Рассказы

XII

Вениамин Аполлонович, встревоженный, усадил Наташу в кресло. Ее бледное, без кровинки, лицо было жутко освещено лихорадочными глазами. Вениамин Аполлонович пристально всмотрелся и побледнел.

– Что с вами?!

Наташа протянула ему обрывок бумажки.

Разбегающимися буквами на клочке были нацарапаны крупные, разорванные слова:

"Меня убили… Кто меня убил? За что меня, товарищи, убили, скорее скажите, я умру, скорее скажите, мне страшно, за что же? Никого нету, приходите же скорее, в больнице умираю. Николай".

Вениамин Аполлонович впился глазами в лицо Наташи.

– Он умер?

Наташа наклонила голову и зарыдала.

– Я была в больнице… Ночью умер… Там врач – меньшевик, он прислал эту записку… Что, что мы сделали?! Боже мой! Я не могу!

– Товарищ Наташа! – строго сказал Вениамин Аполлонович. – Слышите, товарищ Наташа! Опомнитесь!

Его твердая и тяжелая рука легла на голову Наташи. Наташа порывисто вскинулась, сбрасывая руку.

– Вы понимаете, что это?! – шепотом, с безумными глазами, проговорила она. – Пони-ма-ете? Мы убийцы! Мы убили нашего то-ва-рища!

Проговорила и ждала, исступленная, острая, как боль ожога.

– Успокойтесь, Наташа, возьмите себя в руки. Записка не опровергает ничего: написать…

– Как?! – с выкриком выпрямилась Наташа. – Вы думаете, что эта записка – ложь, что он лжет в ней?!

– Успокойтесь! Я ничего не думаю. Я говорю, что эта записка не опровергает фактов. Обыск в Салтыковке – факт.

– Нельзя лгать перед смертью! – опять перебила его Наташа, и опять ровный глухой голос Вениамина Аполлоновича повторил:

– Успокойтесь… Вы утверждаете, что мы ошиблись? Пусть мы ошиблись. Я вас спрашиваю: во имя чего совершена эта страшная ошибка? Отвечайте. И кто виноват? Вы? Я? Адольф? Нет, Наташа! Они-и!

Вениамин Аполлонович грозно вытянул руку к раскрытому окну.

– Они, Наташа, все те же наши враги, враги народа. Эта жертва на их чашу бесчисленных грехов и преступлений. И они заплатят нам за нее… А мы?!. Мы подняли новую ношу на наши перегруженные плечи. Не согнуться бы, Наташа, родная, не ослабнуть бы, не попустить… Вот что нам остается. Не сломаться в этой борьбе… под этой ношей!.. А-а-х!!

Он хрустнул пальцами.

– Ведь мы-то должны продолжать наш путь, Наташа. Мы-то остались жить. А каково нам будет идти с таким… с этим страшным грузом?!.

Наташа притихла. Она подумала о Семене.

Она ушла от Вениамина Аполлоновича поздно вечером. На груди под кофточкой уносила бережно сложенный обрывок бумаги, исписанный крупным почерком, – последнее письмо Николая. Ее красивое лицо было похоже на мертвое лицо затворницы. Строгий и молчаливый Вениамин Аполлонович проводил ее до двери и в дверях молча поцеловал в лоб.

С двумя полосками на серебряных погонах человек взглянул на часы, ударившие восемь раз, и взял телефонную трубку. Назвал номер коротко и повелительно и ждал, подпирая бровями оседавший на глаза большой, неумолимый лоб.

– Алло… Ну… что у вас хорошенького?

В трубке зашипело, кашлянуло, и голос глухой, ровный пополз оттуда:

– Чуть было не сорвалось, полковник…

Набирая на жесткий, окантованный воротник мундира складки шеи, человек в погонах наклонил голову и слушал, выразительно играя бровями.

Часы показывали десять минут девятого. Вениамин Аполлонович Гудим положил трубку и сел в кресло. На костлявое лицо вылезла странная улыбка и шевельнула волосатые уши.

Коротенькая женщина

I

Почему все мужчины такие гадкие? – думала Туся, тщательно подкругляя пилкой полированные, розовые ногти. – Сами же лезут целоваться и дальше, а… потом – зевают?!"

Жорж Семенцов обещал вчера идти в оперетку, а когда нацеловался – вдруг вспомнил, что у него есть какое-то неотложное дело, и ушел с такой торопливостью, будто боялся, что у него попросят взаймы.

"В следующий раз ни за что не позволю ему!.. – твердо решила Туся. – И Вовка сейчас придет, и ему тоже не позволю".

В час, когда должен был прийти Вова, в комнату вместо него вошел незнакомый человек в лохматой шапке и, осмотревшись, протянул Тусе ордер на право занятия ее комнаты. Туся сперва не поняла, а когда поняла – всплеснула руками.

– А как же я?!

Незнакомец еще раз оглядел комнату, посмотрел на Тусю и сказал:

– Придется вам куда-нибудь перебраться… Вы одна здесь живете?

– Ну конечно же, одна!

– Мне нужна комната. Вы нигде не служите?

– Нет.

Незнакомец пожал плечами и повторил:

– Мне нужна комната. У меня совершенно нет времени заниматься опять поисками, да и бесполезно это! Город набит до отказа.

На глазах Туси задрожали слезы. Голубая тесемочка торчала у нее из-под кофточки и смешно дрыгала от готовых прорваться всхлипов. Беспомощно она повела глазами по комнате, словно прощаясь со всем, что в ней было, и, не выдержав, всхлипнула.

Незнакомец сдвинул на затылок лохматую шапку и досадливо почесал переносицу.

– Как это все неприятно!.. Послушайте… – он посмотрел на ширмы в углу, потом на Тусю, – может быть, вы пока там вот, в углу, ширмами как-нибудь… Пока, а там что-нибудь придумаем.

Туся тоже посмотрела на ширмочки, потом на незнакомца. У него был досадливо наморщен лоб.

– Я совсем не хочу выбрасывать вас на улицу! – добавил он.