Армянские мотивы

– Помчали, – ответила я, поняв, что он придёт помогать.

И куда девался вес наполненного водой «кожа»? С размаху водрузив его на правое плечо, я неслась в гору, к себе домой, будто на меня не давили почти два ведра родниковой воды.

… Не так давно, незадолго до своей кончины, моя младшая сестра, та самая маленькая Ида Мелик-Мирзахан, историк и музыкант, на свои средства провела трубопровод от прадедушкиных лесных родников до деревни. Теперь эти родники дошли до центра Хндзристана и других его мест. «Вода должна быть общей», – как говорил наш папа. Сегодня кристально чистой, студёной водой может утолить жажду любой житель нашего родного села, а также его гости. Идин родник стоит и на «новом» кладбище. Возвращаясь в село, можно умыться и попить живой воды. На здоровье!

Звёздное небо над головой

Юре

Владимир Душский. Россия, г. Москва

Родился в 1941 году и всю жизнь прожил в Москве. Окончил механико-математический факультет МГУ. Кандидат физико-математических наук. Трижды, принимая участие в научных конференциях, посещал Армению. Около 50 лет преподавал математику в московских вузах. Параллельно сочинял. Являюсь автором трёх книг, изданных в России; несколько рассказов опубликованы в США и Германии. В настоящее время на пенсии.

Предоставленная самой себе, ложка лениво собирала со дна остатки вконец остывшей каши, а из головы всё не шло вчерашнее письмо. Мать, конечно, бодрилась – «ты не волнуйся, у нас всё в порядке…» – но, как только речь заходила о деле, всё оказывалось совсем наоборот. С продуктами всё хуже, вот только «заказы» порой достаются. В пионерлагере, где Ленка, их накормили какой-то дрянью, так три дня в туалете народу, как на митинге, было. Митинги, понятно, своим чередом, только сыт ими не будешь. Да и у Бориса с кооперативом ничего толком не светит. Странно, пишет, он ведь такой серьёзный человек! Напротив, странно было бы, если б у них там дело пошло. Ведь вся его жизнь – в НИИ, где годами исследовалось, что было бы, если бы вообще ни хрена бы не было. При том, что отчим неплохой человек и поговорить с ним порой интересно – только это не продаётся! Вернусь – придётся за дело браться всерьёз – не стройотряд какой-нибудь, а постоянно, с нормальной зарплатой. Пора «брать на себя»…

– Да ты слушаешь, что тебе говорят?! Как нога, спрашиваю!

Нога болела. И, пожалуй, сильней, чем вчера.

– Да ничего, вроде…

– Только вот морда лица твоего…

– При чем здесь морда, если речь о ноге?! Пройдёт. Не сегодня, так завтра.

– Говорят, хорошо б подорожник…

– Надо было с самого начала, как только…

– А у нас в походе, если кто захнычет, так командор к нему подходит, руку ему на плечо, значит, и говорит – проникновенно так, душевно: «Послушай, тебя, может, пристрелить, чтоб не мучился?» Помогало!

– Так Макс же не хнычет, наоборот!

– Боится, что пристрелят!..

Миски тем временем опустели, да и кружки тоже.

– Значит так, товарищи стройотрядовцы. Насытились? Остроумие своё показали? Тогда за работу. А ты, Макс, с Араиком в поликлинику в город. Ему всё равно туда надо.

– Послушай, Игорь, а может?..

– Никаких «может». Это приказ. А их – что? Правильно. Что делать, оба мы хороши: я отпустил медичку, ты запустил болячку. Теперь придётся расхлебывать. А пока отдыхай. Араик кликнет.

Игорь отправился было догонять свой отряд, но тут же обернулся:

– А в утешение – секретная информация. Вечером хозяева что-то особенное затевают, праздник у них какой-то. Так что брюхо в городе особенно не набивай. И помни: военная тайна…

Разбудил его (он даже задремать умудрился) чудовищный грохот. Араик что-то подкручивал в уже заведённом мотоцикле, а тому – похоже, он был постарше своего хозяина – это было не по нраву, и он ревел, скрежетал и чуть не подскакивал от негодования.

– Слушай, ты как ехать хочешь? На заднем пыли больше, а в коляске ногу сгибать. Выбирай!

Максим выбрал «сзади».

– Что, сильно болит? – участливо спросил старик. – Ничего, за час доедем. Если без происшествий, – на всякий случай добавил он. Доехали они даже быстрее, но что это была за поездка! В общем, когда Максим сполз со своего сиденья, то нога вроде уже и не болела – просто болело всё тело. Старик же, казалось, пребывал в полном порядке и даже протягивал руку: «Слушай, тебе помочь?»

Быстро нашлась и поликлиника. К хирургу, странное дело, никого не было. Правда, со времени землетрясения прошло уже как раз полгода.

Художник Артур Манукян

Хирургом оказалась совсем почти девчушка по фамилии Зубкова. «Ей бы в стоматологию!» – мысленно сострил Макс, но тут же его внимание переключилось на фигурку докторши, которую она с замечательной ловкостью – ох, уж эти девки! – и маскировала, и одновременно подчеркивала своим белоснежным халатиком. Фигурка была классная. По-видимому, догадываясь о произведенном впечатлении, доктор Зубкова с подчёркнутой строгостью велела сестре вымыть пациенту больную ногу. Макс промычал было, что мыл утром, но докторша, саркастически взглянув на него, бросила: «А лучше обе!» – и вышла куда-то.

Осмотр был предельно кратким: «Здесь больно?» – «Не очень» – «А здесь?» – «Терпимо…» и по его результатам было постановлено, что вскрывать абсцесс преждевременно, и потому лечение ограничилось повязкой с изрядным количеством довольно вонючей начинки.

– Если завтра не станет лучше, приедете снова.

«Держи карман!» – подумал Макс и, вежливо поблагодарив, вышел. И тут же почувствовал, что охотно продолжил бы общение с доктором Зубковой, но только не во врачебном кабинете. А впрочем, можно и во врачебном. Он даже позволил бы ей продолжить заниматься его ногой – желательно, на условиях взаимности… «Эк размечтался, дурак!» – осадил он себя и, возвращаясь к земному, с удивлением обнаружил, что с ногой, вроде, стало полегче. Просто чудеса какие-то!..

– Слушай, тебе сейчас работать нехорошо, да? Давай поедем немного длиннее, зато я тебе место одно покажу. Ты в Армении в первый раз?

Максим кивнул.

– Когда ещё приедешь! А что запомнишь сейчас? Одни развалины? А Армения – очень красивая страна, вот какой её помнить надо. Поедем?

Всеми мышцами и костями, каждой клеточкой своей Максим помнил ещё мучения проделанной дороги, но, взглянув на Араика, он с удивлением увидел на лице старика что-то вроде просьбы и, безмолвно вздохнув, зашагал к мотоциклу.

– Ты не пожалеешь, – пообещал старик и совершенно неожиданно добавил: «Спасибо».

Минут через двадцать показалось какое-то село. Араик что-то крикнул через плечо – наверное, его название. Здесь тоже было немало разрушений, но строителей заметно не было – для них, видимо, не нашлось стройотряда.

Вскоре Араик заглушил мотор.

Они оказались на окраине села. Если не считать трёх-четырёх домов, это был пустырь, покрытый разнокалиберным гравием, из-под которого местами проглядывал тёмно-серый скальный монолит. Кое-где пробивалась и незатейливая растительность, даже деревца небольшие встречались, но зелень казалась посторонней для этого сурового пейзажа. Они обошли какой-то довольно большой сарай (как все здесь, каменный), и перед ними открылась панорама, ради которой, видимо, Араик и затеял эту поездку. Метрах в двухстах перед ними земля уходила вниз – вероятно, там был обрыв, – а дальше расстилалась широкая каменистая равнина. А у самого обрыва стоял монастырь.

– Вот и приехали, – подтвердил Араик.

Судя по всему, монастырь был пуст. Не было никого и вокруг. И одинокий, безмолвный, монастырь выглядел как-то особенно… Непонятно, почему, у Максима возникла потребность подобрать единственно верное слово – но слово не находилось. Торжественный, величественный, гордый – всё не то! Наверное, здесь нужен поэт – может быть, Лермонтов, «Мцыри»?! Но ведь и у того – просто «был монастырь». Неужто и Лермонтов не смог?.. Забавно! «Мы с Лермонтовым не сумели»…

Художник Артур Манукян

– Этот монастырь я и хотел тебе показать. Называется он Аричаванк. Он очень старый. Я простой крестьянин, и я не скажу, когда он построен. Может, триста лет назад, а может, и тысячу. Скажу только, что как Армения древняя страна, так и вера у моего народа древняя. С четвёртого века. Это сколько же, полторы тысячи лет уже?

– Даже тысяча шестьсот.

– Вот видишь!..

Старик замолчал, то ли давая своему спутнику прочувствовать грандиозность этих сроков, то ли сам в очередной раз поражённый их величием.

– Ну что, подойдём ближе?