Экспедиции в Экваториальную Африку. 1875–1882. Документы и материалы

Пока еще малознакомый с этими тонкостями, я начинаю разговор с просьбы дать нам гребцов. Реноке слушает меня, дымя своей огромной трубкой, которую мальчик зажег об уголек; он долго вдыхает в себя дым, а затем выпускает небольшими и быстрыми клубами. Проходит четверть часа, а вождь так и не удосуживается прервать свое блаженное спокойствие. Затем трубка начинает путешествие по кругу; она останавливается у каждого рта: и вот настает момент выслушать королевский ответ.

Речь Реноке длится еще больше, чем ее ожидание; я, кажется, понимаю, что он согласен помочь нам подняться до страны оканда, где он и его люди ведут торговлю, но хочет дождаться спада воды и более спокойного течения, чтобы облегчить плавание. Кроме того, говорит он, после деревень бакале[234 - Бакале, или акеле (на языке фанов, «обрезанные»; совр. келе) – этнос, в начале XIX в. населявший территорию к северо-востоку от Габонского эстуария (прежде всего междуречье Комо и Бокуэ), куда, возможно, бакале мигрировали из долины Верхней Ивиндо (см.: Merlet M. Le pays des trois estuaires: 1471–1900. Quatre si?cles de relations extеrieures dans les estuaires du Muni, de la Mondah et du Gabon. Libreville, 1990. P. 33). Первоначально жившие за счет охоты, бакале в XIX в. в основном переориентировались на транзитную торговлю: они покупали во внутренних областях (преимущест венно у фанов) рабов и слоновую кость и затем перепродавали жителям побережья (мпонгве); с 1853 г. к предметам их торговли добавился каучук. По крайней мере с 1840-х годов (когда мы имеем первые достоверные сведения от европейских путешественников) фаны, стремившиеся прорваться к Габонскому эстуарию, постепенно вытесняли (отчасти ассимилировали) бакале из долин Комо, Бокуэ и Рембое. Под их давлением бакале к началу 1860-х годов перенесли центр своей торговли на юг, на Среднюю Огове (см.: Serval P.-A. Le Gabon. Description de la rivi?re Rhamboе et de ses affluents // Revue Maritime et Coloniale. T. 3. 1861. P. 402–404; см. также: Raponda Walker A. Op. cit. P. 133), где их партнерами стали, главным образом, галуа и иненга (Compi?gne V. de. Op. cit. Vol. 2. P. 80); основными предметами обмена остались слоновая кость и каучук (Savorgnan de Brazza P. Voyages d’exploration… P. 533). В 1860-х годах бакале контролировали оба берега Огове от низовьев Абанги до низовьев Нгунье (до Леса Советов в 9 км выше Пуэнт-Фетиша, согласно де Компьеню: Compi?gne V. de. Op. cit. Vol. 1. P. 229), оттеснив к югу местные племена (вили и др.); их владения располагались между землями иненга на юго-западе и окота на северо-востоке (Walker R. B. N. Relation… P. 130). Самым крупным их поселением являлась Самкита. Но во второй половине 1860-х и в 1870-е гг. фаны постепенно выдавили бакале с правого берега Огове (сначала с территории выше Самкиты, а затем и ниже по течению; см.: Compi?gne V. de. Op. cit. Vol. 1. P. 229).В 1880 г. они населяли только левый берег Огове и низовья Нгунье (Savorgnan de Brazza P. Voyages d’exploration… P. 533).Первым европейцем, установившим прямые контакты с бакале (сентябрь 1846 г.), был француз Пижар (см.: Pigeard Ch. Exploration du Gabon, effectuеe en ao?t et septembre 1846 // Annales maritimes et colonials: Revue Coloniale. Т. 3. 1847. P. 263).В настоящее время насчитывается чуть более 9 тыс. бакале, которые живут рассеянными группами в провинции Средняя Огове к югу от Огове (от долины Лоло до верховьев Бендоло, притока Нгунье), в основном в верховьях Икои и Огулу. В целом о бакале см.: Raponda Walker A. Op. cit. P. 131–136.] надо плыть три дня между пустынными берегами[235 - Ср. свидетельство де Компьеня (1874 г.): «Начиная <с Леса Советов>, идут, причем только на левом берегу, поселения бакале; … правый же берег, на который павины, а еще выше по течению ошеба совершают постоянные набеги, совершенно безлюден. На расстоянии двухсот миль (370 км. – И. К., Е. К.) там не встретишь ни одной деревни. Зато на левом берегу бакале чрезвычайно многочисленны» (Compi?gne V. de. Op. cit. Vol. 1. P. 229).]: необходимо, следовательно, запастись провизией, обменяв ее на товары.

Предвидя, что наше пребывание будет достаточно долгим, я спешу отремонтировать большую бамбуковую хижину, которую прежде занимал торговый агент, и устраиваю там нашу первую штаб-квартиру.

До сих пор мы питались продуктами, привезенными из Европы. Чтобы не израсходовать их в самом начале экспедиции, нам приходится знакомиться с африканской кухней.

Здесь свежую рыбу[236 - Рыболовство являлось одним из самых главных занятий у большинства прибрежных племен Огове, особенно у орунгу, галуа и верхних бангве; для сохранности рыбу высушивали (Marche A. Op. cit. P. 294). Огове и ее притоки были чрезвычайно богаты рыбой; самые крупные особи относились к семейству сомовых (достигали 80 кг и 1,5 м в длину); популярностью пользовались также карповые.], куриц[237 - В экваториальной зоне было мало домашних животных, и они не играли важной роли в хозяйстве туземных племен. Исключение составляли куры, которых разводили повсеместно и в большом количестве. Однако куры эти не отличались большими размерами (Ibid. P. 315), и их никогда не откармливали; кроме того, туземцы не употребляли в пищу куриные яйца.Вероятно, куры проникли в Тропическую Африку в середине I тыс. н. э. или с севера (из Северной Африки), или с северо-востока (через долину Нила и восточноафриканское побережье).], козлят[238 - Для экваториальной зоны были типичны коротконогие козы с редкой желтоватой шерстью. Туземцы разводили их в небольшом количестве.] едят с маниокой[239 - Маниока (Manihot utilissima) – древесный кустарник семейства молочайных. Его длинный и конусообразный корнеклубнеплод бурого цвета, богатый крахмалом, кальцием, фосфором и витамином С, являлся главным продуктом питания жителей Экваториальной Африки. Посевы маниоки давали очень большой урожай (на второй год), но быстро истощали почву, тем более что туземцы практически не использовали естественных удобрений – золы и перегноя, поэтому им постоянно приходилось осваивать целинные территории вокруг деревни, а иногда даже переселяться на новое место. В долине Огове выращивалась горькая маниока (с содержанием синильной кислоты), которую приходилось перед употреблением в пищу в течение нескольких дней вымачивать в ручьях. Это южноамериканское растение было завезено в Анголу в конце XVI в. и стало культивироваться туземцами со второй половины XVII в. См.: Jones W. O. Manioc in Africa. Stanford (CA), 1959. P. 60–69, 108.] или бананами, которые являются основой питания каждого африканца. Крупные бананы едят сырыми; менее мучнистые очищают, затем кладут с верхом в котел с водой; все это покрывают листьями и варят на пару. Что касается маниоки, то перед употреблением в пищу ее держат три дня в воде, чтобы вышел содержащийся в ней цианид, затем растирают[240 - Перед этим от мякоти отделяют кожуру (1 мм толщиной) и волокна.], кладут в медные тазы, которые называют «нептунами»[241 - В стране имеется огромное количество таких тазов. Ими туземцы пользовались раньше для выпаривания черной соли из болотной воды. Теперь соль поставляется из прибрежных факторий (примеч. авт.).], и тоже варят на пару; потом эту массу скатывают в комки и формуют галеты[242 - Этот способ немногим отличается от способа приготовления хлеба из маниоки жителями Луанды в конце 1660-х годов: они растирали маниоку, превращая ее в тесто, а затем лепили из него лепешки, которые, завернув в листья, варили на пару или в кипятке. См.: Michael Angelo of Gattina, Denis de Carli of Piacenza. A Curious and Exact Account of a Voyage to Congo in the years 1666 and 1667 // A Collection of Voyages and Travels. London, 1752. P. 491. Ср.: Швейцер А. Письма из Ламбарене. Л., 1978. С. 65.].

Отныне это станет нашим обычным меню.

Племена, с которыми мы завязываем отношения, уже были описаны де Компьенем и Маршем[243 - Compi?gne V. de. Op. cit. Vol. 1. Ch. 6; Marche A. Op. cit. P. 120–131, 243–244.]. Здесь это иненга, а напротив нас, на правом берегу, галуа. Оба племени обладают монополией на транзит по Огове между Ламбарене и Лопе[244 - Торговый центр оканда у впадения в Огове реки Лопе, «расположенный на 9°16? восточной долготы по Парижу» (Отч.-1. Гл. II).].

Деревни иненга, к слову сказать, немногочисленные, располагаются вдоль левого берега. На холмах, окаймляющих на востоке озеро Зиле, находятся плантации, где трудятся женщины и рабы. Иненга не любят, чтобы чужеземцы посещали эти места; они опасаются суровых санкций, ибо работорговля давно запрещена. Однако доктор Балле однажды побывал там. Он был поражен, увидев целые селения рабов, купленных в верховьях реки; они, как ему показалось, не жалуются на свою судьбу; их считают почти членами семьи, и у них нет никакой иной обязанности, кроме как обрабатывать землю, чтобы поставлять продукты питания своим хозяевам. Некоторых из них, однако, посылают работать гребцами; по возвращении они неизменно отдают свой заработок, ибо ничто не должно им принадлежать.

Хитрецы, лентяи[245 - В письме от 24 декабря 1875 г. де Бразза сообщает: «… здесь трудятся только рабы, купленные в верховьях Огове. <…> … трудятся только женщины и дети, да и они, поверь мне, не очень усердствуют» (Пис. III).] и попрошайки[246 - «Все – попрошайки, начиная с вождя, который приходит ко мне за милостыней – стаканом водки» (Пис. III).] иненга представляют собой вырождающееся племя. Впрочем, их пороки – те же, что и у других племен[247 - О пороках галуа рассказывает Марш (Marche A. Op. cit. P. 243–244).], вступивших в контакт или с продавцами человеческого товара, или с первыми авантюристами, прибывшими на эти берега.

Их вождь Реноке, уже давно подчинившийся Франции[248 - В августе 1873 г.], пользуется неоспоримым влиянием среди прибрежных племен Огове вплоть до <земель> оканда.

Несмотря на то, что он сам ослепил себя, якобы ради подтверждения своей значимости, его рассудок остается ясным. Его поведение, всегда достаточно корректное по отношению к Франции, свидетельствует, что он понимает свои интересы. Его законный наследник лишен этих достоинств. Каково же будет будущее <племени>? Говорят, что влиятельный вождь по имени Риканга расчищает себе путь, чтоб занять место Реноке.

Влияние Реноке основывается на статусе законного вождя и одновременно статусе жреца фетишистского культа.

Фетишизм, если не принимать в расчет те или иные варварские приемы, является совокупностью религиозных, социальных и политических правил, знание которых передается по традиции и дает его обладателям значительную власть над невежественным и суеверным населением независимо от того, миролюбиво оно или воинственно. Если великий колдун племени добавляет к этому званию титул законного вождя, который он получает благодаря репутации смелого воина и авторитету, проистекающему из его богатства или обширных торговых связей, его власть, и так абсолютная над собственными подданными, распространяется далеко за эти пределы и возрастает еще больше за счет многочисленных брачных союзов, заключенных с женщинами из соседних племен. В подобных благоприятных условиях существовала некогда и династия, к которой принадлежал Реноке; но прежде могущественная, она пришла в упадок[249 - «Вот уже двадцать лет» (Пис. II).] в результате отмены работорговли, внутренних распрей, вторжения бакале[250 - См. выше сн. 110.] и контактов с европейцами. Сейчас на голове Реноке цилиндр, к которому прикреплена корона маркиза[251 - Корона маркиза – промежуточный вид между графской и герцогской. Она имела три листа и шесть жемчужин, которые первоначально располагались так же, как на графской короне, но позже утвердился обычай оформлять их в виде трилистников.Корона, подаренная Реноке, была сделана из позолоченной меди (Пис. II).], украшенная фальшивыми драгоценными камнями[252 - Старье из Императорского театра в Тюильри, которое при моем отъ езде мне подарило Географическое общество (примеч. авт.).], – мой щедрый дар. Король-слепец пришел ко мне ради стакана рома, в то время как его жены, родственники и рабы разворовывают его склады.

Как мы уже сказали, галуа обитают на противоположном берегу. Они принадлежат к той же расе, что и иненга, но их намного больше. Когда-то их объединял под своей властью Король-Солнце (Нкомбе); теперь же в этом племени царит великий беспорядок из-за соперничества нескольких вождей, каждый из которых пытается захватить бразды правления[253 - Марш пишет: «Я нашел эту страну изменившейся. Целые деревни исчезли или сменили свое место. Бакале вторгаются сюда со всех сторон; в настоящее время они завоевывают земли галуа и иненга» (Marche A. Op. cit. P. 242).].

Галуа и иненга знают, что без их помощи невозможно преодолеть пороги; к тому же отсутствие конкуренции позволяет им завышать цену[254 - В письмах конца 1875 г. – начала 1876 г. (Пис. III–IV) де Бразза винит в этом немецкого путешественника Оскара Ленца, развратившего туземцев своей щедростью.]. Найдя их претензии чрезмерными, я посылаю Балле и Марша[255 - С несколькими лапто (Marche A. Op. cit. P. 245) и переводчиком-павином (Ibid. P. 249, 251). В «Трех путешествиях» Марш совсем не упоминает об участии в этой миссии Балле.] в Самкиту[256 - Самкита (Самбекита) – крупное селение на левом берегу Огове, главный торговый центр бакале и восточная граница их владений; здесь Роберт Брюс Наполеон Уокер в 1866 г. учредил торговое представительство ливерпульской фирмы «Хаттон и Куксон». Ныне – административный центр департамента Огове и Озера (провинция Средняя Огове).], селение бакале в двух днях плавания вверх по реке, с поручением привести оттуда пироги и гребцов[257 - В действительности Маршу было поручено нанять в Самките пироги и гребцов, добраться с ними до Лопе и прислать оттуда в Ламбарене лодки с гребцами-оканда за основной частью экспедиции (Ibid. P. 244; см. также: Пис. III); самому же Маршу надлежало отправиться дальше в страну оканда (Пис. IV). Марш прибыл в Самкиту 12 декабря и оставался там до 14 января. О трудностях, с которыми он столкнулся в Самките, см.: Marche A. Op. cit. P. 244–250.].

Мои храбрые заместители уплывают на двух пирогах, купленных Маршем на озере Азинго[258 - Одну из них он приобрел у фанов (Ibid. P. 243).]. К несчастью, спустя четыре дня доктор Балле возвращается обратно совсем больным. В полной тревоге я поручаю ему охрану нашей штаб-квартиры и принимаю предложение одного торговца[259 - По свидетельству Марша, это был немец Смидер из фактории в Ламбарене (Ibid. P. 247).] доставить меня в Самкиту[260 - Ср.: Пис. III.]. Его паровая шлюпка берет на буксир большую пирогу, нагруженную нужными для Марша товарами[261 - Прежде всего продовольствием (Marche A. Op. cit. P. 247).].

1 января 1876 г.[262 - Около 16:00 (Ibid. P. 246–247; Пис. IV).] я прибываю в Самкиту. Год начинается плохо. Из-за усталости и лихорадки у меня едва хватает сил снять показания с приборов, чтобы определить местоположение деревни[263 - Де Бразза был вынужден проводить астрономические измерения дважды – сначала по Луне, затем по Солнцу (Пис. IV).]. Однако время не терпит, и уже на следующий день, оставив Маршу необходимые вещи, я отправляюсь[264 - На той же самой шлюпке (Marche A. Op. cit. P. 247; Пис. IV).] в Ламбарене.

Из-за головокружения и приступов тошноты я с трудом передвигаю ноги; небольшое облегчение нахожу, только лежа в гамаке на носу баркаса[265 - На рубке (Пис. IV).]. Вскоре баркас, идущий на полном ходу, сталкивается со стволом дерева. Сильный толчок – и меня выбрасывает за борт; пока я осознаю случившееся, и пока наш баркас восстанавливает равновесие, я борюсь, насколько хватает сил, против течения, одновременно выпутываясь из своего гамака и одеял[266 - Затем де Бразза сумел доплыть до шлюпки и забраться на борт. См.: Пис. IV.].

К счастью, это купание не имеет каких-либо серьезных последствий, если не считать громадной усталости, но она скоро проходит. Бросив наш севший на мель баркас, вечером того же дня мы возвращаемся на маленькой пироге в Ламбарене. Мы находим там доктора Балле выздоровевшим; спустя два дня лихорадка оставляет и меня до нового приступа.

С 1 января мы становимся обладателями четырех больших пирог, за которые я заплатил товарами[267 - Подробно см.: Пис. III.]; в целом стоимость каждой обошлась нам в сто франков. Здешние пироги совсем не похожи на пироги из Анголы, относительно короткие и с вы пуклым дном; длина наших – от пятнадцати до семнадцати метров, а ширина около метра. Они вырублены из цельного ствола окуме[268 - Дерево окуме (Aucoumea klaineana) – дерево розового или белого цвета из семейства бурзеровых, растущее в прибрежной полосе экваториального леса. Достигает 30–40 м в высоту; имеет широкое основание, диаметр большей части ствола – от 1 до 2,5 м. Деревья окуме растут на близком расстоянии друг от друга, поэтому корни их часто переплетаются. Поскольку плотность окуме невелика (0,44 кг/м

), и оно не тонет, его древесину издавна употребляли как строительный материал для пирог; сок же, по свидетельству Гриффона дю Белле, применялся для изготовления факелов (Griffon du Bellay M.-T. Exploration du fleuve Ogo-Wai (Juillet et ao?t 1862), c?te occidentale d’Afrique // Revue Maritime et Coloniale. T. 9. 1863. P. 71). В колониальный период окуме стало главным экспортным деревом Французской Экваториальной Африки; использовалось преимущественно для изготовления филенки (для облицовки мебели и стен) и мелких предметов домашнего обихода (шкатулки и пр.).], одного из самых прекрасных деревьев этого бассейна, у них плоское дно, прямые борта, вытянутые нос и корма; с грузом от шестисот до тысячи килограммов они поднимаются над водой лишь на восемь – десять сантиметров[269 - Ср.: Пис. IV.]. Багаж крепко привязывают на случай, если пирога вдруг потеряет равновесие, перевернется и окажется в плену у течения.

Впереди стоят с веслами два-три человека, которые управляют лодкой. Груз занимает пространство от шести до восьми метров, за ним стоят десять или двадцать негров[270 - На самых больших пирогах (Пис. IV).], которые орудуют веслами или, когда проходят пороги, шестами.

Я заполучил гребцов только после того, как выдал вызвавшимся поработать на меня аванс ромом и табаком, пообещав еще, показывая им на запас водки[271 - Де Бразза пришлось с этой целью выписать из фактории сорок литров водки (Пис. III).], прибавку[272 - Вдобавок к основной плате – товарам стоимостью 35 франков на каждого гребца (Пис. III).] в конце путешествия[273 - В письме от 10 января 1876 г. де Бразза приводит иную версию: он сумел вызвать у иненга и галуа опасения, что собирается нанять в качестве гребцов бакале и оканда; те испугались конкуренции и согласились на эту работу (Пис. IV).]. Впрочем, я намеревался применить систему португальцев на Конго[274 - О реке Конго см. сн. 34 к Введ.-2.]: чтобы не обременять себя огромным количеством товаров и сделать для туземцев оплату более удобной, я решил рассчитываться с моими гребцами в день окончания службы талонами, которые затем можно было отоварить в факториях.

Наш отъезд, намеченный сначала на 11 января[275 - Согласно письму де Бразза от 10 января 1876 г., отъезд был первоначально запланирован на утро этого дня (Пис. IV). Из письма от 6 апреля создается впечатление, что состоялся он не 13, а 12 января (Пис. V).], а потом на 12-е, происходит 13 января. Мы покидаем Ламбарене вместе с Реноке, который плывет в собственной пироге. С нами едут сто двадцать галуа и иненга, все наши ящики, за исключением нескольких не очень ценных, закреплены на десяти больших пирогах, из которых восемь принадлежат нам[276 - Так же в «Отчете» (Отч.-1. Гл. II). Однако в письме от 10 января 1876 г. де Бразза говорит о девяти пирогах (Пис. IV).].

Глава V. От Ламбарене до Самкиты

Время нашего плавания по реке будет распределено следующим образом: каждый день между шестью и семью часами утра гребцы садятся за весла и останавливаются около полудня предпочтительно у песчаной мели, где мы организуем стоянку. Эта остановка используется для обеда; между половиной второго и двумя часами мы снова пускаемся в путь; плавание должно завершиться к пяти часам дня, ибо важно устроиться на ночлег до темноты, которая в этих широтах наступает внезапно[277 - См. также: Пис. IV.].

Итак, к вечеру уже выбрано место, и мы вытаскиваем пироги на песчаную отмель; бананы очищены и положены в «нептуны»; пойманная накидной сетью рыба и куры становятся нашим основным блюдом. После трапезы люди располагаются группками рядом с кострами и засыпают в своих накомарниках. Мы же, укрывшись в палатке, укладываемся на циновках и одеялах[278 - Постель Марша во время плавания по Огове, по его словам, состояла из двух циновок, накомарника и резинового коврика (Marche A. Op. cit. P. 334).], констатируя, что сон приходит здесь гораздо медленнее, чем тогда, когда мы ожидали его в своих европейских кроватях.

Доктор Балле и Амон, к несчастью, заболевают: их организм не переносит вредоносных испарений, обычных в переходный период между сезоном дождей и сезоном засухи; я не питаю надежд на их немедленное выздоровление, и хотя на пирогах невозможно создать для них сколько-нибудь комфортные условия, мы собираем всю нашу волю, чтобы снова пуститься в путь.

Выбравшись из <лабиринта> островов, которыми усеяно ее русло, Огове свободно несет свои воды между двумя плотными рядами деревьев, чья гигантская высота убывает только при удалении от них на тысячу метров. Берега, то вытянутые по прямой линии, то описывающие дугу большого радиуса, создают впечатляющую картину, рамкой для которой служат очертания высоких холмов на бескрайнем горизонте.

Мы вскоре познакомимся с новым народом – бакале, чьи многочисленные селения раскинуты и справа и слева. Поскольку берега еще достаточно низкие, мы можем, прежде чем остановиться, видеть все эти ряды хижин, которые, как мне кажется, построены примерно на два метра выше максимального уровня воды при половодье.

Мы достигаем важного пункта торгового пути, где бакале, с одной стороны, получают европейские товары и откуда, с другой, отправляют свои собственные во внутренние <области страны>. Здесь всегда большое скопление туземцев. Могущественные вожди, такие как Мдинге[279 - У Марша – Ндинге (Ibid. P. 244). Марш называет его верховным вож дем бакале (Ibid. P. 244–245).], Каза, Нтамби[280 - Нджамби.], Алика, контролируют обширную торговлю своих подданных, а также ведут дела с коммерсантами из низовий реки[281 - Большую роль в селениях бакале играл также совет старейшин (Ibid. P. 247).].

Характер бакале еще более труден, чем у иненга и галуа. Ни одна торговая сделка не обходится без обмана, к этому добавляется еще их склонность к скандалам. Спор может перейти в драку, но это случается только тогда, если у них есть шанс победить: сильный соперник быстро обнаруживает их трусость и разрушает всю эту вздорную дипломатию.

<Надо отдать им должное> – бакале отличные охотники: они часто организуют облавы на слонов[282 - В Габоне обитают два вида африканского слона – саванный (Loxodonta africana) и лесной (Loxodonta cyclotis).] и загоняют тех в ловушки.

Природное пристрастие этого народа к кочевой жизни подкрепляется во многом его религиозными представлениями или, точнее, дремучим суеверием.

Когда в какой-нибудь деревне случается несчастье, например, когда умирает вождь, бакале сразу же покидают свои жилища и плантации, чтобы поселиться в месте, которого еще не коснулся никакой злой рок[283 - Ср.: Ibid. P. 254–255.]; понятно, что эти перерывы в земледельческих работах вкупе с абсолютным безразличием к тому, что производит земля, становятся причиной частого голода. Однако мало-помалу коммерческая значимость того или иного места принуждает к оседлости: выгода одерживает верх над предрассудком, и в таких деревнях, как деревни Мдинге, Алики и Нтамби, состав населения остается практически неизменным.

Можно только с большой оговоркой говорить о нравах бакале; скорее, речь идет об отсутствии нравов[284 - Предшественники Пьера де Бразза также давали бакале весьма негативные характеристики (дикие, агрессивные, живущие за счет грабежей и охоты за людьми). См.: Deschamps H. Quinze ans de Gabon (les dеbuts de l’еtablissement fran?ais, 1839–1853) // Revue fran?aise d’histoire d’outre-mer. Vol. 50. 1963. No. 180–181. P. 342.]. Муж, как только у него появляется возможность, спешит заработать на своей жене, и агенты факторий, к сожалению, не отказываются от подобных сделок. Все объясняется просто: поскольку агенты не испытывают никакого стыда, «беря комиссионные» в размере трех четвертей товаров с туземцев, последние прибегают к самому надежному средству, чтобы компенсировать потери.

Положение женщин здесь намного тяжелее, чем у иненга или галуа. Мы уже сказали, что бакале торгуют только с внутренними <областями страны>. Они уезжают группами, куда входят члены одной семьи, если можно назвать родственниками шуринов, чье число увеличивается с каждым днем; они следуют по узким туземным тропам, обменивают европейские товары на слоновую кость или каучук; затем, когда обмен завершен, возвращаются в свою деревню. Во время этих экспедиций мужчины не несут никакого груза, он распределяется между рабами и женщинами.

Нередко женщинам приходится нести от тридцати до сорока килограммов. Понятно, что они предпочитают оставаться в каком-нибудь селении в качестве залога, что случается, когда у их мужей кончаются товары. Мужчины уходят за новыми и отсутствуют некоторое время, а по возвращении отыскивают и забирают обратно отданных под залог жен. Те обычно не жалуются на пребывание у чужих; временные владельцы обращаются с ними относительно хорошо, тем более что женщинам позволяется принимать их ухаживания. Таким образом жены возмещают натурой процент с суммы, одолженной их законным мужьям.

Торговля бакале простирается достаточно далеко. Люди из Самкиты действительно добираются до земель бангве[285 - Бангве – этнос из группы бакале, часть которого в эпоху Пьера де Бразза населяла земли к западу от долины Офуэ (Marche A. Op. cit. P. 271). Марш, посетивший этих северных бангве в начале июля 1876 г., рассказывает: «Деревни бангве напоминают деревни бакале; впрочем, для меня это та же самая раса, говорящая практически на том же языке, обладающая такой же коммерческой жилкой и отличающаяся такой же неопрятностью, которая особенно свойственна женщинам» (Ibid. P. 274). Он также называет их «прекрасными охотниками» (Ibid. P. 275). Другая часть бангве обитала в верховьях Огове южнее Думе; в их жизни большую роль играло рыболовство (Ibid. P. 294).] к югу от страны оканда. Бангве же, в свою очередь, доходят до земель симбо[286 - Симба – этнос, возможно, из группы оканда, населявший в эпоху Пьера де Бразза в основном левобережье Средней Офуэ. Это племя посетил Марш в первой половине июля 1876 г. «Деревни симба, – пишет он, – в целом добротно построены и очень опрятны; хижины высокие и сделаны из бамбука; в центре деревни – одно или два сторожевых сооружения; мужчины довольно красивые; женщины следуют той же моде, что и оканда, и украшают себя медными заколками» (Ibid. P. 274).В настоящее время в Габоне насчитывается около 3 тыс. симба; они обитают в районе между Мимонго и Синдарой.] и окона[287 - Окона (кона) – этнос, возможно, из группы оканда.].

Мы останавливаемся в деревне Нтамби и с удовольствием проводим послеполуденные часы в обществе господина Нассау[288 - Роберт Хемилл Нассау (1835–1921 гг.) – американский миссионер-протестант (пресвитерианец); врач и теолог; в 1861–1906 гг. осуществлял миссионерскую и гуманитарную деятельность в долине Огове, с 1874 г. – у бакале, галуа и иненга. Автор сочинений: Nassau R. H. Fetichism in West Africa: Forty Years' Observation of Native Customs and Superstitions. New York, 1904; Idem. My Ogowe: Being a Narrative of Daily Incidents During Sixteen Years in Equatorial West Africa. New York, 1914.], миссионера-протестанта из Америки[289 - Американцы были первыми миссионерами на Огове, но после установления французского колониального господства они были вынуждены покинуть Французское Конго (1897 г.), передав свои функции Парижскому миссионерскому обществу (Швейцер А. Указ. соч. С. 13; Raponda Walker A. Op. cit. P. 69).]. В 1875 г.[290 - Американская протестанская миссия была основана Нассау в 1874 г. в деревне Беламбила в 37 км выше Ламбарене, но в 1877 г. он перенес ее в окрестности Ламбарене. См.: Raponda Walker A. Op. cit. P. 69.] он самостоятельно обосновался у бакале. Господин Нассау в отчаянии, что его миссия не приносит желаемых результатов в стране, где у его противников, агентов факторий, есть масса возможностей споспешествовать падению нравов.

Нам представляется случай оказать ему услугу. За несколько дней до этого некий вождь, которому другой поручил продать бивень, предложил собственнику слоновой кости недостаточное количество товаров; не согласившись с ценой, тот потребовал свой товар обратно. Чтобы дать ход делу, он задержал пирогу Нассау и заявил, что не возвратит ни ее, ни гребцов, пока не удовлетворят его ходатайство. Мы сумели, правда не без труда, вернуть все бедняге Нассау, который, впрочем, не очень удивился этому происшествию, вызвавшему у нас странные мысли о некоторых нравах туземцев. Согласно обычаям страны, третья сторона, которую таким способом вынуждают стать арбитром, должна использовать свою власть для того, чтобы вершить правосудие, а не для того, чтобы избавляться от чрезмерно назойливых просителей.

На следующий день[291 - 14 января.] мы прибываем в Самкиту, где нам сообщают, что Марш только что покинул селение[292 - Marche A. Op. cit. P. 251.]. Ему так и не удалось избежать ссоры с туземцами, и он смог достать только одну пирогу[293 - Потерпев неудачу у бакале, Марш попытался нанять пирогу и гребцов у окота, но также без особого успеха; ему удалось лишь приобрести продовольствие в деревне оссьеба на правом берегу Огове (Ibid. P. 252). О путешествии Марша из Самкиты на Сангалади см.: Ibid. P. 251–253.], на которую погрузил часть своих товаров, а другую оставил под охраной двух сенегальцев.

Мы проводим четыре дня в Самките. Из-за болезни Балле и Амона мы не можем продолжать наше совместное путешествие; впрочем, я и сам против общего отъезда, поскольку не надеюсь на пополнение ресурсов в этой местности; я должен быстрее продвигаться вперед, чтобы добыть их для своего отряда.

Я слежу за устройством больных в одной из хижин, построенных Маршем[294 - Марш устроил в Самките настоящий лагерь и обнес его палисадом, стремясь предотвратить воровство и излишнее любопытство со стороны туземцев (Ibid. P. 246).], и оставляю им четырех лапто; они будут находиться там, пока я не пришлю за ними кого-нибудь из оканда.

Приняв все предосторожности, 18 января я покидаю Самкиту. Мое подавленное состояние мешает мне осуществлять полный контроль за десятью пирогами[295 - В «Отчете» (Отч.-1. Гл. II) говорится об одиннадцати.] и примерно ста шестьюдесятью участниками плавучего каравана.

Глава VI. От Самкиты до Сангалади

Мы вскоре достигаем точки слияния какой-то речки с Огове с правой стороны[296 - Речь идет о реке Абанга, правом притоке Огове длиной 225 км.]. В своем верхнем течении она орошает земли, где, как говорят, обитает некая новая раса людей – это смелое и воинственное племя павинов, которые постепенно мигрируют к реке. Бакале, охотясь во внутренних областях страны, иногда встречаются с ними, но стараются избегать столкновений с чужаками, не понимая, что те, в силу своей малочисленности, никогда бы не стали предпринимать каких-либо враждебных действий.

До настоящего момента мы плыли между низкими и болотистыми берегами, прорезанными каналами. Никаких следов скал; почва, казалось, полностью образована наносами. Острова, первоначально просто песчаные мели, куда течение мало-помалу выбрасывало всякий растительный мусор, укрепились благодаря выросшим на них мощным деревьям, давшим начало рощам. Вокруг нас простиралась равнинная земля, которая начинала подниматься только на расстоянии двадцати километров от берегов.

Теперь же картина резко меняется. Огове, уже не столь широкая, но зато более глубокая, стиснута между двумя высокими берегами; мели встречаются реже; крутые берега обнажают корни, которые, корчась долгое время в пустоте, наконец падают в воду и уносятся потоком, чтобы превратиться в строительный материал для какой-нибудь новой отмели. Молчание широкого водного полотна, сверкающего под раскаленным небом, сменяется шумом буйной волны, бьющейся о скалистые берега; мы не страдаем больше от гнетущей неподвижности воздуха, которую не нарушало даже самое легкое дуновение; сейчас порывы ветра вместе с рекой приносят нам ощущение свежести. Становятся другими и краски окружающего мира: Огове меняет свой цвет от отраженных в ней темных силуэтов прибрежных растений, склоненных над водой; солнце умеряет свой блеск на темно-зеленом фоне деревьев, на котором сверкают иногда только яркие пятна комбо-комбо[297 - «Пробочное», или «зонтичное» дерево (Musanga Smithii, Musanga cecropioides Tedlie); из семейства цекропиевых, высотой от 10 до 15 м, со съедобными плодами. Встречается в экваториальном лесу, как правило, на вырубках, где благодаря питательному толстому слою перегноя растет очень быстро. В настоящее время из его древесины изготавливают изотермические потолки. См.: Dalziel J. M. The Useful Plants of West Tropical Africa. London, 1997. Vol. 4.].

Мы входим в зону террас, откуда начинается центральное плато этой горной области. С некоторых точек уже можно различить вдали за первыми холмами голубоватые очертания окотезских гор[298 - Страны окота.]. Миновав узкий проход, мы наталкивается на выступающую из воды огромную глыбу конической формы, которую туземцы считают богом Верхней Огове; проплывая мимо, каждый из них окропляет несколькими каплями этот каменный фетиш.