Русское слово №08/2010

Кто в России выступал, расхваливал, восторгался содержанием книги Гоголя – «Выбранные места…»? Л. Толстой, П. Плетнёв, С. Шевырёв, В. Жуковский, С. Аксаков, П. Вяземский и др.

Толстой Л. Н. «Очень меня заняли последнее время ещё Гоголя «Переписка с друзьями…». Какая удивительная вещь! За 40 лет сказано, и прекрасно сказано, то, чем должна быть литература».[120 - Толстой Л. Н. ПСС, т. 18, с. 408.] (5 октября 1887 г.) «Ещё сильное впечатление у меня было, подобное Канту – недели три тому назад… Вся переписка… полна самых существенных глубоких мыслей. Великий мастер своего дела!».[121 - Там же, т. 19, с. 154.] (16 октября 1887 г.)

Вяземский П. (Пишет Чаадаеву). «У нас возбудила общее внимание книга Гоголя. Она очень замечательна по новому направлению, которое принято умом его. Замечательна и особенно хороша она и потому, что он ею разрывает со своим прошедшим».[122 - Храпченко М. Б. Указанное произведение, с.513.]

Шевырёв С. «Самая книга, – писал он, – для меня – переход Гоголя к какой-то высшей точке, переход во многом неуклюжий и странный, но, тем не менее, замечательный в психологическом и литературном отношении…».[123 - Там же, с. 523.]

Хвалебные реляции раздавались по всей России в журналах, газетах!

Письмо к Гоголю

На всю Россию в 1847 году раздался голос В. Белинского.[124 - «Современник», 1847, № 2.] «Нельзя перенести оскорблённого чувства истины, человеческого достоинства; нельзя умолчать, когда под покровом религии и защитою кнута проповедуют ложь и безнравственность как истину и добродетель».[125 - Белинский В. Г. «Письмо к Гоголю», Гос. изд-во «Художественная литература», М., 1956, с. 3.] Белинский продолжал: «Я не в состоянии дать вам ни малейшего понятия о том негодовании, которое возбудила ваша книга во всех благородных сердцах, ни о том вопле дикой радости, который издали, при появлении её, все враги ваши – и литературные (Чичиковы, Ноздревы, Городничие и т. п.) и не литературные, которых имена вам известны»».

Гоголь отступил от сущности и основного направления своего творчества, от его освободительных идей. «Великий писатель, – писал Белинский, – который своими дивно-художественными творениями так могущественно содействовал самосознанию России, давши ей возможность взглянуть на самое себя как будто в зеркале, – является с книгою, в которой во имя Христа и церкви учит варвара-помещика наживать от крестьян больше денег».[126 - Там же, с. 3–4.]

«И это не должно было привести меня в негодование?!. Да если бы Вы обнаружили покушение на мою жизнь, и тогда бы я не более возненавидел Вас за эти позорные строки…». «Или Вы больны, и Вам надо спешить лечиться; или – не смею досказать моей мысли…». «Вы не заметили, что Россия видит своё спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехах цивилизации, просвещения гуманности». «Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, сколько веков потерянного в грязи и навозе».[127 - Там же, с. 4.]

Белинский глубоко критиковал настроения и выводы Гоголя, касавшиеся церкви и религии. Церковь «всегда была опорой кнута и угодницей деспотизма», она была «поборницей неравенства, льстившей власти, врагом и гонительницею братства между людьми, – чем продолжает быть до сих пор». Белинский отвергал утверждение Гоголя о религиозности русского народа. «Приглядитесь попристальнее, и Вы увидите, что это по натуре своей глубоко атеистический народ… мистическая экзальтация вовсе не в его натуре».[128 - Белинский В. Г. «Письмо к Гоголю», с. 7.]

Так прозвучало, как набатный колокол, письмо Белинского к Гоголю «подводившее итог литературной деятельности Белинского, было одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, сохранивших громадное, живое значение по сию пору».[129 - Ленин В. И. ПСС, т. 20, с. 223–224.]

Гоголь в ответном письме Белинскому пытается оправдаться. Он услышал в словах Белинского голос демократической России, с которой было тесно связано его художественное творчество. Гоголь признаёт, что в России многое изменилось с тех пор, как я в ней не был, что мне нужно почти сызнова узнавать всё то, что ни есть в ней теперь. Что те представления о России, которые сложились у него в последнее время, далеки от реальной действительности. (Гоголь провёл за границей в общей сложности более 10 лет – с 1836 по начало 1848 года, за исключением немногих месяцев, проведённых в России).[130 - См. Храпченко М. Б. Указанное произведение, с. 528.]

Николай Михайлович Языков – поэт, близкий друг Гоголя, в мае 1845 году, писал ему: «Что-то постояннейшее и действительнейшее расстраивает твоё тело и томит и сокрушает дух твой. Приписываю это… долговременному пребыванию твоему между немцами среди чужого языка! Беги скорее от них, беги неоглядно». Предлагал Гоголю возвращаться в Россию и Погодин Михаил Петрович (профессор Московского университета). Гоголь не возвращался, не принимал советов своих друзей в России. «Для чего я приеду? Не видел я разве дорогого сборища наших просвещённых невежд? О, когда вспомню наших судей, меценатов, учёных, умников, наше аристократство, сердце моё содрогается».[131 - Литературное наследство, т. 58, с. 564.]

В письме к С. Аксакову (август 1847 г.) Гоголь пишет: «Да, книга моя нанесла мне поражение… Без этого поражения я бы не очнулся и не увидел бы так ясно, чего мне недостаёт». А в письме к Жуковскому он прямо заявил: «Я развернулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в неё». «Бог дал мне многостороннюю природу. Он поселил мне также в душу, уже от рождения моего, несколько хороших свойств; но лучшее из них, за которое не умею, как возблагодарить его, было желание быть лучшим».

Гоголь был глубоко огорчён критикой его книги. «Здоровье моё… потряслось от этой для меня сокрушительной истории по поводу моей книги. Многие удары так были чувствительны для всякого рода щекотливых струн, что дивлюсь сам, как я ещё остался жив» – сообщал он Смирновой А. О.

И, несмотря на это, Гоголь пишет письмо П. А. Вяземскому, 28 февраля 1847 года, в котором просит организовать второе издание книги «Выбранные места…». «Во глубине её лежит правда, и правда её может обнаружиться только тогда, когда вся книга будет прочитана».[132 - Там же, с. 685.] «Она нужна, слишком нужна всем – вот что покамест могу сказать; всё прочее объяснит тебе сама книга… книга эта разойдётся боле, чем все мои прежние сочинения, потому что это до сих пор моя единственная дельная книга». (Письмо Плетнёву П. А. 30 июля 1846 г.)

Как Н. В. Гоголь искал, трепетно ожидал последний день своей жизни

1852 год. В начале года Гоголь готовит к печати собрание своих сочинений. Намеков на болезнь писателя в это время не было. 25 января Гоголя посетил О. М. Бодянский (1808–1877) – профессор Московского университета. Он застал писателя за столом, на котором были разложены бумаги и корректурные листы. Гоголь пригласил профессора на воскресенье (27 января) к О. Ф. Кошелевой слушать малороссийские песни. Встреча не состоялась.

26 января. Умерла Е. М. Хомякова – человек Гоголю близкий и дорогой. Известно, что её смерть произвела необыкновенно тяжёлое впечатление на Гоголя. После первой панихиды по усопшей Николай Васильевич сказал её мужу А. С. Хомякову: «Всё для меня кончено». С этих пор мысль о смерти овладевает Гоголем. Он почти ежедневно бывает в церкви.

28 января. Гоголь зашёл к сёстрам Аксаковым и спросил, где похоронят Екатерину Михайловну. Получив ответ – в Даниловом монастыре, писатель «покачал головой и задумался так, что нам страшно стало: он, казалось, совершенно перенесся мыслями туда и оставался долго в этом положении.

29 января. Похороны Хомяковой, на которые Гоголь не явился. В этот день он ездил в Преображенскую больницу для умалишённых в Сокольниках. Там, в больнице, находился знаменитый московский блаженный Иван Яковлевич Корейша. Его многие навещали, испрашивали у него советов в трудных обстоятельствах жизни. Зачем Гоголь ездил в Преображенскую больницу? Не пришла ли к нему мысль, желание узнать волю Божию о себе через Божьего человека? Но, в последнюю минуту, убоялся.

30 января. Гоголь в своём приходе заказывает панихиду по Екатерине Михайловне, а потом заходит к сестрам Аксаковым, говорит, что ему стало легче. «Но страшна минута смерти», – добавляет он. «Почему же страшна? – возразил кто-то из Аксаковых. – только бы быть уверену в милости Божией к страждущему человеку, и тогда отрадно думать о смерти». «Ну, об этом надобно спросить тех, кто перешёл через эту минуту», – ответил Гоголь.

1 февраля. Гоголь на обедне в своей приходской церкви. После обедни снова заходит к Аксаковым, хвалит свой приход и священника. «Видно было, что он находился под впечатлением этой службы, – вспоминала В. С. Аксакова, – мысли его были все обращены к тому миру».

2 февраля. Был в храме у обедни, а накануне – на всенощной. Пишет письмо матери и В. А. Жуковскому. В письме к матери он пишет: «Мне всё кажется, что здоровье моё только тогда может совершенно как следует во мне восстановиться с надлежащей свежестью, когда вы все помолитесь обо мне как следует, то есть соединённо, во взаимной между собой любви, крепкой, крепкой, без которой не приемлется от нас молитва». В письме к Жуковскому Гоголь говорил о своём главном труде – «Мёртвых душах»: «О себе что сказать? Сижу по-прежнему над тем же, занимаюсь тем же. Помолись обо мне, чтобы работа моя была истинно добросовестна и чтобы я хоть сколько-нибудь был удостоен пропеть гимн Красоте Небесной».

3 февраля. Гоголь в церкви на обедне. Оттуда пешком идёт к Аксаковым, жалуется на усталость. «В его лице, – вспоминает Вера Сергеевна, – точно было видно утомление, хотя и светлое, почти весёлое выражение».

4 февраля. Он заехал к Шевырёву С. П. (1806–1864) – профессор Московского университета. Гоголь сообщил, что «некогда ему теперь заниматься корректурами». Степан Петрович и Софья Борисовна заметили перемену в его лице и спросили, что с ним. Он отвечал, что «дурно себя чувствовал и кстати решился попоститься и поговеть» (11 февраля начинался Великий пост). «Зачем же на масленой?», – спросил его Шевырёв. – «Так случилось, – отвечал он, – ведь и теперь Церковь читает уже: «Господи, Владыко живота моего!» и поклоны творятся».

5 февраля. Гоголь жаловался заехавшему к нему Шевырёву на «расстройство желудка и на слишком сильное действие лекарства, которое ему дали». В этот же день он едет к своему духовнику, отцу Иоанну Никольскому, – известить, что говеет, и с просьбой назначить день, когда можно приобщиться. Божественная литургия была назначена на четверг. В этот же день Гоголь провожал на станцию железной дороги гостившего у графа Толстого Ржевского священника Матфея Константиновского (1792–1857). С этого дня писатель прекратил всякие литературные занятия! Готовится к причастию Святых Христианских Тайн. Начиная с 5 февраля он почти ничего не ест, большую часть ночей проводит в молитве. Доктор Алексей Терентьевич Тарасенков пишет в своих записках: «Масленицу он посвятил говенью; ходил в церковь, молился весьма много и необыкновенно тепло; от пищи воздерживался до чрезмерности, за обедом употреблял несколько ложек капустного рассола или овсяного супа на воде. Когда ему предлагали кушать что-нибудь другое, он отказывался болезнью. Трудно решить, сколько правды было в его словах; однако, легко можно себе представить, что при такой внезапной перемене образа жизни он действительно становился болен. Впрочем, в это время болезнь его выражалась только одною слабостью, и в ней не было заметно ничего важного…».[133 - «Слово», 2002, № 2, с. 5.]

7 февраля. Рано поутру Гоголь едет в свою бывшую приходскую церковь, исповедуется и причащается там. За обеднею, он пал ниц и много плакал. Был уже слаб и почти шатался. Вечером снова возвращается в церковь и просит священника отслужить благодарственный молебен. Вспоминает княжна В. Н. Репнина-Волконская: «Видела Гоголя последний раз 7 февраля. Он был ясен, но сдержан, и всеми своими мыслями обращён к смерти… Мысль, что мы его скоро потеряем, была так далека от нас; а между тем тон, с каким он прощался, на этот раз показался нам необычайным, и мы между собою заметили это, не догадываясь о причине. Её разъяснила нам его смерть».[134 - Там же.]

В ночь с 8 на 9 февраля после продолжительной молитвы на коленях Гоголь уснул на диване без постели. (Якобы во сне слышал голоса, говорившие, что он умрёт).

10 февраля. Гоголь просит графа Толстого передать свои рукописи святителю Филарету, митрополиту Московскому, чтобы тот определил, что нужно печатать, а чего не следует. Граф не принял бумаг, опасаясь утвердить в нём мысль о смерти. С этого дня Гоголь перестал выезжать из дому.

11 февраля. В доме графа служили Великую вечерню. Гоголь отстоял всю службу. День провёл почти без пищи, ночь – в молитве со слезами.

В ночь с 11 на 12 февраля Гоголь сжигает свои рукописи. Сжёг всё! Физическое состояние Гоголя в эти дни резко ухудшается. Очевидцы заметили в нём усталость, вялость и даже изнеможение.

14 февраля. Навестить писателя пришёл Хомяков. Гоголь сказал ему: «Надобно меня оставить, я знаю, что должен умереть». Деньги, которые он имел при себе, просил раздать бедным.

16 февраля. Гоголя посетил доктор Тарасенков, убеждал его подчиниться указаниям врачей. Николай Васильевич – отказался. Уговаривали его послушать врачей граф Толстой и другие лица. Всё напрасно!

18 февраля. Гоголь соборовался, исповедовался и причастился. После чего слег в постель и больше уже не вставал. Он был твёрдо убеждён, что жизнь его в руках Господа, а не в руках врачей.

19 февраля. Доктора (профессор А. Альфонский, А. Овер, К. Сокологорский), приглашенные к больному, приняли решение лечить его насильно. (Тёплая ванна, пиявки, горчичники). Насильственное лечение, вероятно, ускорило смерть Гоголя.

21 февраля, около восьми утра, Гоголь скончался. Последними словами его были: «Как сладко умирать». Писателю-художнику было 43 года.

Вся Москва решительно была на похоронах. Огромная университетская церковь не вмещала всех желающих проститься с Гоголем. Гроб на руках донесли до могилы в Даниловом монастыре, верных 6 верст. На похоронах присутствовал Московский военный генерал-губернатор А. А. Закревский.[135 - Литературное наследство, т. 58, с.743.]

Сообщение о смерти Н. В. Гоголя было напечатано в «Московских ведомостях» № 24, 23 февраля 1852 г. Сообщение о похоронах – в № 25, 26 февраля.

О последних днях Гоголя вспоминает Аксакова В. С. 20 февраля: «Чувствовал озноб по ночам. Это был понедельник на масленой. Вечером, в четверг на масленой же он приобщился в церкви, имел какое-то видение или сон, что он умрёт, и хотел в субботу уже собороваться, но его уговорили отложить. Он ужасно постился, изнурял себя чрезвычайно. Не пускал к себе почти никого. Не хотел принимать лекарства. Всё читал священные книги, приобщился ещё раз, соборовался и скончался».[136 - Там же, с. 744.]

Семья Аксаковых долго и тепло дружила с Н. В. Гоголем. Воспоминания о писателе членов семьи довольно обширны. Сам Сергей Тимофеевич (1791–1859), его жена, сыновья и дочери в своих воспоминаниях оставили ценные страницы о Гоголе. В делах писателя С. Т. Аксаков принимал самое живое участие в течение всей жизни Гоголя и сделал ему немало добра. Материально помогал, охотно выполнял всевозможные поручения Гоголя, знакомил с событиями литературной жизни Москвы. Но «талант господина Аксакова слишком субъективен для метких общественных характеристик, слишком полон лиризма для спокойной оценки людей и произведений, слишком наивен для острой и глубокой наблюдательности».[137 - Добролюбов Н. А. ПСС, т. 11, М., 1995, с.452–453.]

Очевидно, каждый из читателей может поставить вопрос: почему и зачем Гоголь сжёг свои рукописи? На этот счёт существуют разные версии. М. Погодин: «…здесь действовала одна жестокая душевная болезнь». К. Мочульский: «Несомненно, Что Гоголь совершил сожжение в состоянии умоисступления». С такими мнениями согласиться никак нельзя. Писатель сжигал рукопись после продолжительной молитвы, в полном здравии! В предисловии к «Выбранным местам…» Гоголь говорит, что своей новой книгой он хотел искупить бесполезность всего, доселе им написанного. Фактически, писатель отрекался от своих прежних произведений (в смысле религиозном, духовном).

Тургенев И. С. на смерть Гоголя откликнулся статьей «Письмо из Петербурга», опубликованной в «Московских ведомостях» 13 марта 1852 года. Привожу некоторые фрагменты из этой публикации: «Гоголь умер! – Какую русскую душу не потрясут эти два слова? – Он умер. Потеря наша так жестока, так внезапна, что нам все ещё не хочется ей верить. Да, он умер, этот человек, которого мы теперь имеем право, горькое право, назвать великим; человек, который своим именем означил эпоху в истории нашей литературы; человек, которым мы гордимся. Он умер, пораженный в самом цвете лет, в разгаре сил своих, не окончив начатого дела… Не время теперь и не место говорить об его заслугах – это дело будущей критики… нам теперь не до того: нам только хочется быть одним из отголосков той великой скорби, которую мы чувствуем. Не оценять его нам хочется, но плакать; мы не в силах говорить теперь спокойно о Гоголе… самый любимый, самый знакомый образ неясен для глаз, орошённых слезами… Но невыразимо тяжело было бы нам подумать, что последние, самые зрелые плоды его гения погибли для нас невозвратно – и мы с ужасом внимаем жестоким слухам об их истреблении… Какое бы ни было окончательное место, которое оставит за ним история, мы уверены, что никто не откажется повторить теперь же вслед за нами: Мир его праху, вечная память его жизни, вечная слава его имени!».[138 - Тургенев И. С. Соч. т. 11, с. 64–65, Или «Московские ведомости», 1852, 13 марта.]

Статья Тургенева была запрещена к публикации цензурой! Имя Гоголя вообще не велено было упоминать. И только заботами попечителя Московского округа генерала Назимова статья была опубликована. Но 16 апреля автор её – за ослушание и нарушение цензурных правил – был арестован на месяц, а затем отправлен на жительство в деревню. Писатель Е. М. Феоктистов, за содействие в напечатании статьи Тургенева – отдан под надзор полиции.

Последнее путешествие Гоголя

Весной 1850 года он посетил Никулейский монастырь в городе Малоярославце. Затем он решил побывать в Калуге, где собирался совершить паломничество в Оптину пустынь, там он молился весьма усердно и с сердечным умилением. Писатель в этом монастыре провёл всего три дня. Встретился с монахом отцом Макарием. В длительных беседах со старцем просил принять его в семью монахов. В 1851 г. второе посещение Оптиной пустыни. В сентябре этого же года Николай Васильевич, неожиданно для всех, вновь уехал в Оптину. Макарий встретил посетителя довольно сдержанно и отказал в принятии писателя в обитель!? «Мне очень жаль вас, что вы находитесь в такой нерешительности и волнении. Когда вы ощутите спокойствие, то будет знаком воли Божией» (Макарий).

Незадолго до смерти Гоголь говорил своему близкому другу: «Ах, как много я потерял, как ужасно много потерял, что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка Макарий не взял меня к себе в скит».

Между тем, это было не первое паломничество Гоголя. В 1848 году, втайне от всех, он совершил молитвенное путешествие во Святую землю (Иерусалим). В письме В. А. Жуковскому он сообщал: «Моё путешествие в Палестину точно было совершено мною затем, чтобы узнать лично и как бы узреть собственными глазами, как велика чёрствость моего сердца. Друг, велика эта чёрствость! Я удостоился провести ночь у Гроба Спасителя, я удостоился приобщиться от Святых Таин, стоявших на самом Гробе вместо алтаря. И при всём том я не стал лучше! Тогда как всё земное должно бы во мне сгореть и остаться одно небесное».[139 - «Культура», 2006, с. 2–15, 11, № 43.]

Отказ старца Макария постричь его в монашество явился для Гоголя страшным ударом, от которого он не справился уже до самой смерти.

Гоголь страдал от многих, как он считал, болезней – частые простуды, ушные нагноения, головные боли, нервные расстройства, геморроидальные колики, воспаление кишечника. Лечащий врач его А. Т. Тарасенков утверждал, что большинство этих недугов были придуманы его пациентом.