой почти семьдесят лет, пока ее не нашел дотошный Вилен Егорович.

Он внимательно изучил содержимое находки, представляющее теперь достаточно большую историческую ценность, в том и числе пистолет Вальтер Р38, выпуска 1942 года. Человек, сдавший коробку в музей, тщательно смазал оружие и завернул в лоскут, оторванный от нательной рубахи. Так же аккуратно была обернута и картонная упаковка с готическими надписями, в которой лежали пятьдесят патронов калибра 9 миллиметров.

В подвале музея, где хранились фонды, всегда поддерживалась определенная температура и влажность, за этим Смирнитский следил очень строго. Поэтому никакой коррозии ни на пистолете, ни на патронах он не обнаружил. Вилен Егорович хотел сначала сдать находку в милицию, но потом передумал и убрал коробку обратно на стеллаж, где она и лежала последние десять лет.

Бабушкин слушал друга с открытым ртом, а потом спросил:

– Но почему ты не сдал пистолет, куда следует?

– Да ты понимаешь, – ответил Вилен Егорович, – я хотел сделать из вещей немецкого офицера экспозицию, к Дню победы, и решил пока оставить находку в музее. Да и забыл про нее. Возраст. Мне ведь уже семьдесят семь стукнуло. А тут ты сказал про оружие, я и вспомнил про эту коробку.

– Тебе на вид и семьдесят не дашь, – пробурчал Андрей Николаевич, посмотрев на друга, – но ты лучше скажи, неужели пистолет, который еще старше тебя, выстрелит спустя столько лет?

– Пистолет то наверняка выстрелит, а вот патроны могут дать осечку, – сказал Смирнитский.

На следующий день Бабушкин позвонил Вилену Егоровичу и предложил испытать Вальтер. Тот долго отнекивался, ругая себя за то, что сболтнул лишнего по пьяной лавочке, но Андрей Николаевич был настойчив. И наконец, через пару недель уговоров Смирнитский сдался и согласился провести испытания.

Дотошный Вилен Егорович нашел в интернете руководство по разборке пистолета, попутно удивившись тому факту, что Вальтер Р38 оказывается выпускался еще много лет после окончания второй мировой войны. Смирнитский досконально изучил по картинкам устройство пистолета, а в ближайший понедельник, когда музей был закрыт, сел в машину и поехал на работу, купив по дороге оружейного масла и щеток в магазине «Охотник». Несмотря на преклонный возраст, Вилен Егорович уверенно водил автомобиль, да и Бабушкин нисколько не польстил другу – выглядел Смирнитский лет на десять моложе своих лет. В музее новоявленный мастер-оружейник вооружился щетками и маслом, достал пистолет из коробки и в течение часа чистил от старой затвердевшей смазки. Вилен Егорович разобрался с устройством Вальтера, снарядил патронами обойму и направился к Бабушкину, который с нетерпением ждал его дома, под каким-то предлогом отлучившись с работы.

Посовещавшись, друзья решили поехать для испытания пистолета на заброшенный глиняный карьер, в двадцати километрах от Шахтинска. Приехав на место, Вилен Егорович показал Андрею Николаевичу, как пользоваться Вальтером, и научил разбирать и собирать его. Дело осталось за малым – проверить оружие в действии. Право на эту миссию Смирнитский великодушно уступил другу.

Андрей Николаевич, на удивление быстро разобравшийся с пистолетом, вставил обойму в Вальтер, передернул затвор, надавил большим пальцем предохранитель, взвел курок и нерешительно посмотрел на Смирнитского. Тот кивнул головой, Бабушкин направил пистолет в борт карьера и нажал на спуск. Вальтер звонко хлопнул, распугав местных ворон, и выбил из откоса фонтанчик песка.

– Ты смотри, – пораженно сказал редактор, – стреляет!

– Умели же делать, фашисты проклятые, – сказал не менее изумленный Смирнитский и втоптал в песок отлетевшую гильзу.

Андрей Николаевич достал из машины взятые с собой две полторашки из-под пива, заполненные водой, и поставил их гусеницу старого полуразобранного экскаватора, стоящего неподалеку. Он отошел на пять шагов от мишеней, тщательно прицелился в одну из них и выстрелил. Бутылка опрокинулась на бок и через пробитое отверстие из нее потекла вода.

– Ну ты и снайпер, – восхищенно сказал Вилен Егорович и удивленно покачал головой.

Бабушкин расстрелял оставшиеся патроны из обоймы (сам Смирнитский не изъявил желания пострелять), и пистолет ни разу не дал осечки. И Вальтер, и патроны к нему за восемьдесят лет сохранились безупречно. Оружие было готово к стрельбе. Дело оставалось только за Бабушкиным.

Глава 37. Предложение Соловьева

(пятница, 14:00, 22 часа до Дня вакцинации)